Суд над Героем

Многое повидал мир, но суда над Героем Советского Союза, к которому сейчас готовится Эстония, - еще не видел точно...

- Я - невероятно везучий человек! - вместо приветствия говорит мне Арнольд Мери. Сильный ход... Ему почти 89, у него рак легких, и 20 мая он станет подсудимым: на острове Хийумаа в специально арендованном по этому случаю зале начнется открытый процесс по обвинению его - ни много ни мало - в геноциде эстонского народа!

А он смеется:

- Эта комедия готовилась в течение 13 лет! Ну разве не повод для юмора? Правда, следствие дотанцевалось до того, что я не вполне уверен, что буду физически в состоянии прибыть на суд. Дело в том, что начиная с 1985 года я стремительно дряхлею...

Последняя фраза прозвучала очень по-эстонски, если медлительность считать чертой национального характера. Но надо сказать, что у двоюродного брата нашего героя, экс-президента Эстонии Леннарта Мери, с чувством юмора тоже обстояло неплохо. Впрочем, это абсолютно ни о чем не говорит: братья между собой не общались. Почему? Потому что людям с диаметрально противоположными политическими взглядами, хотя бы и связанным кровным родством, говорить не о чем. Так бывает: вся история Эстонии двадцатого, а теперь уже и двадцать первого века - сплошной раскол, разметавший по разные стороны баррикад друзей и родственников. По семье Мери история прошлась так: до войны один брат (Арнольд) жил в Югославии и учился в белоэмигрантской школе. Другой (Леннарт) тоже ходил в школу для иностранцев, но это была гимназия для детей дипломатов. Первый воевал на советской стороне, второй в это время вместе с родителями был в ссылке. Один стал Героем Советского Союза, первым из эстонцев и последним, оставшимся в живых. Другой - известным писателем, во многом определившим курс эстонцев на независимость. Старшего, Арнольда Мери, Эстония записала во враги. В честь младшего, Леннарта, умершего два года назад, даже собиралась назвать аэропорт.

После того как с площади Тынисмяги в центре Таллина исчез Бронзовый Солдат, оскорбленные россияне стали автоматически переносить свои чувства на страну и всех ее жителей. И вот вам, пожалуйста: наичистейший эстонец, не подвергшийся массовому зомбированию по части переписывания истории. А какой ему смысл переписывать, если он сам ее и делал?

Как Арнольд Мери стал Героем...

Звучит невероятно, но это правда: Героем Советского Союза он стал в июле 1941-го, в самом первом своем бою! Коротко дело можно изложить так: будучи только что назначенным командиром взвода, он вдруг услышал стрельбу под самым носом у штаба корпуса. Бросился вперед, решив, что какая-то русская часть приняла за немцев его ребят-эстонцев: те носили форму эстонской буржуазной армии и не говорили по-русски, - и услышал... натуральную немецкую речь! И понял, что, если его взвод немедленно не вступит в бой, через 10 минут от штаба ничего не останется! Сам он считал, что этот его подвиг тянул в лучшем случае на Красную Звездочку или медаль «За отвагу». Но в Москве три его ранения, полученных в одном бою, расценили иначе.

А спустя десять лет его этого звания лишили. И исключили из партии - за то, за что в сегодняшней Эстонии дают ордена: ЗА АНТИСОВЕТСКУЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ! Точнее - за конфликты с органами госбезопасности. Доказательства - две дырочки на удостоверении Героя Советского Союза, поставленные дыроколом перед тем, как подшить его в дело, и перебитый номер на Золотой Звезде: когда в 1956-м Арнольду Мери звание возвращали, звездочку пришлось выдавать новую - старая ушла в переплавку.

...и как он перестал им быть

- Ради бога, только не посчитайте, что я буду вам рассказывать о том, как с колыбельного возраста принципиально боролся против госбезопасности! - очень серьезно просит он.

Он и правда не боролся. Это она боролась с ним, пытаясь исправить грубый просчет: в те годы, когда за один только факт знакомства с иностранцем можно было загреметь на 20 лет, первым секретарем ЦК комсомола одной из самых проблематичных в плане идеологии советских республик сделали человека, который учился в школе для белоэмигрантов!.. Первый серьезный конфликт Мери с органами случился тогда, когда к нему заявился работник госбезопасности для того, чтобы подобрать себе агентуру. Мери позвонил первому секретарю ЦК эстонской компартии: «С какого времени госбезопасность набирает стукачей среди руководящих работников ЦК комсомола?» Через пять минут ему звонит председатель госбезопасности: «Арнольд, у тебя кабинет на втором этаже? Так вот, возьми этого му...ка за шиворот и спусти его с лестницы вниз!» Спустил. Такое не прощают.

