Меркель обрекает Германию на роль статиста мировой политики

МИНУС ЕДИНИЦА

Два месяца назад, когда мы публиковали репортаж с презентации новой книги бывшего посла СССР в ФРГ Юлия Квицинского, у нас возник редакционный спор: стоит ли нам воспроизводить его более чем пессимистические оценки перспектив отношений России и Германии? Для редакционных сомнений было несколько поводов: во-первых, бывший дипломат сегодня является депутатом от оппозиционной партии, и это обстоятельство даже исподволь принуждает его к оспариванию политической линии Кремля – в данном случае на стратегическое партнерство с Германией. Во-вторых, Квицинский, доказывая на множестве примеров из периодов мира между нашими странами ненадежность германского истэблишмента – от кайзеровского до современного, приходил к далеко идущим выводам о немецкой нации вообще.

Соблазн острой публикации мы тогда положили на одну чашу весов, а восприятие нашей позиции нашими германскими читателями – на другую. Весы склонились в пользу самоцензуры, которую мы и осуществили, изменив заголовок и убрав самые нелицеприятные абзацы.

Над нами тогда ничто не довлело, кроме нежелания быть не понятыми. Мы привыкли к чувствительности и тревожной мнительности западных европейцев. Общение с ними само по себе способствует выбору умеренных интонаций и взвешенных оценок – пока, разумеется, рак на горе не свистнет системой «Град» по средней школе в городе Цхинвал.

Когда это случилось, мы, конечно, не думали, что на Западе многие проникнутся живым сочувствием к одному из многих маленьких кавказских народов. И хотя вопрос о непризнанных территориях бывшей советской Грузии поднимался не один раз Москвой в связи с самоопределением Косово, мы допускали, что западная аудитория может это пропустить мимо ушей и толком не понять, о чем идет речь. И мало ли у нее проблем, начиная с личного здоровья и кончая климатической катастрофой, чтобы вдаваться во все перипетии кавказского узла.

Но стратегическое партнерство заключается в Европе – в отличие от Штатов – все же грамотными политиками. Мало того, политический истэблишмент Германии в лице дипкорпуса, экспертного и журналистского сообществ достаточно хорошо представляет себе ситуацию на Кавказе, и его наиболее профессиональные представители знают на ощупь подводные камни этого региона. И наконец, принадлежность к европейской культуре предполагает подход к человеческой трагедии с нравственных позиций, а не только с точки зрения Realpolitik.

Да, Realpolitik – слово еще более немецкое сегодня, чем раньше. Нам было понятно и то множество условностей, которое сдерживает любого европейского политика от безапелляционных оценок, и те особые обстоятельства, которые на протяжении десятилетий обуславливали политическую зависимость Германии от США. И когда Ангела Меркель, прибыв в Сочи в каком-то взъерошенном состоянии, в промежутке между встречами с Кондолизой Райс и Джорджем Бушем, никто из нас, разумеется, не рассчитывал, что она поднимет над головой юго-осетинский флаг и запоет «Янки, гоу хоум» на манер Уго Чавеса. Ожидалось скорее некое взвешенное, очень осторожное, ссылающиеся на общегуманистические принципы заявление. Мы не ждали невозможного от этой женщины: мы ждали простого, соответствующего ее личной скромности, даже бытового суждения о неприемлемости насилия.

Но мы этого не дождались. Вместо человеческого разговора мы прослушали стандартную, штампованную лекцию агитатора-пропагандиста за демократию, понимаемую как приязнь ко всем, кто лоялен американскому Белому Дому, и абсолютное вытеснение всех прочих человеков, народов и рас. Если бы это нам говорила Кондолиза Райс, мы бы понимающе или даже с сочувствием подмигнули ей: мели, емеля, твоя неделя. По крайней мере, нам было бы не в чем разочаровываться: ну, работа у нее такая... Нет, мы не были очарованы мадам Меркель, но как-никак круглый, добрый, домашний и непритязательный ноль чем-то уютнее, чем колючая холодная минус единица. 

