На улицах российских городов снова идет война с фашизмом. Часть II

Читать начало

В мае Ленинский районный суд Петербурга вынес приговор участникам массовой — несколько десятков человек с обеих сторон — драки. В сентябре 2006 года сторонники Движения против нелегальной иммиграции (ДПНИ) проводили на Пионерской площади митинг в связи с событиями в карельской Кондопоге. Не успели они толком расположиться, как на них напали около 30 антифашистов с фаерами и бутылками. Это было самое массовое «боевое» выступление питерских антифа за всю историю существования движения. Около двух десятков человек были задержаны, в результате на скамье подсудимых за хулиганство оказались шестеро, включая Раша, которому вменялась организация драки и вовлечение в преступные действия несовершеннолетних. Прокурор требовал для него шесть лет тюрьмы.

Раш даже не был задержан на месте драки — точнее, был, но его сразу же отпустили из отделения, после того как он дал милиционеру три тысячи рублей. Обвиняемым он стал потом, на основании показаний других задержанных. Говорит, что организатором драки не был, что ее вообще никто не организовывал: «Накануне был антифашистский концерт в одном клубе, и кто-то сказал, что завтра нацисты собираются на митинг, пойдемте их п…здить. Ну, мы договорились о времени и пошли».

Впечатление от суда у Раша осталось смешанное. С  одной стороны, ДПНИ приятно удивило:

— Они оказались настоящими дебилами — такую несуразицу несли на процессе! Их судья спрашивает: как вы оказались на месте происшествия? У них столько времени было сочинить что-нибудь, у них у всех адвокаты, причем они даже показания давали только в их присутствии. А они несли что-то вроде «случайно проходил мимо, вдруг в голову попала бутылка». Честно говоря, я считал, что они умнее и опаснее. А они просто повторяют с трибун то, что говорят на кухнях, — про «засилье черных» и все остальное, но никакой толковой организации за этим нет.

С другой стороны, «дебилы»-противники приложили немало усилий для того, чтобы Раш все-таки оказался в тюрьме. И он уже не слишком верил, что удастся этого избежать.

Приговор был зачитан 8 мая, накануне Дня Победы, и, возможно, поэтому оказался мягче, чем рассчитывали прокурор и пострадавшие. Рашу дали год условно, остальным обвиняемым — еще меньше. Адвокатом Раша на процессе была Зара Калоева, для которой его защита стала первым уголовным делом за 47 лет адвокатской практики. Раш — ее внук.

Бабушка объясняла следователю, которая сначала хотела арестовать Раша, что драка была не хулиганством, а политическим актом. Повторяла то же самое в суде и добавляла, что с фашизмом должны бороться не одиночки не улицах, а государство. Запретила Рашу давать какие бы то ни было показания, чтобы прокурору не на чем было его ловить. С интересом выслушала подготовленные каким-то исследовательским центром и зачитанные в суде сведения о том, что представляют собой антифашисты в России: если она правильно поняла, они представляют собой «диффузные группы».

Жизнь собственного внука представить не намного проще. Зато историю с отчислением Раша из института бабушка рассказала гораздо подробнее, чем он сам. Институт культуры был для него не первым учебным заведением, сначала он учился в Политехе, на китайском отделении. Закончил два курса, на третьем нужно было ехать на практику в Китай. За деньги. Мама Раша — учительница, отец умер несколько лет назад. Бабушка была готова заплатить, но он отказался. И не поехал. То ли чтобы бабушка не платила, то ли потому что в Питере были дела поважнее, чем китайский язык. Пришлось искать другой вуз. Так и оказался на социологическом факультете. Доучился до пятого курса, оставалась последняя зимняя сессия и диплом. Но осенью он напал на митинг ДПНИ, следователь пообещала ему, что он сядет, и он бросил ходить в институт. Так его и отчислили — с пятого курса. Впрочем, не похоже, что Раш сильно жалеет. «Есть у меня один знакомый социолог с красным дипломом — работает парковщиком», — сказал он мне.

Я спросила Зару Владимировну, откуда, собственно, такие, как Раш, берутся, но она, похоже, сама в недоумении.

— Ни я, ни дочка никогда ничего такого ему не говорили. Правда, он мне однажды сказал, что это отец его научил «любить Родину», как он выразился. Ну, книжки он еще читает. Классику. Потом анархистов. Про анархию он мне однажды сказал: «Все думают, что анархия — это беспорядок, а это на самом деле как раз самый лучший порядок!» И еще однажды говорит: «Я не понимаю, как вы можете смотреть на то, что происходит, и ничего не делать».

В детском клубе «Лыжник» при одноименном заводе города Кирова — антифашистский концерт: несколько местных хардкор— и панк-групп и Crowd Control из Питера, в которой играет Раш, в качестве гостей. Подобные мероприятия местные антифашисты устраивают каждый месяц. Раньше, говорят, было еще чаще. Несколько лет назад Киров вообще считался российской столицей антифашизма: бонов было едва ли не меньше, чем антифа. Сейчас на многих из антифашистов висят условные сроки, что заставляет соблюдать осторожность. Поэтому бонов снова больше.

Над крошечной, детской сценой «Лыжника» — гирлянда из слов «Прощай, начальная школа!», на противоположной стене — плакат «Антифашистское действие» и афиша концерта под названием «Вставай, говно!».

