Эпоха Свободных Дур - первое доказательство смены времен

На модерации Отложенный И все-таки ростки порока неумолимо пробиваются сквозь плотный асфальт гламура.
Первое доказательство смены времен – появление Свободных Дур.
Раньше, ну хотя бы начиная от моей молодости и вплоть до совсем недавнего, еще буквально прошлогоднего снега, Свободные Дуры были редким, штучным, экзотическим явлением.
Но сейчас они успешно размножаются и настойчиво навязывают свое мироощущение. Их уже невозможно не заметить.
●
Не секрет, что по-настоящему свободной девушка может называться только в одном случае – если она выросла там, где ей ни в чем не отказывали. Первыми приходят на ум богатые родители. Свобода начинается с того, что любая, даже самая фантастическая прихоть ребенка удовлетворяется в момент ее возникновения.
За всю свою жизнь я ни разу не встретил девушки, которая росла пусть даже в относительном достатке, но испытывала потребность в какой-то малости, в чем-то одном, и в результате выросла бы свободной.
Такого просто не может быть, потому что свобода предполагает изначальное удовлетворение именно всех потребностей, начиная от оркестра за завтраком и заканчивая «луной с неба».
Каждая старшеклассница знает, кого из девчонок в ее классе можно назвать свободными, а кто навечно, на всю оставшуюся жизнь обречены на закомплексованность, зажатость, вечную неудовлетворенность и как следствие озлобленность на весь мир – как бы «успешно» внешне ни складывались их судьбы.
Зажатые и неудовлетворенные – всегда из семей с низким или средним достатком, а свободные ни в чем и никогда себе не отказывали.
Первое испытание старшеклассницы на раскрепощенность – потеря невинности. Свободные девчонки расстаются с девственностью легко и непринужденно, в тот момент, когда им захочется (или даже не захочется, а просто так, ради прикола). Закомплексованные же, лишенные радостей пресыщенного детства, обычно долго «вычисляют», медлят, боятся «прогадать».
●
Каждая свободная девушка рано или поздно, пусть даже на уровне инстинкта, оказывается перед выбором. Или становиться «умной», то есть такой, как все, или свернуть с предназначенного родителями и Системой пути.
В такие периоды решается ее участь. Потому что обратной дороги нет.
Большинство, ну не знаю, сколько, процентов 99, конечно, предпочитают быть умными. И начинают делать все, что полагается в таких случаях. Для начала, например, поступают в престижное учебное заведение.
Тем самым они мгновенно включаются в Систему и быстро выходят на орбиту Успеха.
●
Свободная девушка, выбравшая стандартную, мейнстримную судьбу, мгновенно превращается в стерву – максимальное воплощение рационального, потребительского отношения к жизни. И тем самым перестает быть свободной.
Собственно стерва и есть Предательница Идеи Свободы в чистом, абсолютном виде, лучше не определишь – ведь ее никто не заставлял отрекаться от своего свободного прошлого ради чечевичной похлебки.
Стерва – идеальная раба Системы, ее цементирующее начало.
●
Интересы стервы целиком и полностью меркантильны. Ее космос – двумерный, плоскостной. Все ее цели и желания сводятся к одному – как можно меньше дать (или дать с наименьшими усилиями) и как можно больше взять (конечно, не только в отношениях с мужчинами, а вообще по жизни).
Стерва напрочь лишена даже намека на романтическое начало. Она убеждена, что «ее судьба – в ее руках» и «все мужики (да и в целом люди) – козлы, которых надо использовать на полную катушку». Еще стерва ужасно гордится тем, что, как она убеждена, каждую секунду ощущает себя на боевом посту, контролируя свою судьбу и вообще ситуацию.
Словом, стерва и высокие чувства да и просто человеческие эмоции – несовместимы. Поэтому по большому счету стервы ничем не отличаются от проституток, которым лишь бы быстрее и чисто механически обслужить клиента и заняться следующим.
●
Стервы всегда успешны. Неуспешных стерв не бывает. Или же они не стервы.
Даже если стерве не «посчастливилось» встретить мужчину своей мечты, она особо не парится. Стерва всегда найдет применение своей энергии. В любой области. Например, в бизнесе. Да где угодно. Представители всех профессий наверняка назовут «своих» стерв. Особенно их много среди офисного планктона. Там практически каждая.
