Дефолт — урок правительству дилетантов

10 лет назад кризис показал, что Россия стала частью мировой глобальной экономики со слабым правительством и коррумпированной властью.

Как и во всем, в причинах экономических и финансовых трудностей России есть своя национальная специфика. Возникающие проблемы или не связываются с глобальными экономическими процессами или, наоборот, объясняются только ими. Так происходит и с анализом российского финансового кризиса, так называемого дефолта рубля. Что особенно важно, такой подход использовался в течение более чем года до случившегося 17 августа 1998 года краха финансовой системы новой России. Он и до сих пор анализируется как чисто российское явление. Между тем уже к тому времени Россия была частью нового экономического феномена—глобальной экономики, со всеми ее трудностями и преимуществами.

В начале 90-х я работал директором департамента возникающих рынков в то время самой крупной аудиторской и консалтинговой фирмы мира «Артур Андерсен». Мой департамент был новым подразделением. Его появление было связано с громадными возможностями, открывающимися в странах Юго-Восточной Азии, Латинской Америки, Северной и Южной Африки, Центральной Евразии и Восточной Европы. Рушившиеся тоталитарные режимы, военные хунты, персональные или коммунистические диктатуры открывали новые возможности для международного капитала. До начала 90-х инвесторы из приблизительно 20 развитых стран мира соревновались за участие в немногочисленных международных проектах. Некоторые страны, как Италия, США или Япония, были переполнены капиталом. Возникновение новых возможностей в странах, строящих национальные рынки, изменило ситуацию на 180 градусов. Вновь избранные лидеры и правительства в этих странах, пришедшие к власти более или менее демократическим путем, искали срочные и легкие меры завоевания популярности у населения, прежде всего через насыщение рынков товарами первой необходимости и подъем уровня жизни народа.

Строительство основ национальной экономики—процесс долгосрочный, а привлечение иностранных инвесторов к потенциально прибыльным денационализируемым предприятиям—путь быстрый и относительно легкий. Малоопытные лидеры приблизительно в 50 странах новых рыночных отношений устремились в конкуренцию за привлечение иностранного капитала. К 1995—1997 годам эти страны были уже тесно интегрированы в глобальные финансово-экономические отношения. В условиях столь связанной глобальной экономики изменение ситуации в одной части мира доносится быстрым эхом, а иногда и могучим цунами до экономик стран другого континента.

В конце июня 1997 года я прибыл в Гонконг для участия в исторической церемонии: после 100 лет имперского владычества Великобритания передавала Гонконг коммунистическому Китаю. В Гонконг я летел полупустым самолетом, и среди моих попутчиков были европейцы и китайцы. Но китайцы—граждане европейских государств, США и даже Бразилии. В отличие от меня они летели не на церемонию, а быстро оценить открывающиеся инвестиционные возможности. Я попытался улететь из Гонконга в связи с неожиданной деловой необходимостью 31 июля. Это оказалось невозможным. Во все направления улетали богатейшие люди Гонконга с чадами и домочадцами, предварительно перенаправив свои капиталы за рубеж. Банки в анклавах китайских граждан в большинстве стран Юго-Восточной Азии были переполнены вновь открывающимися счетами, на которые лились миллионные поступления из Гонконга. Такая ситуация была в Таиланде, Южной Корее, на Филиппинах, в Малайзии, Сингапуре, в меньшей мере в Японии и даже диктаторской еще в то время Индонезии.

Таиланд пострадал от новой ситуации первым. 20-летие строго установленного соотношения национальной валюты—бата—к доллару рухнуло под ударом массивной волны валютных спекуляций. Правительство, находящееся под влиянием ветров свежих идей, наивно полагало, что рынок справится сам со своими проблемами, и не вмешивалось в ситуацию с переоцененной валютой, подскочившими до небес ценами на недвижимость и реально падающим спросом на национальную купюру в связи с громадным интересом к американскому доллару и японской иене. Передача Гонконга вступила в законную силу в ночь на 1 июля 1997 года, а 2 июля 1997 года таиландский рынок коллапсировал, и правительство было вынуждено пустить свою валюту в свободное плавание. Международный капитал, и прежде всего капитал, так или иначе связанный с Гонконгом, начал метаться по странам Юго-Восточной Азии, а затем устремился в страны новых возможностей—Россию, Казахстан, Аргентину, Бразилию. Международные валютные спекулянты, оценив ситуацию, начали эффективно зарабатывать на ней деньги, скупая и продавая валюты. Видя особую финансовую нестабильность на региональном рынке, лидеры 10 стран АСЕАН (Ассоциации стран Юго-Восточной Азии) стали говорить на своем заседании не только об отсутствии скоординированных и грамотных усилий, а объяснять, как принято, свою неспособность стабилизировать ситуацию «заговором» мировых финансовых спекулянтов.