ДВЕ ЦЕНТРАЛЬНЫЕ ЕВРОПЫ

Как мы уже отметили в комментариях к январской статье Акселя Лебана, предупреждавшего – и вполне прозорливо – о готовящейся коллизии Запада и Востока, Россия не слишком избалована приязнью Запада. Впрочем, следует все же уточнить, чтό русские имеют в виду, подразумевая Запад.

То формальное географическое разделение Европы, которое принято в сводках Liberty/Free Europe, русским человеком не воспринимается прежде всего потому, что страны, еще на памяти сорокалетних людей входившие в состав социалистического содружества, как-то не вяжутся с понятием «Центральная Европа». И при всем понимании того факта, что между Румынией и Болгарией, с одной стороны, и Польшей, Чехией и Прибалтикой с другой, существуют несомненные культурные различия, нынешняя сегрегация на «восточных» и «центральных» европейцев нам внутренне претит. Может быть, нам слишком крепко прививали в средней школе постулаты интернационалистического равенства, а может быть, это разделение нам кажется двусмысленным, имеющим оттенок расового подхода. Как, к примеру, и разные типы европейских виз для «второсортных» неграждан.

Любопытно другое: наше умозрительное восприятие разделения Европы по существу ближе к действительности, чем официальное деление. И как раз потому, что официальное деление исходит не из действительного, а из желаемого. Хочется, чтобы не просто Европа – с границами от Арктики до Гибралтара – а своя, устоявшаяся, благополучная, уютная Центральная Европа была больше и тем самым надежнее. Вместо этого, даже без особого повода – не считать же поводом рисунок нахохленной картошки в газете! – ближайший восточный сосед Германии, пятижды обласканный всем сообществом Запада за свою пионерскую роль в сокрушении соцсодружества, принятый за это в НАТО первым из всех как бы самочинно эмансипировавшихся от Москвы стран, начинает вести себя с неожиданной и обидной неблагодарностью. При этом виноваты у молодой демократии оказываются все подряд, даже украинцы, приписанные Варшаве по европейскому разделению труда. И даже их суд над генералом Ярузельским выглядит как-то несамостоятельно, вторично, неотделимо от нарциссически обсасываемого вопроса о том, кто безупречнее себя вел при падении холодного занавеса, и кто был, соответственно, суровее и беспощаднее к своим Маркусам Вольфам и Хонеккерам.

Когда обнаруживается, что Германия ничуть не больше собирается изгонять тени прошлого, чем Россия, новоявленные средние европейцы, естественно, продуцируют теорию заговора. Теорию очень простую и логичную: были 70-е годы, Брежнев был заинтересован не только в Хонеккере, но и в Вилли Брандте, и Советы даже якобы подкупили восьмерых членов бундестага, чтобы оставить в Бонне этого удобного человека. И в это самое время двуличные германские господа, в душе типичные империалисты, задумывали зловещую сделку между «Рургазом» и «Газпромом», и строили газопровод Ямал–Европа.

Эта конспирология новых средних европейцев не была бы столь актуальна, не будь проекта Северо-Европейского газопровода, и не заседай там Герхард Шредер, накануне взявший на воспитание бездомную русскую девочку. В свою очередь, стремление быть лучшим католиком, чем Римский Папа, неизбежно актуализируется, когда происходит именно это – переход Святого Престола из польских рук в немецкие.

Политический детский сад, происходящий за соседним забором, можно игнорировать до поры до времени, делая вид – разумеется, для внешнего наблюдателя – что в единой Европе все хорошо и складно, что европейский субъект существует не только в форме валютной единицы. И все это худо-бедно получается до той поры, когда дипломатическая сухость между одной Центральной Европой и другой Центральной Европой не грозит превратиться в настоящий водораздел по причине, связанной с Россией – даже если спровоцировала эту ситуацию вовсе не Россия. 