Продвинутая стерва – всегда «интеллектуалка». Даже иногда неплохо эрудированная, потому что читает самых «продвинутых», с точки зрения ее окружения, авторов. Но у нее есть один невосполнимый «изъян». Начав с ней «умную» беседу, быстро упираешься в тупик. Во-первых, раздражает то, что стерва всегда мысленно включает счетчик. Вычисляет, сколько стоит ее минута разговора с тобой и что с тебя можно взять.
К тому же через несколько минут «интеллектуальной» беседы стерва начинает повторяться, потому что ее мысли бегают по кругу, как белка в колесе. Что невероятно раздражает и убивает всякий интерес продолжать общение. Не говоря уже о том, что становится нестерпимо скучно.
Неспроста в продвинутом обществе сегодня мужчины и девушки проводят досуг по отдельности – одни говорят о футболе и тачках, другие – о курортах и шмотках.
Отсюда и многочисленные слухи о господствующей в современной элите нетрадиционной ориентации.
На самом деле сегодня вообще ни у кого нет никакой ориентации.
●
Как правило стерва все же не остается в одиночестве. Прежде всего потому, что каждый уважающий себя представитель миллионного сообщества офисного планктона обязан жениться на стерве или на худой конец иметь стерву в любовницах. А еще престижнее, чтобы и то, и другое одновременно. Поэтому подавляющее число стерв оказываются пристроенными в смысле «личной жизни».
Правда, о «чувствах» тут речь вообще не идет, потому что стерва любить не способна изначально, по определению. Иначе какая же она стерва.
Само собой разумеется, что слова «жена» и «любовница» применительно к стерве можно употреблять исключительно в переносном, символическом смысле. Потому что никаких интимных отношений у стервы с мужчиной быть не может. Все происходит на уровне так называемого «представительства».
С другой стороны, и среди преуспевающих молодых людей слово «любовь» давно вышло из словесного оборота. Среди офисного планктона не поощряются «романы» с девушками не своего круга. То есть не со стервами. Кто-нибудь когда-нибудь видел, чтобы преуспевающие мужчины влюблялись, например, в чувственных негритянок или трепетных чукотских девчонок? Да упаси Бог. Они прекрасно знают, что если позволят себе такую вольность, то мгновенно станут изгоями.
Cловом, стерв можно считать квинтэссенцией гламура (как и, повторяю, Системы в целом), его движущей силой. Не было бы стерв – не было бы никакого «официального гламура» с его верноподданнической импотенцией.
●
К счастью для нас, мужчин, предпочитающих романтическую, чувственную ориентацию, в последнее время все больше пресыщенных богатством и воспитанием девушек на первых порах инстинктивно, а потом все более осмысленно начинают понимать, что верность Системе, конечно, гарантирует немало выгод, но, приняв господствующие условия игры, ты тем самым обрекаешь себя на пожизненную кастрацию.
Иными словами, на существование без любви и, что самое главное, без ебли, вместо которой девушке предлагается некий сомнительный механический «секс».
Причем выбор стоит нешуточный. Девушка понимает, что во имя Успеха ей придется уничтожить в зародыше и без остатка все свое чувственное начало, то есть примитивно кастрировать и стерилизовать саму себя.
К счастью, основной инстинкт иногда кое у кого побеждает, и в результате какая-то крайне незначительная часть свободных девушек приходит к выводу, что лично для них более комфортно стать диаметральной противоположностью стервы, ее антиподом.
●
Старшеклассницы со мной согласятся, что какая-то часть Свободных Девчонок, отличающихся повышенной чувственностью и высоким уровнем индивидуальности, еще в школе начинают подозревать, что, став стервами, они окажутся среди миллионов себе подобных – там, где слишком высока конкуренция, да и просто неинтересно. И начинают искать свой собственный альтернативный путь. Для начала они, естественно, отталкиваются «от противного».
Первым делом они нащупывают самое «уязвимое» место стервы – ее «ум» (который к тому же у стервы гипертрофированно «практический»). Они понимают, что именно «практический ум» делает стерву стервой, одновременно обозначает пределы ее личности, фиксирует ее параметры, то есть делает несвободной, ограниченной и в конечном счете скучной и нежеланной для мужчин.
В конце концов Свободные Девчонки, которые не хотят быть Несвободными Стервами, приходят к выводу, что первым делом надо убить в себе практический ум. Иными словами, стать Свободными Дурами.