В отличие от них диктатор Сухарто решил воспользоваться помощью Международного валютного фонда (МВФ) и требовать создания в Индонезии управляющей структуры этого фонда. Я помню, как в феврале 1998 года в Бреттон-Вудском комитете в Вашингтоне проходило совещание по этому поводу. Присутствовали глава Международного валютного фонда и госсекретарь США Мадлен Олбрайт. Выслушав мнения членов комитета, которые не поддержали идею создания структуры МВФ в стране, где так называемый президент Сухарто терял власть на глазах, Олбрайт поддержала это мнение. Но, к моему удивлению, затем изменила его, и управляющая валютная структура МВФ в Индонезии была создана. Президент Сухарто практически ликвидировал национальный банк Индонезии, но тем не менее через три месяца, в конце мая 1998 года, его власть была свергнута, МВФ вынужден был прекратить свое присутствие в стране, и национальная валюта по отношению к доллару упала в 9 раз. Индонезия потеряла почти 14 процентов своего годового валового продукта. В это время капитал в поисках спасения и быстрого успеха устремился в Россию, Сингапур, Восточную Европу и в еще больших объемах в Китай.

Надвигающийся кризис, бесспорно, задел Сингапур, Китай и Японию. Но правительства этих стран, не обращая большого внимания на идеи псевдолиберализации рынка—полного невмешательства государства в происходящие на рынке процессы,—приняли решительные меры. Они ввели жесткие программы, ограничивающие инфляцию, рост цен, забастовки. В результате экономики этих трех стран относительно легко справились с наплывом капитала. Сингапур оправился через год, а Китай сумел, слегка девальвируя свою валюту, практически трансформировать спекулятивный капитал в долгосрочные инвестиции. Значительная часть спекулятивного капитала пришла и в США. Так называемый Азиатский кризис стал влиять на снижение уверенности американских потребителей, и в США начался процесс замедления роста национальной экономики, особенно проявившийся в 2000 году, задолго до трагедии 11 сентября 2001 года.

В России этот спекулятивный капитал нашел замечательную среду. Страна пыталась зарабатывать на облигациях ГКО (государственные краткосрочные обязательства), и международные валютные спекулянты это с удовольствием использовали. Их представления о России отличались инертностью: они все еще надеялись, что в России действует железная сдерживающая сила решений власти. А власть была вялой и коррумпированной. С 1993 года ГКО гарантировали все больший заработок финансовым спекулянтам, как внутренним, так и внешним. Азиатский кризис только усилил приток этого, спекулятивного по своей сути, капитала в Россию.

Ситуация обострялась каждую неделю. Налоги почти не собирались. Заработанные спекулятивным путем на основе высоких, гарантированных государством, процентов деньги немедленно увозились за границу, прежде всего в офшорные зоны Кипра, Каймановых островов, а также в Австрию, Лихтенштейн и даже Панаму. Эти процессы совпали на временной шкале с падением цен на нефть и другие сырьевые ресурсы. Российский, как всегда, сырьевой экспорт перестал даже в самых необходимых размерах обеспечивать доходную часть бюджета. Правительство не могло выплачивать госслужащим заработную плату и по примеру других стран обратилось в МВФ за помощью. Представляющие Россию в этой организации с советских времен бюрократы, не предложив продуманной стратегии, 13 июля пробили для России почти 23 миллиарда долларов финансовой помощи, которая, как известно, не дается безвозмездно и не доходит до мест назначения, оседая в «правильных» карманах. Не понимая ситуации, российское правительство не изменило обменный курс рубля к основным мировым валютам, и в стране, по сути дела, развернулся финансовый кризис. Не получающие долгие месяцы минимальную компенсацию работники многих отраслей выходили на забастовки. Поскольку деньги МВФ не дошли до целей, а Россия вынуждена была платить по своим ГКО огромные проценты, достигающие почти половины собираемых налогов, не видя никакого выхода, российское правительство приостановило большинство выплат по этим обязательствам.

Уже в начале августа 1998 года все эти процессы стали явными и практически наступил дефолт по внутреннему долгу, а 13 августа российский рынок акций, валюты и ценных бумаг рухнул. Всеми возможными и невозможными методами иностранные фирмы и спекулянты начали вывод своих капиталов за границу. Именно 13 августа Московская валютная биржа прекратили работу через полчаса после открытия. 17 августа Центральный банк России, потратив с конца 1997 года около 27 миллиардов долларов, исчерпал возможности поддержки рубля. Российское правительство совместно с Центральным банком приняло решение о приостановке торгов и обмена рублей и долларов, о намечающейся деноминации рублевых долгов России и объявило 90-дневный мораторий. 26 августа торговля рублей за доллары на Московской межбанковской валютной бирже прекратилась. Курс рубля упал приблизительно в три раза. Рублевые накопления граждан были ограблены в такой же пропорции. Действия правительства, возглавляемого Кириенко, в этот момент были неумелы. Не надо думать, что иностранные инвесторы не пострадали. Россия выплатила им лишь около процента взятых в долг средств.

