В России сотрудники милиции, прокуратуры и суда стоят над законом

На модерации Отложенный На прошлой неделе я срезал путь, поехав по небольшому переулку, ведущему к центральному московскому загсу. Плохое решение. Типичная русская свадьба – очень пышное мероприятие, так что узкая улица была забита белыми длинными лимузинами, и несколько свадебных групп произносили тосты и чокались водкой и шампанским за благополучие и счастье женихов и невест.

К счастью, я был на мотоцикле и съехал на единственный свободный участок – который оказался на тротуаре – проехав по нему менее 15 ярдов. Когда я собирался вновь воссоединиться с дорогой, открылась дверь и на тротуар вышел мужчина. Резко нажав на тормоза, я сумел вовремя остановиться.

Мужчина – коренастый тип в черном дизайнерском спортивном жакете, замшевых туфлях и черных очках – набросился на меня. "Вы знаете, что это за здание? – прогремел он. – Это районная прокуратура".

Затем он потребовал, чтобы я отдал ему ключи от мотоцикла и показал свои документы. Когда я отказался, он встал перед мотоциклом и принялся звонить по мобильному. Конечно, я знал, что я неправ; по сути, мое короткая поездка по тротуару несомненно повлекла бы за собой штраф в большинстве стран мира.

К несчастью, я умудрился вызвать неудовольствие представителя печально известной российской судебной власти – московского прокурора. В России в большинстве случаев считается, что сотрудники милиции, суда и сил безопасности стоят над законом. Кажется, что они не могут совершить ничего противоправного и несут ответственность только перед вышестоящим начальством. Обычным дорожным штрафом было не отделаться. Мне собирались продемонстрировать власть.

Вскоре прибыли два дородных мужчины; один быстро показал милицейское удостоверение, где говорилось, что он капитан, который специализируется на поиске преступников в бегах. Прокурор по-прежнему говорил по мобильному. "Мы задержали человека, который ехал на мотоцикле по тротуару. Немедленно пришлите машину".

Через несколько минут офицер милиции в штатском подъехал на полноприводном автомобиле с тонированными стеклами и велел мне проехать с ним в местное отделение милиции для установления личности.

Меня вели по коридору, и присутствие бюста Феликса Дзержинского, отца-основателя тайной полиции ЧК, предшественницы КГБ, меня не слишком успокаивало. Некоторое время меня продержали в грязноватом офисе капитана милиции под табличкой с надписью "Не курить. Штраф 50 рублей" (1 фунт). Затем пришел капитан, закурил и сел рядом с парой наручников, свешивавшихся с трубы.

Конечно, для преступников день тянулся медленно. Пока его скучающий коллега, плотный, покрытый татуировками ветеран чеченской войны с единственным передним зубом, поигрывал с офисным котенком, капитан одним – указательным – пальцем печатал свою версию событий. Его креативные способности с лихвой компенсировали его неумение печатать.

"Когда я попросил господина Франкетти проследовать со мной в отделение милиции, – говорилось в рапорте, – он завел мотоцикл, оттолкнул меня в сторону, оскорбил меня и попытался уехать. В этот момент господин Франкетти и был задержан и отправлен в отделение милиции".

Большинство россиян знают, что офицеры милиции систематически фабрикуют свидетельства и используют силу, пытки и шантаж для того, чтобы выбить ложные признания. Я рассказывал о таких историях много раз. Даже российский министр юстиции, сделав редкое публичное признание, сказал, что каждый год примерно тысяче человек предъявляются ложные уголовные обвинения.

"Вы прекрасно знаете, что этого не было. Какой смысл в том, чтобы писать эту ложь?" – спросил я.

"Смысл в том, что этого хочет прокуратура", – ответил капитан. Человек, которому я перешел дорогу, был третьей самой влиятельной фигурой в районной прокуратуре, сказали мне. Он также несет ответственность за проверку работы офицеров именно в этом самом отделении милиции. Капитан дал понять, что он работает согласно строгой инструкции.

