Слово в защиту георгиевской ленточки

Вопрос о георгиевской ленточке, как и вообще дискуссия о символике и значении Победы, был и остаётся вопросом историческим прежде всего, как бы его не пытались завернуть в русло политических разборок. Однако на деле весь клубок проблем запутался вокруг одного фундаментального вопроса: кому принадлежит Победа сорок пятого — народу или власть имущим? Накануне девятого мая старый идеологический спор становится вновь актуальным.

На протяжении веков русская национальная идентичность замыкалась на государство. Слова об отсутствии в России гражданского общества на деле означают отсутствие негосударственных, неправительственных институтов. Исторически государство практически монополизировало сферу общественных отношений. Исчезни вдруг оно — что нам останется? Что будет объединять нас как народ? Явно не церковь: веруют, пусть даже показушно, далеко не все, а сама РПЦ как была отделом КГБ так им и осталась. И не институты гражданского общества: их как не было, так и нет. Даже на самом низовом уровне — соседи по подъезду, кроме как необходимостью жить в одном подъезде, ничем не объединены. Государство — единственный идентификат нации, вне которого существует лишь масса людей, живущая на общей территории и говорящая на одном языке. Электорат вместо народа.

Пользуясь своей монополией на социальные институты, власть предержащие на протяжении веков обворовывали народ — от любых побед и достижений людям доставались крохи на столе и пафосные лозунги в головах. Великую Победу у нас точно так же украли ещё в сорок пятом, объявив её заслугой мудрого советского правительства и вернув людей в колхозы и лагеря — замечательная традиция, корнями уходящая в глубину веков. Российская власть, в своём отношении к народу и его истории ничем не отличающаяся от советской, стремится сохранить этот сложившийся веками порядок вещей.

Но времена меняются.

Как сказал американский драматург Артур Миллер, «эпоху можно считать законченной, когда истощились иллюзии, её питавшие». Советский союз рухнул, похоронив большинство имперских иллюзий и дутого пафоса под своими обломками — и имперская глава в книге об истории России закончена, что бы на сей счёт не считала «партия национального реванша». И теперь, чтобы не сгинуть на обочине истории, России нужно приступать к новому большому строительству — на сей раз национальному, базирующемуся на негосударственных институтах. Нарождающейся нации нужна своя символика, новый взгляд на старые даты.

Победа сорок пятого — по-прежнему один из мощных объединяющих факторов. Державшиеся на ещё сильных тогда идеологических мифах, сотни народов СССР были гораздо ближе к национальному единству в 41 — 45-м годах, чем русские в России сегодня. Порушив железный занавес в 91-м, мы растащили его на кусочки и сегодня упорно сооружаем каждый свою маленькую железную занавеску, чтобы отгородиться друг от друга. Однако, с появлением «георгиевской ленточки» наметился слом этой тенденции. Она неидеологична: георгиевская лента была элементом награды и при царях, и при генсеках, и при президентах — в отличие от того же красного флага. Она славит русское оружие, а не русских правителей.

И это первый не государственный, а народный символ великой Победы в новой России.

Разумеется, когда возникла акция «Георгиевская ленточка», многие проправительственные организации ухватились за неё как за ещё один инструмент манипуляции патриотическим чувством. В России не должно быть национальных праздников, только государственные. Орды «патриотической» молодёжи из соответствующих движений, по разнарядке повязав на рукава георгиевскую ленточку, моментально опошлили акцию. Этот чудный дар — обращать любой порыв в фарс — вообще отличает нашу власть. Власть и общество уже давно перестали понимать друг друга. Любое государственное начинание наталкивается на синдром постсоветского человека: недоверие к власти, и массовым акциям, властью инициируемым — как естественная реакция на насильственно-общинную историю нашей страны. Это не тот индивидуализм, который характеризует свободных людей, поскольку не заключает в себе позитивного начала, активного протеста. Синдром постсоветской человека — это протест усталого человека по типу «моя хата с краю», и авторитарной власти такая позиция ничем угрожать не может.

Однако этот синдром представляет опасность для нарождающегося гражданского общества, поскольку препятствует вообще любому объединению людей по иному признаку, кроме вышеописанного электорального. Стремясь оградить свою жизнь от внешних проявлений — люди становятся только беззащитнее, выпадая из исторического процесса — теряют возможность определять наше общее завтра. Поэтому для настоящих патриотов стоит задача защитить нарождающееся национальное единство от разлагающего влияния государства. Отмахиваться от георгиевской ленточки в этой ситуации равносильно повторному отказу от дня Победы. Мы, внуки ветеранов, должны понимать: это — наш праздник, это наша Победа. И мы проявляем солидарность не с государством, а с нашими предками и с нашими соотечественниками — вне времён и идеологий — повязывая георгиевскую ленточку как символ Победы. Это — наша дань памяти тем, кто воевал за нас шесть десятков лет назад.

Будучи акцией народной, «георгиевская ленточка» значит сегодня для ветеранов не меньше, а то и больше, чем государственные награды и показуха парадов. Разве наши деды воевали за награды? Если бы они думали о себе, то сидели бы дома и сдавались оккупантам. Но они отдавали свои жизни — ради своих жён, детей, внуков. Нас. Они жертвовали настоящим ради будущего. И вот оно наступило — чужое, непонятное. Что общего у ветерана, в костюме ещё советского покроя идущего по улице, и современных ребят? Как он поймёт, что они — его, что он не зря воевал тогда? Они сражались за то, чтобы на русской земле росли их дети, а не чужие — а сейчас для старого человека наша действительность чужда и он здесь чужой, он давно живёт воспоминаниями. Георгиевская ленточка на прохожем скажет ветерану, что мы по-прежнему — их внуки, что мы помним и мы благодарны.

Соединяющая прошлое и будущее, георгиевская ленточка — главное доказательство нашего единства. У нас есть история — и будет её продолжение.