Таковы основные причины российского дефолта. Как видно, глобальный финансовый кризис начался не в России, но и не закончился российским дефолтом. Он прокатился по странам Центральной Европы, замедлив экономическое развитие Евросоюза, и закончился в декабре 2001 года обрушением валют и долговых рынков Аргентины и Бразилии. Можно с уверенностью сказать, что Азиатский кризис имеет неправильное название. Это был первый финансовый кризис глобальной экономики, к которому правительства были явно не готовы. Глобальный кризис, по сути, похоронил главный постулат романтического либерализма о том, что рынок со всеми своими трудностями справится сам, без вмешательства государства. Влияние этой идеи замедлило действия лидеров большинства стран. Их нерешительность, в свою очередь, позволила кризису пронестись всеразрушающей волной от Азии до Латинской Америки, а многонациональные институты, создаваемые на руинах Второй мировой войны, еще раз продемонстрировали свою неспособность эффективно действовать в условиях глобального рынка. Российский дефолт предопределил окончание эры дилетантских правительств в России, но не устранил и даже не ограничил коррупцию и кумовство.

За прошедшие 10 лет многое можно было изменить. Разработать финансовую стратегию страны, диверсифицировать доходную часть бюджета и прекратить практику директивной конвертируемости рубля, когда его курс устанавливается бюрократами из кабинетов, а не рынком. Импотенция государства по отношению к финансовым процессам внутри страны была излечена, но возникла другая болезнь. Вместо регулирующей роли государство настолько усилило свою хирургическую интервенцию в экономику, что его скальпеля стали бояться законопослушные участники рынка.

МНЕНИЕ ЮРИСТА

Законопроект о компенсации морального вреда

ИГОРЬ ТРУНОВ, адвокат, доктор юридических наук, профессор, председатель президиума Коллегии адвокатов «Трунов, Айвар и партнеры» г. Москвы

В Верховном суде России под руководством председателя разрабатывается законопроект таблицы расчета выплат возмещения морального вреда. Ныне действующая система, при которой правоприменитель может назначить любую сумму компенсации, неэффективна и коррупционна.

Институт компенсации морального вреда в нашей стране применяется в тех случаях, когда неимущественное благо умалено либо на него совершено посягательство. Перечень нематериальных благ сформирован в статье 150 ГК РФ—это «жизнь и здоровье, достоинство личности, личная неприкосновенность, честь и доброе имя, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна, право свободного передвижения, выбора места пребывания и жительства, право на имя, право авторства, иные личные неимущественные права». Этот перечень начинается с жизни, указывает на то, что жизнь законодатель рассматривает как наиболее значимое нематериальное благо.

Первые упоминания возмещения вреда появляются в шумерских таблицах (3-е тысячелетие до н э.), где говорится о денежном возмещении за телесное повреждение. О компенсации вреда упоминается в Библии. Во Франции применяют закон 1881 года о компенсациях. В Германии в 1900 году в «Гражданском уложении» появился параграф, вводящий нравственный ущерб. Два закона в Швеции—«О возмещении вреда 1972:207», «О компенсации вреда, причиненного в результате преступления 1978:413». В Великобритании применяется тарифная схема 1994 года.

В России по новой таблице планируется рассчитывать моральный вред всем пострадавшим—от родственников погибших в авиакатастрофе, ДТП, потерпевших от уголовных преступлений до обманутых потребителей и пострадавших в случаях, касающихся защиты чести и достоинства.

Бесспорно положительным являются антикоррупционное уменьшение усмотрения правоприменителя, упрощение процедуры доказывания и как следствие—увеличение количества потерпевших в уголовном производстве, получивших возмещение вреда.

Отрицательным является копирование устаревшего западного опыта, имеющего серьезные недостатки: в таблицах не учитывается социальное, материальное положение истца, экономическое состояние государства на момент причинения вреда, уголовное следствие и суд длятся годами, покупательная способность существенно меняется, и таблиц должно быть как минимум две—для возмещения вреда, причиненного преступлением, и в рамках гражданского производства.

Законодательно необходимо закреплять не устаревшие европейские таблицы, а современные методики исчисления возмещения вреда.

Отдельный разговор—этичность денежной оценки физических и нравственных страданий, в особенности если речь идет о жизни. Замечено было существенное увеличение затрат на безопасность и модернизацию оборудования в связи с существенным ростом компенсационно-штрафных выплат возмещения вреда. Институт, позволяющий сохранять жизнь и здоровье человека, является, бесспорно, этичным.

Владимир КВИНТ, заведующий кафедрой финансовой стратегии Московской школы экономики МГУ им. М В. Ломоносова