И вот спустя время вызывают Мери в ЦК партии и показывают папку документов о фактах его антисоветской деятельности: «Создал подпольную молодежную антисоветскую организацию террористической направленности «Белый медведь», провел годовое собрание и выступил с программной речью, в которой говорилось о выводе Эстонии из состава Советского Союза и создании двуединого эстонско-финского государства»...

Материалы признали клеветническими и в Таллине, и в Москве. Но в КПК (не путать с карманным компьютером. Эта аббревиатура означала Комиссию партийного контроля. - Авт.) дело начали рассматривать заново.

Сам Арнольд Мери (на снимке) считал, что его подвиг тянет всего лишь на медаль «За отвагу».

Но в Москве расценили иначе. В общем, из партии в 1951-м Арнольда Мери исключили. Он вернулся в Таллин. Устроился плотником на судоверфь. Сдал свои ордена и медали. А когда начались ночные обыски и стало ясно, что набирают материал для ареста, собрал семью и уехал в Горный Алтай.

После XX съезда КПСС дело решили пересмотреть. «Необоснованность решения об исключении из партии вытекает из самих материалов», - заключил на этот раз инспектор КПК. И через некоторое время ему все вернули - и звание Героя Советского Союза, и ордена. Включая те, что он получил, пока шло следствие (!), - орден Ленина и орден Трудового Красного Знамени. Вот и пойми ее, эту советскую власть...

Почему его делают врагом

- Так за что же вас теперь будут судить?

- В 1949 году я был направлен на остров Хийумаа для проверки законности действий госбезопасности во время депортаций. Такие уполномоченные направлялись во все уезды. Инструктировал нас лично первый секретарь ЦК компартии Эстонии Николай Каротамм. И главное внимание его было обращено на то, что мы были обязаны провести проверку обоснованности включения людей в число кулаков. Мы должны были действовать на пару с первым секретарем укома партии острова Хийумаа Йоханнесом Ундуском. Я приехал и говорю: вызывай документы из госбезопасности, на основании чего люди включены в список на высылку? Тот позвонил, ему сказали: еще не все готово. На следующий день: готово, но не напечатано. На третий: начальник уехал... Для нас уже все было ясно, и мы отправили в Таллин три шифрованные телеграммы: нам не дают возможности выполнить нашу функцию. Ответа не получили - вместо этого началась высылка.

Мы всю ночь ездили по тем хуторам, откуда высылали людей, и следили за тем, чтобы не было эксцессов, воровства, грубости. Чтобы люди были обеспечены транспортом, могли собрать все свое хозяйство. Утром выяснили, что теплоход для переправки высылаемых с острова на материк не может подойти к пирсу: глубина недостаточна. И поэтому людей собираются везти по волнистому морю на гребных шлюпках. И тогда неизбежно какая-нибудь шлюпка перевернулась бы. Мы воспротивились категорически и через командующего Балтфлотом вызвали менее глубоко сидящее судно. В чем, собственно, меня теперь и обвиняют: этим самым мы будто бы подключили к операции оккупационные войска...

На новой Звезде Героя номер пришлось перебивать - старая ушла в переплавку.

Есть еще одно обвинение, самое забавное! Я обвиняюсь в том, что, получив сведения о том, что предстоит высылка, не распространил их широко, для того чтобы вызвать протест... Если бы я действительно это сделал, то и сомневаться не приходится, что произошло бы крупное кровопролитие, потому что все бандиты, которые должны были быть высланы и которые к этому времени легализовались и жили по хуторам, узнав о предстоящей высылке, снова подались бы в леса и выкопали свое оружие. Естественно, все это было бы подавлено вооруженным путем, и случилось бы огромное кровопролитие. Вот тогда действительно было бы что-то вроде геноцида, и не нужно было бы этот геноцид высасывать из пальца, как это делается сейчас.

«Советской власти не требовали - это все придумали потом»

- Как Эстония вообще ввязалась во вторую мировую войну? Свидетелей-то, кроме вас, не осталось.

- В 1939-м я был призван в эстонскую армию. Мы были в летних лагерях на окраине Таллина, но даже там чувствовалось напряжение. 21 июня 1940 года по всему лагерю пополз слух, что на башне Длинный Герман поднято красное знамя. Я ушел в самоволку и весь день смотрел, что происходит. Это были гигантские демонстрации. Требовали демократии, отмены ограничений (а ограничения были серьезные - больше 5 человек без присутствия полицейского собираться не могли), свободы собраний, отставки президента и правительства. Советской власти не требовали - это все придумали потом.

