Вина буржуазии

Зорькин сообщил, что КС не будет препятствовать более масштабному переделу собственности, чем нынешнее рейдерство чиновников

Смерть Сергея Магнитского – всего лишь один из эпизодов, характеризующих отношения граждан с государством. Убийство в милиции – обычное дело для России. На этом государство держится. И, конечно, в первую очередь, благосостояние государственных людей.

Вот только обвинять лишь их в этом несправедливо. Все это – результат консенсуса между теми, кто, собственно, богатство производит, и теми, кто взимает с них дань. Современная русская буржуазия – при всей условности этого термина в начале XXI века – не является жертвой набега невесть откуда взявшихся кочевников в погонах разных ведомств. Русская буржуазия сама эту систему и создавала. Вместе с товарищами из ведомств.

И это с ней не в первый раз. Ведь она в свое время так и не свершила собственной буржуазной революции, с охотой принимая услуги самодержавных силовиков в решении конфликтов на своих предприятиях и приисках, коррумпируя чиновников и великих князей при получении казенных подрядов, да и вообще толком не понимая, зачем в России все это европейское баловство вроде профсоюзов и парламентов.

Русской в данном случае следует считать любую буржуазию, принимавшую и принимающую русские условия. Иностранный капитал приходил сюда тоже под защиту самодержавия и за дешевой рабочей силой. Иностранный капитал – опять же, при всей условности этого термина – ныне тоже принимает русские условия. И всегда принимал – вспомним хотя бы Арманда Хаммера.

Вся беда русской буржуазии в том, что она сразу стала слишком взрослой, не пережила ни религиозных исканий первых буржуазных революций, ни пафоса Великой французской революции и последовавшего за ней национального возрождения Европы. Вроде бы крови на русской буржуазии много меньше – царя не она убила, красный террор не она проводила. Но вина за тоталитарное развитие России – на ней.

И значительная часть ответственности за нынешнюю тоталитарную реставрацию, за возможную неототалитарную эволюцию страны – тоже на ней. Она была и остается слишком прагматичной, слишком приверженной своим представлениям о буржуазности, которые даже классовыми не назовешь. В лучшем случае – корпоративными.

Русская буржуазия не соотносит свои собственные интересы ни с какими другими, которые требуют солидарной защиты. «Товарищей в тюрьмах, в застенках холодных» для нее нет, как, впрочем, не было и для тех, кто распевал эту песню на советских демонстрациях. Торговаться с государством по частным делам – всегда пожалуйста. Но солидарно защищать идеалы, ценности и принципы – этого русская буржуазия делать не будет.

Мир чистогана создавался на основах самых идеалистических – это и до Макса Вебера было известно. Но только – вот незадача – в тех немногих странах, которые начали модернизироваться раньше всех и глубже всех. То, что формировалось и формируется под влиянием их демонстрационного эффекта, в результате втягивания в глобальные процессы, именуется по-разному – от мировой периферии до карго-капитализма. Национальные буржуазии в таких странах совместно с буржуазиями пришлыми, создают крайне противоречивый социум.

Основное его противоречие – заимствование мировых экономических практик и встраивание в мировые экономические структуры при сохранении и даже усилении национальных идентичностей, формирующихся на основе противопоставления мировому цивилизационному центру. Степень экономического заимствования и зависимости может быть разной и далеко не всегда она пропорциональна степени национально-политического противопоставления.

При советской власти, особенно в ее последние десятилетия, экономика СССР сильно отличалась от мировой и от нынешней российской. Но антиамериканизм и шовинизм не были столь глубоко укоренены в обществе, как сейчас.

А официальная идеология строилась на формуле «мы патриоты-интернационалисты», имевшей столь же шизофренический характер, как нынешняя «консервативная модернизация», провозглашенная на только что прошедшем съезде «Единой России».

У русской буржуазии нет идеалистического прошлого, а заимствовать его невозможно. И на этом приверженцы суверенной демократии и прочих особых путей замолкают. Все их логические построения строятся на том, что раз чего-то не было, то и не может быть, то есть на принципах традиционного общества. Но принятие этого принципа есть вопрос веры, он недоказуем.

Но и логика прагматическая, логика утилитаризма, свойственного всем слоям русского общества, не дает оснований для предположений об обращении русской буржуазии к принципам гражданского общества и правового государства. Такое обращение возможно лишь в результате надпрагматического усилия – особой выгоды от соблюдения прав человека, свободных выборов и сменяемой власти русская буржуазия не усматривает. То есть она, как и русская бюрократия (с которой она частично совпадает в качестве пересекающегося множества), модернизационно демотивирована.

И потому поиск субъекта модернизации России, силы, обладающей потенциалом цивилизованного, нетоталитарного развития страны, уж точно должен вестись не по классовому признаку. Национальные буржуазии выполняли свою историческую миссию, лишь поднимаясь над классовыми интересами, возглавляя движения всей нации, которые чаще всего вырастали из сопротивления власти, склонной к устроению лишь своих дел.

Смерть Сергея Магнитского, как и многое другое, включая судьбу Михаила Ходорковского, ни русскую буржуазию, ни русское общество в движение не привели. А вот что сулит стране «консервативная модернизация» и заявления о преодолении наследия девяностых, сделанное почему-то председателем Конституционного суда, – большой вопрос.

По существу, господин Зорькин заявил, что никакой буржуазии в России нет. «Миф о том, что, несмотря на сомнительную приватизацию, в стране создан эффективный класс собственников, обрушился вместе с финансовым кризисом»,– сказал он. И добавил: «кризис – это повод для того, чтобы провести, наконец, инвентаризацию и выявить юридические дефекты приватизационных процессов 1990-х годов», проводившихся по «радикальной неолиберальной матрице». «Век либеральных правовых технологий с экономическим кризисом ушел в прошлое»,– заключил господин Зорькин.

Трактовать его слова можно только одним образом: он сообщил, что КС и он сам не будут препятствовать даже конституционно сомнительному, более масштабному и организованному переделу собственности, чем нынешнее рейдерство и прочее баловство чиновников разного уровня и разного силового потенциала.

А переделы такого рода, уровня и масштаба затрагивают все общество.

Хотя, с другой стороны, все это пока слова. Но и они – часть общей картины, складывающейся из самых разных деталей – смерть Магнитского, Хамовнический суд, поддержка «Русала» ВЭБом, а значит, лично известно кем.

Есть и другие составляющие – регулярные политические убийства, например. Но это немного другая тема.