"Вы живете здесь уже давно – вы знаете систему, – сказал он мне.

– Так она работает. Мы не плохие люди, но здесь ничего поделать нельзя".

Похоже, всех забавляла чрезмерная реакция прокурора, но приказы есть приказы. Люди в участке были просто винтиками в репрессивной и коррумпированной системе.

Прослужив 6 лет, капитан зарабатывал 360 фунтов в месяц – мизерная сумма в городе, который быстро превращается в один из самых дорогих городов мира. Ему, женатому, но не имеющему детей, по его словам, на жизнь нужно в четыре раза больше. Как большинство его коллег, он компенсирует разницу, злоупотребляя полномочиями.

К примеру, вас надула какая-нибудь российская фирма. Один из вариантов – обратиться к адвокату, но вести дело в суде – длительный и дорогостоящий процесс, который в большинстве случаев обречен на провал. Попросите о помощи такого человека, как этот капитан милиции – и предложите неофициальный откат, чтобы смотивировать его – и ваши шансы на успех будут намного выше.

В моем случае лучшим вариантом было бы нажать на тайные пружины и выискать кого-то достаточно влиятельного, чтобы тот позвонил прокурору и устроил ему головомойку. Меня освободили бы немедленно, однако такая тактика – это часть тонкой и опасной игры, которая может привести к большим конфликтам и долгосрочным моральным долгам, которых лучше избегать.

Тем, у кого есть нужные связи, в России легче достигать чего бы то ни было, чем на Западе. Только если речь не идет о конфликте с Кремлем. И если вы – представитель Кремля, тогда вы действительно неприкасаемый – если, конечно, вы не перейдете дорогу президенту.

Простые россияне, однако, не имеющие ни денег, ни влиятельных знакомств, не имеют прав. Так же, как не имел их и я. Через 4 часа моего задержания прибыл сотрудник ГАИ. Он заполнил новые документы о моем дорожном нарушении, затем спросил с намеком на сочувствие: "Что, наступил кому-то большому на ногу?"

Дальше появился следователь из российского министерства внутренних дел, который объявил, что будет вести мое дело. Меня попросили сделать длинное заявление, которое он записал от руки. К тому времени я уже начал понимать, насколько беспомощно могут чувствовать себя люди, попавшие в ловушку системы.

Затем прибыл более высокопоставленный человек. В расследовании моего серьезного нарушения – поездки в 15 ярдов по тротуару – теперь участвовало 9 офицеров. Этот новый человек заявил, что мое описание инцидента недействительно. Как иностранцу, мне следует делать заявления в присутствии официального переводчика.

Это еще одна особенность порочной судебной системы России. Нарушение закона представителями правоохранительных органов происходит в четких юридических рамках, создающих видимость законности. Чиновники, которые пишут фальшивые отчеты, часто беспокоятся о незначительных технических вопросах юридического характера, которые можно истолковать как нарушение прав человека, которого они подставляют.

Через 5 часов после моей встречи с озлобленным прокурором меня, наконец, отпустили. Капитан пояснил, что мое дело будет расследовать офицер из министерства внутренних дел, который примет решение о том, рекомендовать ли предъявление обвинений. На той стадии у меня уже не будет выбора, кроме как перенять местные обычаи и начать нажимать на тайные пружины – единственный способ решения подобных проблем в России.

Простой урок, заключается, конечно, в том, что не надо ездить на мотоцикле по московским тротуарам. Более важный урок заключается в том, что, хотя новый президент России Дмитрий Медведев пообещал реформировать судебную систему страны и искоренить коррупцию, у него нет шансов добиться успеха.

Конечно, в следующие год-два будут приняты новые антикоррупционные законы. Некоторые судьи и офицеры полиции потеряют свою работу, несколько невиновных будут освобождены из тюрьмы. Однако коррупция проникла слишком глубоко, чтобы исчезнуть за одно поколение, и российское правосудие останется крайне селективным процессом на многие последующие годы.

Марк Франкетти – московский корреспондент The Sunday Times