Суд отменил Закон о печати?

Решением Тверского районного суда города Москвы поставлена вне закона борьба с коррупцией, отменены административная и судебная реформы и в качестве финальной точки — частично ликвидирован Закон «О СМИ».

Сделала это судья Федосова Т.А. при секретаре Прокопенковой Н.С. и в присутствии представителей «Новой газеты» (истец) и Федеральной службы по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека (ответчик). Поясним сразу, что за благополучие человека и права потребителя в России отвечает бывший главный санитарный врач Геннадий Онищенко. Эта важная ремарка, поскольку всем известно, что, надев бордовый мундир Роспотребнадзора, г-н Онищенко стал одним из самых влиятельных силовиков в стране, который может посоперничать с Генштабом в вопросе развязывания войны на сопредельных территориях.

История нашей тяжбы тянулась больше года. А началась с того, что ведомство политического борца с норвежской семгой и абхазскими мандаринами отказалось отвечать газете на ее письменные запросы.

Дело в том, что, согласно статье 39 Закона «О СМИ», средство массовой информации имеет право отправить запрос, касающийся общественно значимой информации, в любое ведомство, а это ведомство — обязано ответить.

Уже более года мы целенаправленно ведем работу с разными министерствами и службами, задаем им вопросы, если не получаем ответы — несем иски в суд, и сама перспектива публичного разбирательства заставляет даже ФСБ присылать нам с нарочными, иногда прямо в зал судебного заседания, исчерпывающие ответы.

Но что такое ФСБ по сравнению с Онищенко?

Онищенко не ответил четырежды. Сначала нас интересовала судьба грузинских и молдавских вин. Мы спрашивали: кто проводил экспертизу, обнаружившую в них вредные примеси, просили выслать результаты этих экспертиз, а также — названия фирм-производителей и марок продукции, опасных для жизни населения. Два письма из газеты были доставлены адресату и остались без ответа.

Затем мы спрашивали: проводили ли санитарные службы какие-либо работы, чтобы установить причины массового отравления детей в школах Шелковского района Чечни? Что нашли? Кто это делал? Какие меры приняты? И еще два письма почта проносила впустую.

Не надо, очевидно, доказывать, что обе ситуации, интересовавшие «Новую газету», представляют исключительный общественный интерес, связанный с угрозой жизни и здоровью населения. Также очевидно, что оба вопроса — в компетенции Геннадия Онищенко. Ну, про грузин он вообще первый заговорил, и именно территориальные органы Роспотребнадзора рассылали запретительные письма по ресторанам и дегустационным залам.

Тверской суд Москвы нам удалось побороть за год. Судьи не хотели связываться с Онищенко, будто в свободное от работы время руководят какой-нибудь хинкальной и страшнее СЭС для них конторы нет. Под разными предлогами нам то отказывали в принятии иска, то оставляли его без движения. Пришлось тревожить Московский городской суд, который дважды выносил решения, обязывающие нижестоящих коллег рассмотреть наш иск по существу. Добились.

Представитель Роспотребнадзора, явившись в суд, огорошил тут же. Сообщив, что грузинское вино и чеченские дети никакого отношения к его ведомству не имеют: не знают там ни про какие экспертизы, ни про каких тяжело больных школьников и знать не хотят. Будто не Онищенко развязал торговую войну с Грузией и Молдавией, и не сотрудники санэпидемстанций проверяют школы и детские сады с регулярностью пригородных электричек. Если мы чего-то не путаем, то за отравления детей в летних лагерях уже в этом году отчитывался именно человек в бордовой форме — Онищенко. А потом, разве в самом названии его ведомства не отражен круг обязанностей: «защита прав потребителей и благополучия человека»?

Даже судья опешила, но осторожно уточнила: а почему тогда так и не ответили? На что ответчик не растерялся: поскольку его ведомство не видит смысла вступать в бессмысленную переписку с редакцией. О правах и благополучии не вспомнил.

