Высшее образование – реформа или уничтожение?

Часть вторая. Читать начало

6.6. Введение магистерской степени связано еще с одной проблемой. Количество вузов, аттестованных как «магистерские», по определению существенно меньше общего числа вузов, обучающих по тем же направлениям. Где они будут размещаться территориально? Можно предположить, что вузы второй ступени окажутся в городах с более высоким уровнем жизни, что еще более усугубит проблему для жителей более бедных регионов. Например, автомобильно-дорожных вузов в стране всего 4, соответственно, выделение 20% из них для подготовки «магистров» означает сосредоточение этой подготовки в Московском автомобильно-дорожном институте. Речь здесь идет о существенном ущемлении конституционного права граждан на получение на конкурсной основе бесплатного высшего образования.

Не секрет, что переезд в другой город, тем более для учебы, в сегодняшней России связан с существенными материальными затруднениями (об административных ограничениях вроде пресловутой «прописки» говорить не будем). Существует вполне официальная оценка стоимости проживания (не обучения!) студента в европейских странах – порядка 650 евро в месяц; проживание студента в Москве или Санкт-Петербурге вряд ли дешевле. Это означает, что получение второй ступени высшего образования неизбежно станет менее доступным для граждан в силу чисто материальных причин. Выпускник провинциального вуза (бакалавр) будет получать небольшие относительно столичного выпускника деньги и попросту не сможет обеспечить себе проживание и обучение в столице, без которого не сможет поднять уровень своего благосостояния.

В принципе, решение этой проблемы было бы возможно путем индивидуальной подготовки магистров в вузах первой ступени. Но современный закон «О высшем и послевузовском образовании» предусматривает именно аттестацию особых «магистерских» вузов, т.е. проблема доступа к образованию обостряется.

6.7. Есть еще один важный для высшей школы аспект предыдущей проблемы. Закон «О высшем и послевузовском образовании» в новой редакции не предусматривает возможности поступления в аспирантуру обладателей степени бакалавра. Это означает, что снижение доступности получения диплома магистра (специалиста) существенно снижает социальную базу науки. Можно предположить, что провинциальные вузы полностью лишатся аспирантуры как таковой, что неизбежно снизит и без того почти утерянный научный потенциал страны и, кроме того, воспрепятствует пополнению преподавательских кадров таких вузов. Или наши законодатели думают, что кто-нибудь, окончив аспирантуру, поедет из Москвы или Санкт-Петербурга преподавать в провинциальный вуз?

Кстати, невозможность поступления бакалавра в аспирантуру вполне отчетливо свидетельствует о том, что подготовка бакалавра в сущности является профанацией высшего образования. В самом деле, что же это за «высшее» образование, если его обладатель не может вести самостоятельный анализ в своей профессиональной области?

Таким образом, речь идет фактически о создании двух различных систем высшего и послевузовского образования – общедоступной и элитарной, доступной лишь довольно состоятельному слою. Это означает возникновение сословного деления общества, существенное снижение, вплоть до полной невозможности, вертикальной мобильности в обществе. Известно, к чему приводят такие затеи – к прекращению развития, отставанию и распаду социальной системы.

Каковы же ожидаемые положительные результаты преобразований?

Основным результатом предполагается присоединение России к Болонской декларации. Эта декларация утверждает следующие задачи (выделены курсивом) [10]:

1) Принятие системы легко понимаемых и сопоставимых степеней, в том числе, через внедрение Приложения к диплому, для обеспечения возможности трудоустройства европейских граждан и повышения международной конкурентоспособности европейской системы высшего образования.

Задача обеспечения возможности трудоустройства российских граждан в ЕС – дело, конечно благородное, но настолько ли оно важно? Кто мешает заключить договоры о признании дипломов со странами ЕС без разрушения системы высшего образования? Граждане России не являются гражданами ЕС; соответственно, решение о возможности их работы в странах ЕС требует особого разрешения правительства, визы и т.д., т.е. принимается индивидуально по каждому человеку. И работодатель будет оценивать потенциального работника не по диплому (шаблонно), а по его фактическим способностям (индивидуально). Сами же эти способности при переходе от обучения специалиста к обучению «бакалавра» естественным образом снижаются; т.е. переход к «двухступенчатой системе образования» полностью противоречит задаче «обеспечения трудоустройства граждан».

