Борис Стругацкий - об олигархах, Интернете и многом другом

— В своих романах вы предсказали многое из того, что происходит сегодня. Так, в романе «Трудно быть богом», как американцы в Ираке, действуют прогрессоры. В «Отягощенных злом» адепты философии нуси проповедуют растительную жизнь хиппи. В «Хищных вещах века» торжествует общество потребления. Скажите, вас удивляет, что ваши предсказания претворяются в жизнь, или вы предвидели такой ход жизни?

— Не вижу здесь предсказаний. В лучшем случае — некие формальные совпадения. Предсказать, по-моему, ничего такого, что было бы одновременно и существенным, и небанальным, — невозможно. Можно угадать, можно «почуять» дух будущего — как это удавалось Уэллсу и Замятину и как, похоже, удалось нам (утвердиться в неизбежности надвигающегося Мира Потребления). Но — не более того. Еще и еще раз хочу повторить: конкретности непредсказуемы. Просто потому, что их слишком много и они как виртуальные «кипящие» частицы вакуума ежесекундно возникают в толще будущего, чтобы тут же исчезнуть навсегда.

— Какую бы роль вы отвели прогрессорам сегодня?

— Для наших прогрессоров на нынешней Земле работенка бы, сами понимаете, нашлась. И, наверное, главное, чем бы они занялись, — утихомириванием излишне ретивых (задача очевидная и сравнительно простая), а также переводом финансовых и бизнес-потоков на образование и медицину. Эта, вторая задачка — программа на сто лет и с неочевидным окончательным выходом. Особенно, если иметь в виду надвигающийся энергетический кризис середины века.

— В ваших книгах легко найти прообраз Интернета. Сделал ли он, изменив характер информации, человека богаче или беднее?

— Не знаю. Интернет это, по сути, роскошная игрушка — в равной степени и для детей, и для взрослых. Охота за информацией, превращенная в развлечение. Уже не только (и даже не столько) увлекает и захватывает сама «отловленная» информация, но и процесс поиска доставляет наслаждение и делает счастливым. (Как рыбалка или «тихая охота» делает тебя счастливым, даже если ты не великий любитель ухи или там жареных грибов.) В прежние времена поиск информации тоже был способен дарить радость — какое наслаждение рыться в книгах, или листать архивы, или перебирать артефакты в запасниках! Но это всегда было наслаждение для немногих, для избранных, для аристократов духа. А Интернет — для всех. Эти бесконечные яркие туннели поиска, неожиданные повороты и смены текстов… поражающие воображение картинки… и незнакомые лица… и совершенно новые сведения, возникающие вдруг… и наконец — то, что ты искал, уже не надеялся найти и все-таки нашел, обнаружил, выкопал, открыл — и вот чувствуешь себя маленьким Колумбом, «открывателем новых земель», покорителем хаоса и в каком-то смысле даже творцом. Не знаю, делают ли все эти «приключения духа» нас богаче, но, без всякого сомнения, Интернет — это шаг по пути превращения хомо сапиенс (Человека Разумного) в хомо луденс (Человека Играющего). А ведь это, похоже, и есть магистральная дорога эволюции.

— Как вы относитесь к эволюции человека, которую вы предсказали в образах «людена», а генетики обещают провести в жизнь?

— Я думаю (и надеюсь), что до этого нам еще очень далеко. Появление сверхчеловека будет означать окончание человеческой истории. Жалко. Но ведь «эволюция не бывает справедливой». Этой сумрачной закономерности приходится покориться, но вряд ли можно ей радоваться. «И того, кто меня уничтожит, я встречаю приветственным гимном». Нет, это не про меня.

— В раннем романе «Полдень» вы рисовали будущее, населенное умными, творческими, увлеченными своим делом людьми. Кем сегодня стали ваши герои из комнаты 18?

— Они так и остались «умными, творческими, увлеченными своим делом людьми». И даже квартирный вопрос их не испортил. Хорошее всегда хорошо.