НЕСВОЕВРЕМЕННАЯ МЯСОРУБКА

Конфликт на Кавказе неприятен для официального Берлина, ибо обнажает фиктивность географической Центральной Европы. Ситуация неприятна, поскольку понуждает к каким-то внешним действиям, к которым не все готовы: одно дело кулуарные беседы с русскими газовиками, другое – открытый политический выбор. И мадам Меркель старается быть строже, облачается, несмотря на жару, в пиджак, чтобы быть отстраненнее и чтобы никто не мог ее заподозрить даже в ничтожном элементе неформальности. Ибо едва она даст повод, то тут же пойдет писать уже купленная с потрохами губерния – о газовой сделки с Москвой за счет страдающих демократических государств, о нежелании выставлять дополнительных бойцов в Афганистан, о военных и торговых сделках с Ираном, и так далее.

Это можно тысячу раз понять. Точно так же можно понять ощущения опытного банкира и дипломата Акселя Лебана, который всю свою карьеру построил на выстраивании формата двусторонних экономических связей, из которого и выросло партнерство, лишь спустя десятилетия названное стратегическим. Долговременным энергетическим контрактам между Германией и Россией, подготовкой которых он занимался, всегда мешали военные конфликты с участием нашей страны – начиная с вторжения советских войск в Афганистан. Все шло поступательно и спокойно, заключались соглашения об обмене активами, продвигался проект СЕГ, на средства «Рургаза» реставрировалась Янтарная комната, готовился новый текст российско-европейского договора – и тут на тебе, российские танки в Грузии, корабли Черноморского флота у ее берегов, острейшая полемика в эфире с участием российских генералов...

Но не все, что можно понять, можно простить. Притом не с персональной или национальной точки зрения, а с общечеловеческой. Дело в том, что войны исчисляются жертвами, в том числе среди гражданских лиц. Их может быть больше или меньше, и это зависит не только от генералов. Истэблишменту Германии не могло не быть известно, с чего начался последний кавказский конфликт: о возможности кровопролития предупреждали многие западные аналитики, и оно случилось, и случилось вероломно, под покровом ночи, вопреки мирному заявлению накануне. Неизвестно было другое – насколько резко и всеобъемлюще отреагируют Соединенные Штаты как на разгром военной машины своего ставленника на Кавказе, так и на признание Россией Южной Осетии и Абхазии ровно в день Демократической конвенции, и чего именно в этой связи Вашингтон потребует от Европы.

И на первый страх, связанный с расколом Евросоюза, накладывался второй, предощущающий не самый удобный для Берлина, как и Брюсселя, исход американских выборов.

Истэблишмент Германии не хотел «гнать волну». И потому не вмешался в ситуацию в тот момент, когда число жертв среди гражданского населения Южной Осетии можно было уменьшить. Да, возможности Берлина были ограничены, но хотя бы пригрозить Грузии экономическими санкциями было возможно и уместно. А для начала было возможно и уместно назвать вещи своими именами, пусть и не обязательно употребляя термин «геноцид».

Когда ружье в первом акте висит на стене, в последнем акте оно стреляет. Однажды в текст Евроконституции забыли включить даже упоминание о христианских ценностях, лишь бы не обиделся кто. Сегодня потребовалась ссылка на краеугольные принципы мирового субъекта под названием Евросоюз – и оказалось, что ссылаться не на что. И оттого приходится прикрывать официальным видом отутюженного пиджака всю неэстетичность положения, в которое поставила свою страну генеральный канцлер. 

ИЗ ЧЕЙНИ ВЫПУСТИЛИ ВОЗДУХ: «ФУЛТОНА» НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ

Кавказский конфликт, грозивший серьезной интернационализацией, в итоге заканчивается без серьезных потерь: никакой мировой войны не возникает, Евросоюз воздерживается от санкций против России, президент Франции едет в Москву, его министр иностранных дел внезапно отказывается от недавних инвектив в адрес Москвы, а натовские корабли в Черном море называет «американскими». В свою очередь, министр иностранных дел Италии Франко Фраттини говорит в лицо вице-президенту США Дику Чейни, что Европа не намерена торопиться с расширением рядов НАТО.