В п. 6.4 показано, что подход к формированию учебных планов препятствует наличию «системы легко понимаемых и сопоставимых степеней» даже в масштабах РФ.

Коль скоро Россия в ЕС не входит и имеет свою собственную систему образования, последняя объективно является конкурентом европейской системы высшего образования. Так зачем нам ставить задачу повышения конкурентоспособности конкурента? Может, лучше повышать свою конкурентоспособность? Бесспорно, понижение качества российского высшего образования повысит конкурентоспособность европейского.., но зачем это нужно России?

2) Принятие системы, основанной, по существу, на двух основных циклах - достепенного и послестепенного. Доступ ко второму циклу будет требовать успешного завершения первого цикла обучения продолжительностью не менее трех лет. Степень, присуждаемая после первого цикла, должна быть востребованной на европейском рынке труда как квалификация соответствующего уровня. Второй цикл должен вести к получению степени магистра и/или степени доктора, как это принято во многих европейских странах.

Здесь ни слова не сказано об именно четырехлетнем сроке первого цикла обучения; определяется лишь минимальный срок в 3 года. Германия, например, не стала сокращать срок подготовки инженеров, но дополнительно ввела вторую ступень обучения, т.е. не упростила, а усложнила систему образования. Вторая ступень предполагает получение в том числе степени доктора, что вполне соответствует имеющемуся в России институту кандидатов наук.

Выражено прямое требование востребованности результата обучения на европейском рынке труда. Для достижения этой цели логично повышение качества подготовки специалиста, а не его снижение. Кроме того, нам очевидно нужнее востребованность выпускников в России, в ЕС не входящей и входить не собирающейся. Так зачем нам ориентироваться на чужой рынок труда?

В России и до преобразований существовала вполне соответствующая европейским представлениям двухуровневая система высшего образования. Первая ступень – то, что называлось подготовкой специалистов, вторая – аспирантура (что вполне соответствует упоминаемому в Декларации послевузовскому, postgraduate, обучению). Если уж ставить задачу создания двухуровневой системы, следовало бы, не трогая первую ступень, расширить прием в аспирантуру, расширить перечень обязательных для аспирантов дисциплин, ввести выпускные экзамены и в случае успешной их сдачи без защиты кандидатской диссертации присваивать степень магистра. Такой подход больше соответствует требованиям Болонского соглашения.

3) Внедрение системы кредитов по типу ECTS - европейской системы перезачета зачетных единиц трудоемкости, как надлежащего средства поддержки крупномасштабной студенческой мобильности. Кредиты могут быть получены также и в рамках образования, не являющегося высшим, включая обучение в течение всей жизни, если они признаются принимающими заинтересованными университетами.

«Внедрение системы кредитов по типу ECTS» может служить основой достаточно гибкой системы мониторинга образовательного процесса. Но решение этой задачи вовсе не требует централизованных действий и тем более масштабных изменений системы высшего образования; это частный технологический вопрос, решаемый силами вузов. Министерству нужно было лишь инициировать процесс разработки институтами систем учета работы студентов и организовать обмен между вузами. Вместо этого все свелось к простому учету посещения занятий…

4) Содействие мобильности путем преодоления препятствий эффективному осуществлению свободного передвижения, обращая внимание на следующее: учащимся должен быть обеспечен доступ к возможности получения образования и практической подготовки, а также к сопутствующим услугам; преподавателям, исследователям и административному персоналу должны быть обеспечены признание и зачет периодов времени, затраченного на проведение исследований, преподавание и стажировку в европейском регионе, без нанесения ущерба их правам, установленным законом.

Содействие мобильности студентов имело бы смысл при отсутствии визового режима со странами ЕС и наличии у граждан достаточных средств для перемещений. Ни того, ни другого в России нет, поэтому рассуждения об академической мобильности – не более чем сотрясение воздуха. Логично было бы начать с облегчения процесса перехода студентов с одной специальности на другую в рамках одного вуза (задача практически не решаемая даже для информационно близких специальностей). Без обеспечения такой мобильности «внедрение системы кредитов по типу ECTS» вполне бессмысленно.