●
– Что с меня взять. Я же дура, – говорит Она мне, хлопая своими бездонными глазами.
Я позволил себе слегка пожурить Ее за то, что кроме меня Она делит постель со слишком многими мужчинами.
Конечно, я дико не прав. Она же Свободная Дура. Поэтому всегда права – как Сама Любовь. Иначе за что я Ее боготворю.
Когда я Ей звоню и спрашиваю, что Она делает, Она всякий раз отвечает или «Трахаюсь», или «Ищу, с кем потрахаться».
Чем приводит меня в щенячий восторг. Как же мне повезло, что среди океана унылых «системных» стерв я наконец встретил Свободную Дуру своей мечты.
Я безумно счастлив, наблюдая, как ростки всесокрушающего порока неумолимо пробиваются сквозь плотный асфальт меркантильного гламура. И на смену тупой механической проституции наконец приходит бескорыстное романтическое блядство.
●
Девчонка, выбравшая путь Свободной Дуры, продолжая идти «от противного» по отношению к рациональной стерве, понимает, что если стерва не любит никого, то она должна любить всех.
А что такое любовь в своем максимальном проявлении? Конечно же, ебля. Неспроста Свободные Дуры никогда не употребляют слово «секс», а только «ебля».
Недавно на тусовке я случайно стал свидетелем, как одна девушка сказала мужчине, который неправильно, с ее точки зрения, сформулировал свое видение перспектив на ближайшую ночь.
– Сексом ты будешь заниматься вон с ними, – она обвела рукой находящихся поблизости стерв. – А со мной – только ебаться.
Конечно, такое могла сказать только Свободная Дура.
●
Свободная Дура ненасытна в ебле, и поэтому рассчитывать на ее «верность» бессмысленно. Хотя она вполне может принадлежать кому-то одному – но ровно до того момента, когда ее «избранник» не начнет ее ревновать.
Если вы зайдете со Свободной Дурой на тусовку, а тем более окажетесь на каком-нибудь отдыхе, будьте готовы к тому, что она на ваших глазах перетрахает всех мужчин, находящихся в радиусе ста метров.
Она скажет вам что-то типа того, что пойдет быстренько потрахается, но скоро непременно вернется, и чтобы вы не вздумали уходить без нее.
После чего подойдет к компании сидящих за каким-нибудь столиком молодых людей и пригласит их в туалет (если действие происходит где-нибудь на пляже, они отправятся в гостиничный номер).
Вам же останется только наблюдать, как они все дружно уходят и спустя какое-то время возвращаются.
После чего она, довольная и счастливая, спокойно и обстоятельно расскажет вам, как все происходило.
Причем такое может повториться не раз и не два за один вечер.
– Я не ожидала, что ты такой эгоист, – непременно упрекнет вас Свободная Дура в ответ на просьбу вести себя хоть немного «приличнее». – О чем ты думал, когда связывался со мной? Или среди фригидных стерв тебе было бы комфортнее? Кстати, я сегодня целый час ехала за грузовиком с солдатами. Да еще стояла перед ними в пробке. Если бы ты знал, как они меня хотели. Если бы было можно, я бы остановилась и влезла бы к ним в грузовик.
– Что же тебе помешало? – интересуюсь я.
Она не считает меня достойным Ее ответа.
●
Свободная Дура нисколько не дорожит собственным интеллектом, поэтому обращается с ним легко и непринужденно – опять же в отличие от стервы, которая использует интеллект в сугубо утилитарных целях.
Ум Свободной Дуры гуляет, где хочет, независимо от своей «хозяйки» и не признает никаких границ и условностей.
Свободную Дуру, как принято выражаться, постоянно несет, и ей свойственно сначала говорить, а потом думать.
Главная тайна привлекательности и очарования современных Свободных Дур в том, что они мыслят исключительно в рамках порока, который, как известно, шире любых галактик и вселенных. Любая их мысль, фраза, суждение буквально сочится похотью – категорией, отрицающей все критерии времени и пространства.
Как известно, о пороке и похоти можно говорить до бесконечности, с короткими перерывами на сон, и ни разу не повториться. Вот почему со Свободными Дурами (в отличие опять же от стерв) никогда не соскучишься.
●
Недавно мы с философом и искусствоведом Вадимом Алексеевым выпивали ночью на Тверском бульваре и размышляли о феномене Наташи Медведевой, творчеством которой он занимается.