В другой ситуации – еще три года или даже год назад – вице-президент Чейни недвусмысленно напомнил бы итальянскому министру, что перечить Америке ему не по чину, и произнес бы речь, вполне созвучную фултонскому бенефису Черчилля. Особо чуткие либеральные перья именно этого ждали. И даже предвкушали, судя по дежурно-злорадным «пугалкам» газеты «Коммерсант». Но из Дика Чейни ко времени его прибытия в Рим будто выпустили воздух. И даже можно догадаться, где именно это произошло.

Вначале второму лицу большой и самой могущественной в мире военной державы представил свои возражения маленький Азербайджан, на руководство которого, мягко говоря, не произвели вдохновляющего впечатления недавние политические действия Тбилиси. Собственно, еще до этих действий Баку недвусмысленно намекал на желание как-нибудь обойтись без грузинского посредника в экспорте нефти и газа.

Рассчитывая на более теплый пример в Киеве, Дик Чейни также жестоко обманулся. Простое умозаключение о том, что вовлечение Черноморского флота в российскую операцию по принуждению Грузии к миру автоматически сплотит украинскую демократическую коалицию, оказалось совершенно несостоятельным. Премьер Юлия Тимошенко не только не собиралась бросаться в объятия президента Ющенко перед лицом «угрозы с Востока», но и популярно разъяснила, что не намерена этими объятиями ставить под угрозу единство Украины. Оказалось, что пример признания Абхазии и Южной Осетии не только не вдохновляет премьера на вызывающие действия в адрес России, а напротив, учит их избегать, чтобы не повторить грузинского примера. В итоге он явился в Рим настолько обескураженным, что здесь этого просто не могли не заметить.

Выводы были сделаны и там, откуда «смотритель демократии» начинал свой вояж. Сразу же после провального тура Чейни появляется первая статья в The Washington Post с признанием факта агрессии со стороны Грузии, на следующий день в том же духе высказывается несколько американских сенаторов и – что существенно – спикер Пентагона Эрик Эдельман. А вслед за этим мировые СМИ фокусируются на пламенной речи Нино Бурджанадзе, фактически обвиняющей Михаила Саакашвили не просто в авантюризме, а в предательстве интересов Грузии. И даже демонстрируемая Москвой дружба с Чавесом, посылающим Вашингтон с трибуны куда подальше, не прерывает тенденции внезапно наступившей разрядки – а вовсе не новой «заморозки» после «оттепели», которым пугал читателей и наших германских друзей банкир Аксель Лебан. 

НИКТО НЕ ХОЧЕТ ТЕРЯТЬ РОССИЮ

Объяснений этому повороту находится множество: Буш не хочет уйти со сцены как политик, «потерявший Россию»; Америка заинтересована в партнерстве с Россией в Афганистане; Америка не может позволить себе третью войну, не завершив две других; наконец, Америка на самом деле готовится к совершенно другой войне, для чего и размещает ПРО не только в Польше и Чехии, но и в неназванной, но всем известной ближневосточной стране.

На самом деле объяснение может быть проще и банальнее: в городе Поти российские военные нашли, помимо кассетных бомб и фотографических свидетельств американского инструктажа, какие-то еще предметы или документы, весьма неприятные для Белого Дома и Дика Чейни в частности. После чего воспроизведение Фултона в Риме просто отменяется, а Михаил Саакашвили, своими действиями только оттолкнувший от себя руководителей всех остальных стран ГУАМ (как известно, глава Молдовы Владимир Воронин еще более откровенно продемонстрировал нежелание повторять грузинские «подвиги»), признается годным для списания в политический утиль. Нелестные характеристики его режима появились в ведущих американских СМИ еще до «программной» публикации The Washington Post. А фото на первой странице обложки Moscow Times с грузинским кораблем с гуманитарной помощью, швартующимся к берегу, где на первом плане нежатся весьма упитанные грузинские тела, символизировало даже нечто большее, чем разочарование в конкретном Саакашвили.