В настоящее время европейский студент в среднем обучается в трех вузах двух стран. Так давайте материально обеспечим аналогичную возможность нашим студентам-бюджетникам; деньги правительству девать некуда, их складывают в «Стабилизационный фонд». Это действительно повысит качество обучения и расширит кругозор, будет способствовать модернизации страны в направлении европейской цивилизации. В противном случае все рассуждения о «вступлении в Болонскую систему» – не более чем треп.

А как насчет «признания и зачета (т.е. оплаты) периодов времени, затраченного на проведение исследований, преподавание и стажировку в европейском регионе»? Научная работа российского преподавателя ведется им в его личное время, не оплачивается практически никак; участие в конференциях, публикация в прессе – чаще всего из кармана самого преподавателя. Какие уж там «стажировки в европейском регионе»…

5) Содействие европейскому сотрудничеству в обеспечении качества образования с целью разработки сопоставимых критериев и методологий.

Как уже отмечалось, этот вопрос для России, не входящей в ЕС, не актуален.

6) Содействие необходимым европейским воззрениям в высшем образовании, особенно относительно развития учебных планов, межинституционального сотрудничества, схем мобильности, совместных программ обучения, практической подготовки и проведения научных исследований».

Как уже отмечалось, реальные действия министерства образования отнюдь не способствуют «развитию учебных планов». Что же касается «межинституционального сотрудничества», то создание «федеральных университетов» такое сотрудничество попросту уничтожает.

Так какие же из этих задач столь актуальны для современной России, что из-за них предполагается фактически разрушить систему высшего образования и выстроить новую? Интересует ли нас обеспечение качества европейского образования? А может, нас должно интересовать обеспечение качества российского образования? И как можно обеспечивать качество образования, заведомо снижая его?

Наконец, Болонская декларация подчеркивает «полное уважение к… национальным системам образования и университетской автономии». Действия же Государственной Думы и российского правительства полностью противоречат духу Болонской декларации – разрушают национальную систему образования и игнорируют университетскую автономию. На основании сказанного можно уверенно утверждать, что эти действия не имеют никакого отношения к декларируемому «присоединению к Болонской системе».

Приведенные рассуждения о последствиях «реформ» не столь уж и сложны. Допустим, принимающие разрушительные законы депутаты элементарно неграмотны (нынешняя система выборов в Думу не предполагает наличия вообще каких-либо личностных качеств депутата, в том числе умения думать и анализировать). Но работники министерства образования и науки должны же быть компетентными в своей области деятельности? Не может не осознавать последствий реформы министр образования А. Фурсенко – он все же доктор физико-математических наук, что предполагает владение методами системного анализа.

Отсюда следует вывод об осознанности действий и наличии и акторов представления о ее результатах. Так зачем же все это делается?

Почему и зачем все это делается?

1) Профессор МГУ В. Сухомлин считает, что все это – не более чем имитация кипучей деятельности чиновниками министерства образования [11]. Это предположение безусловно верно. Любая достаточно сложная система неизбежно решает задачу поддержания своего существования. Для бюрократической системы, каковой является министерство образования, решение этой задачи обычно превращается в доказательство своей нужности обществу путем пусть бессмысленной или даже вредной, но масштабной и сопровождаемой пропагандистским шумом деятельности. Но, на наш взгляд, этим предположением мотивация разрушительных наклонностей министерства не исчерпывается.

2) Одним из главных факторов, определяющих поведение российского правительства, в том числе и в сфере образования, является понимание российской элитой своего места и своих интересов в сложившейся политико-экономической системе (или вне ее). Главным источником доходов современной российской «элиты» служит продажа не принадлежащего ей достояния нации – сырьевых запасов. Но такая деятельность неизбежно нуждается в легитимизации, и достигается последняя методами психологической войны против населения: “промыванием мозгов”, пропагандой, манипуляцией сознания. Само собой, эти методики действуют лучше в условиях низкого образовательного уровня населения; поэтому российская «элита» прямо заинтересована в профанации образования.

Выстраиваемая «элитой» экономическая система относится к традиционной общественной формации, предполагающей сословное разделение нации. И достигается такое разделение, в числе прочих методов, созданием двух различных систем образования. Для низшего класса – примитивное образование, не дающее возможности осознать свое положение и попытаться изменить его.