— Для вас, судя по книгам, институт «Учитель — ученик» был самым важным в развитии общества. В обществе, где отсутствие авторитетов возведено в принцип, актуален ли этот институт?

— Этот институт актуален всегда. И, кстати, никакого «отсутствия авторитетов» я что-то не наблюдаю. Другое дело — какие авторитеты превалируют? Кто у нас ходит в Учителях? Страшно наблюдать! Но ведь с Учителями дело всегда обстояло неважно. Всегда это было явление штучное, и всегда их предавали или даже убивали, и, уж конечно, перевирали, приспосабливая к своей, нужной, реальности самым беспардонным образом. Правда, они обязательно появлялись снова и снова. Они и сейчас появляются среди нас время от времени, только мы их не замечаем, а заметив вдруг, норовим превратить в кумиров и приспособить их под свои повседневные нужды. И поэтому постоянно путаем учителей с демагогами и телезвездами.

— Сейчас воспитание подчинено единственной цели — вырастить специалистов-потребителей. Нужна ли духовная близость для такого воспитания? У ваших Учителей прежде были разные профессии. Кто сейчас может стать наставником молодых?

— Наставники — не проблема. У нас каждый демагог — наставник. И каждое начальственное лицо. И все они втолковывают нам, кого мы должны любить, а кого — ненавидеть. Мы для них всего лишь солдатики в той маленькой непрерывной войнушке, которую они тихо и неутомимо ведут за (свою) власть и за (свое) влияние. Воспитанием они не занимаются. Они — дрессируют. Но мы не возражаем. Мы никогда не видели ничего другого за последние сто лет. И, боюсь, не увидим еще столько же.

— В вашем Мировом совете было 60% учителей и врачей. Какую профессию вы считаете важной на сегодняшний день?

— Ничего не изменилось. Никого нет в обществе важнее врачей и учителей. Потому что нет ничего важнее здоровья — физического и духовного. И никогда не будет.

— Какой могла бы быть сегодня та Великая Воспитательная революция, о которой вы писали?

— Представления не имею. И никто в мире не имеет. Но это еще полбеды. Появится подлинная нужда — появятся и специалисты, и знатоки. Нужды нет, вот в чем беда. Совершенно не вижу, кому в этом мире нужен Человек Воспитанный и зачем.

— Какой бы проект школьной системы вы предложили сейчас?

— Я даже не дилетант-любитель, что я могу предложить? Знаю только: очень и очень недурно было бы, если бы школа выпускала квалифицированных читателей — людей, которые не только УМЕЮТ читать, но еще и ЛЮБЯТ читать, не представляют себе жизни без книги (как не представляют они себе ее без пива, курева и рок-концертов). Задача эта кажется мне хотя и не простой, но — реализуемой: нужны только учителя-энтузиасты, понимающие толк в чтении и умеющие интересно говорить о книгах. И особая программа, разумеется, нужна — чтобы не ИЗУЧАТЬ литературу, а приохочивать к ней (как приохочивают к вкусной, но непривычной еде, как к картошке народ приохотили триста лет назад).

— Вы писали, что начинать надо с элитных педагогических лицеев. Какими они могли бы быть в XXI веке?

— Насколько я знаю, такие лицеи уже существуют. Возникают вокруг талантливых педагогов. Таких педагогов очень мало, но они есть. Они, может быть, еще не Учителя, но очень хорошее к ним приближение. Если что-нибудь с Высокой теорией воспитания вообще начнется, то начнется именно с них.

— Принято считать, если человек миллиардер, то дураком он быть не может. Но он может быть мерзавцем. Как вы относитесь к тому, что наша страна бьет все рекорды по количеству миллиардеров?