Я сказал ему, что Свободные Дуры считают Медведеву своим идеалом. Собственно, любовь к Наташе Медведевой можно считать первичным признаком Свободной Дуры.
Он рассмеялся и заметил, что в таком случае Свободных Дур становится все больше.
– Но ведь Медведеву никак нельзя назвать Свободной Дурой, – сказал я. – Да, она бывала недипломатичной, слишком экстремальной в суждениях и оценках, но она никогда не изменяла своему нравственному стержню, который все же выполнял в ней роль цензора.
– Медведева жила и творила в переходную эпоху, – сказал Вадим. – Когда все раскрепощались. И никто не знал, где границы исповедальности. Медведева зашла дальше остальных, переступив через многие внутренние барьеры. К тому же она оставила после себя настолько свободные тексты, которые пока никто из современных авторов не превзошел. А ее нравственный стержень не позволял ей скатиться до похабщины и одновременно загонял ее свободу в рамки стиля и вкуса. К тому же у нее творчество и жизнь слились в неразрывное, органическое целое. Что в наше время огромная редкость. Да практически уже и не встречается. Поэтому она, видимо, и стала эталоном для Свободных Дур.
– Еще стоит учесть, что в ее эпоху не было такого острого деления на стерв и Свободных Дур, – сказал я. – Поэтому она могла позволить себе совмещать в себе качества стервы и женщины, которая любит и ценит мужчин, понимая в них толк.
●
– Что может быть безнравственнее, чем секс без любви, – говорит Свободная Дура. – Я бы не смогла отдаться мужчине, которого не люблю. Я люблю всех, с кем трахаюсь.
Если вы поселяетесь со Свободной Дурой под одной крышей, будьте готовы к тому, что, просыпаясь утром, вы то и дело будете обнаруживать в вашей с ней постели еще каких-то мужчин, причем самых разных национальностей и цветов кожи.
– Мальчики, трахните друг друга. У вас должно красиво получиться, – предлагает Она.
Я пытаюсь объяснить, что никогда не трахался с мужчинами, и что мне в моем возрасте уже поздно начинать.
– У тебя что, комплексы? Вот уж не ожидала, что ты раб своих предрассудков. Про тебя все говорят, что ты свободный человек. Почему бы тебе не отдаться Багайоке? Я уверена, что он не против.
Напротив меня сидит здоровенный голый негр, и по его буравящему взгляду я понимаю, что он действительно не против.
– Свобода подразумевает делать то, что человек хочет, а не исполнять чужие прихоти. В данном случае – Твои, – объясняю я Ей. – Я, например, не смог бы заставить себя написать текст, с которым был бы внутренне не согласен. Видимо, поэтому у меня репутация свободного человека.
– Ты оправдываешь собственную ущербность и закомплексованность, – говорит она тоном, не терпящим возражений. – Я думала, что для тебя не существует внутренних пределов, и ты готов на любые эксперименты. А ты оказался слабаком и даже не смог подняться выше собственных предрассудков и отдаться Багайоке. Поэтому не пойти ли тебе на хуй.
●
Я иду под моросящим зимним дождем и продолжаю испытывать восторг от сознания того, что мне все-таки посчастливилось увидеть свет в конце тоннеля Фригидной Эпохи. И есть надежда, что царство системных стерв наконец-то сменяет вольница беспредельного порока.
Но в любом случае продвинутой молодежи еще долго придется выбирать.
Конечно, большинство по-прежнему предпочтут лишенное страсти существование в беспросветном, стерильном одиночестве. Они продолжат упиваться тем, что они – колесики и винтики гигантского механизма, который называется Системой. И в качестве высшей награды получат возможность проводить свободное от работы время в обществе стерв. Таков удел подавляющего большинства.
Но всегда останутся лучшие – те, кто иногда переводят стрелки на некоторое время вперед, тем самым путая Системе все карты. Таких ничтожно мало. Но именно они уполномочены выполнять определенную миссию. Один поэт назвал их часовыми любви. Более близкого определения подыскать пока не могу. Не исключаю, что оно есть.
Часовые любви в лице Свободных Дур дарят нам надежду на то, что для романтиков и сентименталистов еще не все потеряно, и наш поезд еще не ушел. Ну не может же в конце концов Любовь да не восторжествовать.
Заслуга Свободных Дур перед будущими поколениями в том, что они показали, что такое любовь в чистом виде, в ее максимальном воплощении. Они бросили вызов Системе, кастрирующей каждого, кого она засасывает в свой омут.