Я категорически не приемлю тезис оккупации Эстонии Советским Союзом в 1940 году. События, которые произошли в Эстонии в 1939 - 1940-м, были результатом внутренних противоречий. В конце 30-х годов здесь были две активные силы - профашистская и антифашистская...

- Почти как сейчас!

- Совершенно правильно. Революционные события 1940 года были не борьбой за установление советской власти, а борьбой против втягивания Эстонии в войну в качестве немецких холуев. Рядовые эстонцы и мысли об этом не допускали, для них немец был историческим врагом. И когда по договоренности с Советским Союзом в 1939 году Гитлер вывез из Эстонии прибалтийских немцев, по Таллину ходил такой анекдот: придется все-таки Гитлеру ставить памятник - 600 лет от немцев не могли избавиться, наконец-то он их подобрал... Подавляющее большинство, конечно, предпочитало бы входить в антигитлеровскую коалицию под рукой англичан или французов, а не в Союзе с Советской Россией. Но этому противилась география.

- А почему нынешние эстонские историки говорят, что в 1944-м не было никаких боев за Таллин? Как же тогда погибли люди, которые были потом похоронены на площади Тынисмяги?

- Немцы отступали, но это абсолютно не исключало боев, причем весьма серьезных. Территорию Эстонии освобождали две армии - 8-я, в которую вошел эстонский корпус, и 10-я. Ожидалось, что немцы будут Таллин взрывать, как и Нарву. Когда мы входили в город, в порту еще продолжалась погрузка немецких воинских частей. В самом Таллине немцев уже не было, но на западных окраинах были слышны выстрелы. Наш десант наступал по Тартускому шоссе и сопротивления практически не встретил.

А отряду 10-й армии, который входил по Нарвскому, досталось по-настоящему... Поскольку были стычки, были и жертвы. Времени хоронить не было, поэтому трупы везли с собой на специальном грузовике.

Потом возник вопрос: что с этими трупами делать? Поскольку в городе не было никаких властей, командование этого десантного отряда по своему разумению похоронило их в сквере на Тынисмяги. Мнение, что это захоронение - памятник освободителям, сформировалось у людей лишь за последние 20 лет. Бронзовый Солдат - это представитель эстонского народа, который склоняет голову перед теми, кто погиб за его Родину. Он - эстонец и к русскому Алеше никакого отношения не имеет.

«Я сам выбрал этот путь»

- Девять лет назад, когда вы практически в одиночку стояли в пикете у американского посольства, протестуя против бомбардировок Сербии, вы сказали слова, ставшие пророческими: «Не жалуйтесь, если это будет последний День Победы, который мы будем отмечать у Бронзового Солдата». Как в воду глядели...

- В конце марта прошлого года наша ветеранская организация обратились к городским властям с сообщением, что мы собираемся 9 Мая, как обычно, возлагать к Бронзовому Солдату венки, но нам ответили, что это невозможно. Власти прекрасно понимали, что тем самым идут на явное обострение.

- Зачем?

- Так ведь цель как раз в этом и заключалась: в обострении отношений с Россией! Проблема была только с Западной Европой, болеющей политкорректностью. Как сделать ликвидацию памятника приемлемой для Европейского Союза? Нужно создать такую обстановку, чтобы там развели бы руками и сказали: «Да-а... Конечно, снимать памятники нехорошо. Но если уже доходит до такого, то что тут поделаешь?!» Значит, был нужен мордобой! Крупный. То, что случилось там год назад, было провокацией полиции. Но поскольку опыта заниматься провокационной деятельностью у наших спецслужб маловато, дело вышло из-под контроля. Они согнали свою агентуру, присоединилось хулиганье, и пошло... Но за все годы у памятника не было столько цветов, столько народа и столько возвышенных эмоций, как после его переноса на военное кладбище.

- То есть вы считаете, что в той информационной войне все-таки победили мы с вами?

- Точно. В чем я вижу победу? В том, что все большему количеству людей стало понятно, что это не столкновение наций, а столкновение мировоззрений. Это касается и той игры, которая сейчас затеяна вокруг меня. В моем лице впервые хотят доказать преступность самой идеологии коммунизма. По-разному в истории оцениваются события Октября 1917 года, но в подавляющем количестве случаев люди могут ответить: от нас ничего не зависело, мы родились, когда все это уже было. А я этой возможности лишен. Я сам выбрал этот путь и сам по нему шел.

Вместо послесловия

Ухожу. Вышел проводить до калитки - красивый, мудрый и смелый человек, который никому и ничего не должен, кроме вечности. 9 Мая они опять встретятся: Мери и Бронзовый Солдат, Бронзовый Солдат и Мери, только теперь им уже не поговорить - какие разговоры на кладбище?

Галина САПОЖНИКОВА