— Я отношусь к этому спокойно и даже, скорее, с одобрением. Остап Бендер говорил: «Если в стране ходят какие-то денежные знаки, должны же существовать люди, у которых этих денежных знаков много». Предприниматели, бизнесмены, дельцы — особый слой социума, люди, которые умеют делать деньги. Никто больше не умеет (рабочие делают танки и кастрюли, доценты делают образованных людей, доктора — больных делают здоровыми, чиновники наводят порядок), а они вот — умеют делать именно деньги. Такой у них специфический талант. Государство не умеет делать деньги совсем, в лучшем случае — умеет тратить. Поэтому оно должно всячески холить и лелеять этих делателей денег — чем они богаче, тем богаче государство, чем больше миллиардеров, тем богаче государство, чем больше богатых людей, тем богаче государство, а значит — богаче учителя, врачи, военные, ученые. Надо только, чтобы богатые исправно платили налоги, а государство не мешало им зарабатывать главным доступным для них способом — деланием денег. Что же касается «мерзавцев», то среди богачей, я думаю, их не больше, чем среди середняков или бедняков. Впрочем, я не знаю лично ни одного богача, и собственной статистики по этому поводу у меня нет.

— Уже в «Жидах города Питера» (1990) вы смотрели на происходящее без оптимизма. Сейчас его у вас прибавилось или убавилось?

— Второй закон социодинамики: количество оптимизма со временем не увеличивается («закон неубывания пессимизма»). В начале 90-х у нас была оттепель — вторая на моей памяти. Сейчас она заканчивается, начинаются очередные заморозки. Огосударствление будет крепчать. Авторитаризм — нарастать. Экономика — затормаживаться. А потом снова наступит оттепель. Но этой я уже не застану. Какой уж тут оптимизм.

— Вы по-прежнему согласны с взятыми вами в эпиграф словами Экзюпери о том, что в мире есть единственная забота — вернуть людям духовное содержание, духовные заботы. Или в прагматическом обществе эта забота не служит прогрессу?

— Прогресс это просто нарастание количества и качества умений человечества. «Духовное содержание» и «духовные заботы» к этим процессам имеют отношение скорее косвенное. «Человек Умелый» и «Человек Нравственный» — понятия не обязательно совпадающие. И главное, Человек Нравственный движет прогресс совсем не обязательно эффективнее и энергичнее, чем Человек Безнравственный. Так всегда было и, видимо, так и будет всегда. Это в благословенном девятнадцатом воображали, что прогресс науки породит всеобщее распространение нравственности. Однако, как довольно скоро выяснилось: «Вот радио есть, а счастья нет…». Выяснилось также, что прогресс можно двигать не слишком чистыми руками и даже не обязательно с чистыми намерениями. Прогресс оказался сам по себе, а духовность — сама по себе. Видимо, так оно будет и дальше.

— Вы писали о том, что никакой технический прогресс не принесет счастья человечеству, если основой его не будет Человек Воспитанный, избавившийся от «внутренней обезьяны». Есть ли связь между прогрессом и счастьем?

— Я не знаю, что такое счастье. Боюсь, это понятие сугубо субъективное. А прогресс — объективное. Вряд ли они связаны. Прогресс в шалаше — не прогресс, а счастье в шалаше — самое мило дело. Счастье вообще категория слишком тонкая, она плохо поддается классификации и вообще — определению. Например, избавившийся от «внутренней обезьяны» Человек Воспитанный вовсе не гарантирует себе счастливой жизни. Может быть, даже наоборот. Для многих и многих счастье — синоним беззаботности и легкости существования. А Человек Воспитанный это — всегда! — человек творческий. Какая уж тут беззаботность?! Какая легкость?! Творчество — это же постоянное недовольство собой, миром, бесконечная погоня за странным, категорическое неприятие покоя… Прогресс не обещает ни счастья, ни покоя. Прогресс обещает только одно: неизбежную встречу с неведомым. А что из этой встречи проистечет… Может быть, и немножко счастья тоже. Тут уж как получится.

— Можно ли ставить вопрос о непреходящих ценностях в эпоху бесконечных трансформаций?

— Почему бы и нет? На то они и непреходящие. Дружба, любовь и работа, например. Может быть, это и не единственные ценности, которые дарит тебе судьба. Но уж они — точно! — единственные, которые стоит избрать смыслом своей жизни. При всех трансформациях. А также — пертурбациях, девиациях и бифуркациях.