В индустриальном, постиндустриальном и тем более информационном обществе такой подход неприемлем в принципе, поскольку разрушает технологическую основу общества. В традиционной формации он вполне приемлем, поскольку технологическая основа примитивна и не предполагается ее изменение.

«Наука гибнет?! Тоже мне проблема!.. Если и нужны в нефтегазовом комплексе кое-какие научные достижения, то их очень легко получить у иностранцев… Образование разваливается? А какое образование вам для энергетической империи, простите, потребно? 50 000 менеджеров от силы. Их евроамериканские лицеи всегда с лихвой подготовят. А всяческое быдло достоевской астрофизике обучать – на кой ляд?.. Когда люди, ничем серьезным заняться не могущие, начинают слишком много книжек читать – тут-то революции и вызревают» [12].

3) Российские образование и наука владеют изрядной недвижимостью – земля, здания, инфраструктура. По мнению небезызвестного политолога С. Белковского, главная цель реформы российских образования и науки – их жульническая приватизация, спекулятивная распродажа и последующий перевод на Запад вырученных денег. Такой сценарий для своей легитимизации предусматривает дискредитацию образования и науки в глазах общественности.

Операция по дискредитации состоит из двух частей – обработки общественного мнения и реального снижения качества образования. Оба этих действия присутствуют.

Образование описывается в СМИ как гнездо чудовищной коррупции (отсюда следует необходимость ЕГЭ как средства противодействия). Рассказывается о невостребованности выпускников вузов на рынке труда (как будто развал индустриальной экономики создан вузами; да и «рынка» как такового нет ввиду бедности населения). Естественным становится рассказ о чудесном образовании на Западе и имитация формальных признаков последнего с полным игнорированием сути («присоединение к Болонской системе»). Все эти признаки позволяют признать гипотезу С. Белковского соответствующей реальному положению дел.

4) Существует и внешняя причина разрушения образования. Рассмотрим состояние рынков труда развитых стран – США и Европы. В настоящее время промышленная мощь человечества выросла настолько, что обеспечивает практически любые потребности граждан этих стран с очень малыми затратами человеческого труда. В производящей части экономики работает не более 25-30% населения. Такое положение неизбежно вызывает жесточайшую конкуренцию на рынке труда; более-менее высокооплачиваемую работу получают только высококлассные профессионалы. И усугублять такое положение увеличением числа конкурирующих правительства западных стран отнюдь не стремятся.

На Западе мы видим те же тенденции – упрощение содержания образования, сведение его к научению решению фиксированного набора стандартных задач в узкой профессиональной области. Явственно прослеживается и тенденция разделения системы высшего образования на общедоступное и элитарное. И наши депутаты, и министерство образования попросту копируют структуры системы высшего образования стран ЕС и США, при этом еще и смешивая их компоненты.

В 1960-х гг. адмирал США Риковер отметил, что СССР угрожает США не оружием, но системой образования. Тогда проблема решалась путем совершенствования системы образования США. Но ведь есть и другое решение – не развиваться самому, а подавить конкурента неэкономическими методами. И в борьбе с бюрократической системой претворить такое решение в жизнь не так уж и сложно – требуется влиять на очень небольшой круг высших должностных лиц; подчиненные должны слепо выполнять любое решение руководства. На наш взгляд, разрушительные устремления российского министерства образования определяются именно этим.

Выводы:

1) Под предлогом реформы высшего образования происходит ее фактическое уничтожение.
2) Это уничтожение – не случайность и не результат некомпетентности чиновников и депутатов. Это – осознанная деструктивная политика, подрывающая основу существования российского общества.

Система высшего образования – базовая система любого современного государства. Зачем же разрушать эту систему? Может, лучше ее совершенствовать? Если мы хотим, чтобы наши дипломы признавались в мире, чтобы наша система образования была конкурентоспособной, чтобы наша страна соответствовала требованиям нового времени по развитию технологии, уровню жизни, уровню культуры и цивилизации, необходимо не разрушать, а совершенствовать образование без рабского следования неверно понятым чужим концепциям.

Калвачевский Борис Алексеевич, доктор технических наук, профессор СибАДИ;
Носов Алексей Валентинович, инженер, СибАДИ
(Сибирская автомобильно-дорожная академия, СибАДИ)