Молчание американской прессы – как легко она дирижируется, видно на примере с The Washington Post – по поводу ситуации на Украине красноречивее самых гневных публицистических упражнений. Лондонская The Times, признавая 10 сентября, что Украине, возможно, придется отказаться от Крыма, не оставляет сомнений в том, кто из марионеток отправится в утиль следующим. Брюссель, ограничивая общение с Виктором Ющенко в рамках саммита Украина–ЕС одним часом, требует у Киева гарантий политической стабильности, а слывущий американским агентом экс-министр обороны Анатолий Гриценко предлагает вовсе свернуть переговоры о присоединении к ПДЧ и заняться внутренними проблемами.

Возвращение колоколов из Гарварда в Свято-Данилов монастырь более чем очевидно выражало намерение Белого Дома загладить конфликт с Москвой как можно быстрее. Отечественная пресса, специализирующаяся на «подкалывании» Кремля по поводу и без повода, разочарованно прикусывает язык, за исключением разве что трех истероидных дам – Латыниной, Новодворской и Трегубовой (у последней из трех дам с весьма сомнительной журналистской карьерой господин Лебан и позаимствовал ссылки на якобы выходящие за рамки официальной линии высказывания российских генералов). 

АКТИВНЫЕ РОЛИ: ВСЕ, КРОМЕ ГЕРМАНИИ

Таким образом, к восстановлению баланса между Россией и Западом приложили руку Франция, Италия, еще раньше – Турция, а в конечном счете и сами Соединенные Штаты. Если не считать жертв своих мирных граждан и военнослужащих, Россия вышла из конфликта с политическим преимуществом; то же можно сказать о Турции, укрепившей свои позиции в Причерноморье, не говоря о руководстве Франции, которое стало первым внятным и интегрирующим руководством Евросоюза. Проиграли Тбилиси... и Берлин. Увы, Германия в силу действий своего истэблишмента проявила как слабость политического предвидения, так и ненадежность в отношениях со стратегическим партнером – а именно таков уровень отношений Берлина с Москвой.

Неадекватность политического видения германского истэблишмента особенно ярко высветилась в логике рассуждений банкира Акселя Лебана о двух партиях в Кремле – «оттепельной» медведевской и «милитаристской» путино-сечинской. Поверхностная схема, некритично позаимствованная у тех самых «русских политологов на дачах», над которыми банкир посмеивался, и был в этом прав, рухнула при соприкосновении с реальностью. Мнимое олицетворение «оттепели» проявило не менее решительную манеру поведения и принятия решений, чем пресловутые «милитаристы»: Дмитрий Медведев не спросил ничьей подсказки, кроме парламента своей страны, когда объявил о признании Абхазии и Южной Осетии; когда распорядился разместить в двух республиках постоянные российские военные базы; когда переформатировал партнерство ОДКБ; когда, наконец, приказал к первому декабря разработать концепцию освоения Арктики.

Оказалось, что по степени уверенности в своих словах и действиях, не говоря о деталях политических высказываний, президент и премьер друг друга стоят, что за неполную неделю глава государства произнес как минимум пять речей, адекватных мюнхенскому дебюту Путина. И профессионально «тусующейся» в Москве недружественной, но заинтересованной общественности приходится с этим считаться: криво улыбающийся Ариэль Коэн не позволяет себе больше хамских высказываний в адрес Москвы в клубе «Валдай», несмотря на только что высказанное Медведевым намерение «дружить с теми странами, с которыми у нас давно сложились отношения... пусть это кому-то и не нравится».

«Кончайте базар, дайте достроить трубу!» – эта реплика Путина относится уже к Северо-Европейскому газопроводу. Партнерство не пострадало, никакого «водораздела», видевшегося Лебану, не возникло, но выводы, разумеется, были сделаны. И если в следующем региональном конфликте, даже напрямую затрагивающем интересы прежде всего России и Германии, Кремль будет обращаться к другим европейским субъектам – французскому, итальянскому, австрийскому, даже британскому (если Гордон Браун удержится на своем посту), то причину тому придется усмотреть не в российском своенравии, а в странной – или все же закономерной? – недальновидности германского генканцлера.

Константин Черемных