В перерывах между выступлениями групп вся сотня, если не больше, зрителей высыпает на улицу, оккупируя разно­цветные детские лавочки, и добропорядочные кировские прохожие ускоряют шаг, глядя на это буйство ирокезов, татуировок и капюшонов.

— Мы хотим посвятить следующую песню памяти наших дедов, которые боролись с фашизмом, — говорит со сцены солист группы, играющей перед Crowd Control.

Он поет: «Они боролись против фашизма, они шли только вперед и не знали, что будут новые смерти в новой фашистской войне». Я смотрю на лица вокруг. Нормальные лица, если отвлечься от ирокезов. Трезвые, между прочим, — пьяных человека три, не больше. Еще парочка — на вид — гопников, а у остальных глаза спокойные и лица хорошие. Стоят, слушают про дедов.

Выходит Crowd Control. Раш на гитаре, солист — социолог с красным дипломом. Еще в группе играет брат

Раша, на год его старше. Концерт в Кирове — часть тура в поддержку нового альбома, до Кирова были концерты в Москве и Нижнем Новгороде. Всю эту дорогу участники группы проделали впятером в одной машине — даже самые дешевые железнодорожные билеты не по карману. Альбом можно купить здесь же за 50 рублей. «Все собранные деньги пойдут нашим товарищам из питерской организации Анархического Черного Креста, — говорит со сцены Раш. — То есть считайте, что вы жертвуете 50 рублей этой организации, а в подарок получаете наш альбом».

Они начинают играть. Слов не разобрать — хардкор все-таки. По искаженному внутренней энергией лицу солиста можно предположить все что угодно, только не диплом по социологии. «П…то!» — одобрительно кричат из зала.

Каждая песня предваряется комментарием.

— Следующее произведение называется «Ад на земле», и оно посвящено экотематике, которую мы считаем очень важной, в том числе для нашей Ленинградской области. Вот и совсем недавно, как вы, наверное, слышали, произошел выброс вредных веществ на атомной станции под Петербургом, и хотя власти и прочие «гринписы» уверяют нас, что на самом деле ничего не случилось, мы-то знаем правду, — говорит Раш.

Вообще-то взрыва на ЛАЭС все-таки не было — была ложная тревога, но Раш то ли действительно в это не верит, то ли справедливо полагает, что 16 лет — средний возраст слушателей в зале — не то время, когда интересуются деталями.

Вслед за властями и «Гринписом» достается СМИ (песня «Истерия»), потом церкви (религия — это способ манипуляции массовым сознанием, уверен Раш), а также любителям мяса и меха. «Я призываю вас всех стать вегетарианцами. Вам забили голову …ней о том, что нельзя заниматься бодибилдингом, если не есть мяса, но на самом деле молочный белок усваивается лучше. …ево также носить мех и кожу», — объясняет со сцены Раш. Потом переходит к главному:

— Мы хотим сказать, что антифашистам нельзя ограничиваться п…жом бонов. Фашизм не только на улицах, он на кухнях, в парламенте. Мы должны менять общественное сознание. Когда на кухнях перестанут говорить, что «черные понаехали», тогда боны сами исчезнут с улиц.

Концерт заканчивается, организаторы просят никого не расходиться — идти надо всем вместе, иначе опасно: практически все афиши концерта были сорваны местными нацистами, они знают про мероприятие и могут напасть. Но дружной толпой в сто человек мы спокойно доходим до остановки и загружаемся в два автобуса. Страшно, кажется, только кондуктору. Автобусы едут до «квадрата» — места тусовки местных панков и антифа. Там будет after-party: пиво, разговоры и, если повезет, драка с бонами.

Раш сменил концертную майку на толстовку с надписью Nazi Hunter — охотник за нацистами, в руках вместо гитары монтировка. Но благодаря улыбке даже в таком виде он не выглядит угрожающе. Я спрашиваю, не боится ли он, что антифашистское насилие станет таким же неконтролируемым, как фашистское, и его соратники перестанут отличаться от бонов чем-нибудь, кроме лозунгов.

— Ну да, есть такая опасность, — говорит он. — Но мы стараемся объяснять, что задача — не убивать фашистов, а дать им понять, что они не в безопасности, что то, что они делают, плохо и будет наказано. Особенно когда это не какие-то убийцы, а малолетки, которые по дурости просто напялили на себя бомбер и пошли «охотиться на черных». Я больше всего боюсь, что начнут убивать таких малолеток. Но я всегда говорю нашим, чтобы не дрались бездумно: всегда подумайте, прежде чем напасть, оцените, кто перед вами. Наша задача не дать по морде очередному бонхеду, а остановить насилие с их стороны.

С Рашем интересно. Он какой-то очень настоящий, совсем без понтов, несмотря на располагающий возраст и обстоятельства. Что еще более удивительно, в нем нет агрессии — ни в словах, ни в глазах, ни в манере общения. Обаятельный, почти рубаха-парень. Черт побери, учился бы себе на социологическом!..

— Что, — спрашиваю, — будешь делать лет через десять?

— Через десять лет? — пожимает плечами. — Думаю, к тому времени меня либо посадят, либо убьют.