Судья Федосова как-то засомневалась в такой трактовке федеральных законов и, очевидно, чтобы их почитать, а, может быть, и позвонить для консультации своему бывшему преподавателю по гражданскому праву, объявила десятиминутный перерыв.

Вернулась с чувством уверенности — и вынесла решение: «Новой газете» в иске отказать. По мнению суда, интересующие нас вопросы не имеют к газете никакого отношения. Вот если бы мы торговали грузинским вином, то тогда Онищенко мог бы нам ответить, а отвечать СМИ — увольте.

Кстати, по мнению судьи Федосовой, «заявитель (то есть мы — редакция) не лишен был возможности обращения в иные предприятия, учреждения, организации для получения интересующей его информации». То есть мы могли по этому поводу написать куда-нибудь в другое место: в соседний ларек или ассоциацию психиатров, но не написали — сами виноваты.

Разбирательство с этим, в принципе пустячным и формальным иском, — судебный прецедент разрушительной силы, создающий не только опасную правовую ситуацию, но и объясняющий нам всю философию сложившейся государственной системы и положения в ней граждан, СМИ и судебной власти.

Если суд позволяет себе прогнуться перед исполнительной властью даже по поводу такой малости, если просто боится принять иск против высокопоставленного чиновника, то как он заставит его исполнить закон?! Суд не в состоянии вынести законное решение даже в том случае, когда дело касается не многомиллионных штрафов, не осуждения чиновника за должностное преступление или взятку, а всего-навсего — ответа в редакцию, пусть и обычной отписки. Все это определяет местоположение судов в российской вертикали лучше любого GPS-навигатора или системы ГЛОНАСС. Как там говорится: ниже нижнего предела…

Теперь о том, что решил суд. Во-первых, государственные органы действительно могут не вступать ни в какую переписку ни с какими любопытствующими, несмотря на то, что это по закону — их обязанность. Не предоставлять информацию, не реагировать на жалобы, не принимать лично, не отчитываться, не поднимать трубки телефонов… А чиновник, решивший не заметить гражданина, газету или общественную организацию, теперь всегда может рассчитывать на поддержку суда и, основываясь на его решении, игнорировать не только дух закона — предполагающий (в данном случае) ответ по существу, но послать подальше все его буквы.

При этом суд утверждает, что подобное поведение чиновника вовсе не нарушает права СМИ и граждан. В данном случае — запрашивать информацию. И тут мы подходим к удивительной трактовке прав и свобод, сложившейся в судах де-факто. Суд в своем решении объясняет нам: мы свое право реализовали полностью — запрос направили, никто нас за это не наказал и каких-либо иных препятствий нам не чинил. То есть у нас нет права на получение ответа, а только право на нижайшую просьбу о нем.

Если эту судебную логику перенести на все остальные права человека, то можно сделать далекоидущие выводы. 

У заложников, например, есть право на жизнь, и они им, безусловно, пользовались. Но вот обязанности спасти эти жизни у государства нет.

У несогласных есть право высказывать свою точку зрения на митингах, но чиновник не обязан этому потакать.

У граждан есть право обращаться в правоохранительные органы за защитой, а вот обязанности рассматривать эти обращения у органов нет.

Существует масса примеров, когда права человека именно так и трактовались судом. И судья Федосова, вынося свое решение по иску «Новой газеты», четко следовала сложившейся правоприменительной практике.

Если уйти от обобщений и вернуться к частности, то решение Тверского суда означает, что Закон «О СМИ» на территории Российской Федерации частично отменен. То есть чиновник не обязан отвечать на письменные запросы, напрямую касающиеся его служебной деятельности.

И поэтому в ситуации, когда государственные органы становятся недосягаемыми по решению суда даже для косвенного контроля со стороны граждан, прессы и общественных организаций, говорить о какой-то борьбе с коррупцией и административной реформе абсолютно бессмысленно.

Правда, подобное решение Тверского суда еще может быть не понято вышестоящей инстанцией…