Поэтому отныне и до скончания времен любовь и порок останутся синонимами.
«Чистой, высокой и прекрасной» любви, о которой безответственно болтали целые поколения зомбированного быдла, больше не будет.
Откуда ей взяться, если мир все необратимее разделяется на стерв и Свободных Дур. На тотальную фригидность и не признающую никаких «нравственных границ и ориентиров» любовь.
●
Когда мы оказались в постели, она обняла меня и посмотрела мне в глаза.
– У тебя они совсем потухшие, – сказала она. – Я не верю, что они всегда были такими.
– Мне их потушила одна дура, – сказал я. – Ее даже можно назвать Дурой с большой буквы.
– Я ее убью, – прошипела Инга.
Она наконец сказала, как ее зовут. Или, может, придумала себе «эффектное» имя.
– Ну ты даешь стране угля, – восхитился я. – Разве можно убивать девушек за такие пустяки. Тем более, что я все еще ей немного увлечен.
– Больше чем мной? – удивилась Инга.
– Что ты, тебя я просто обожаю, – сказал я. – А ей я так, немного увлечен.
– Как можно увлечься дурой. Даже с большой буквы, – спросила Инга.
– Любовь зла, – сказал я. – Полюбишь и козла. Ты же знаешь такую поговорку.
– За что ты в нее влюбился, – спросила Инга. – Она что, такая умная?
– Нет, я же сказал, что она безнадежная Дура, но с большой буквы.
– Тогда я тоже дура.
– Пусть ты тоже будешь дурой, – согласился я. – Но вы выступаете в разных категориях. За тобой будущее, а она в прошлом.
– Сделаю вид, что поверила. Но твои глаза тем не менее не зажглись, – сказала Инга. – Хотя я с тобой.
– Потерпи, не все сразу, – объяснил я. – Проведем какое-то время вместе, и они зажгутся. Даже вспыхнут ярким пламенем. В котором ты сгоришь до тла.
– Нашел чем пугать. Я всегда готова. А чем она занимается?
– Так, пишет всякую хуйню. В некотором смысле моя коллега.
– Она журналистка?
– Она считает себя великой писательницей. Но если честно, я не читал ни одной ее книжки.
– Разве дура, даже с большой буквы, может быть писательницей? – удивилась Инга.
– Дело в том, что она беспредельно свободная дура. У нее нет тормозов, – объяснил я. – А свобода всегда порочна. В свою очередь порок распаляет воображение. Поэтому любая хуйня, которую она напишет, обречена на успех. Хоть читай, хоть не читай. От моего мнения ничего не зависит. Поэтому я решил, что зачем читать.
– Прикинь, – восхитилась Инга. – А я бы так смогла?
– Если бы ты родилась свободной, и у тебя бы с самого рождения была свобода выбора. Например, быть умной или дурой. И ты бы выбрала быть дурой. Согласись, что у тебя, в отличие от нее, не было никакой свободы. Разве твои родители были миллионерами и ни в чем тебе не отказывали? Поэтому ты с самого рождения вбила себе в башку, что надо элементарно выживать. И у тебя все пока получается. Поэтому ты не пишешь всякую хуйню.
– Прикольно, – восхитилась Инга. – У нее родители миллионеры?
– Как у всех Свободных Дур. Иначе она была бы просто дурой – обычной похотливой бабенкой, каких миллионы. А так она Свободная Дура. Фактически богиня двадцать первого века. За такими, как она, будущее.
– Она красивая?
– Никогда не задумывался. Когда влюбляешься, мозги отключаются. Красивая, уродина, все равно. На самом деле ее можно назвать жирной коровой. Но я бы ее так не назвал. Она же символ эпохи. Типа секс-символ.
– Она сексуальнее, чем я?
– Она не сексуальная, а похотливая.
– Ты поэтому в нее влюбился?
– Если честно, то немного поэтому. Но в основном потому что первый раз за много лет встретил дуру, с которой можно философствовать до бесконечности.
– С умной тебе философствовать не по кайфу, – возмутилась Инга. – Ты что, извращенец?
– Не обижайся, – успокоил я ее. – Просто когда говоришь с умной, быстро упираешься в интеллектуальный тупик. А дуры – они же беспредельны. У них нет дна. Заметь, отличительный признак дур – бездонные глаза. А глаза, как известно, зеркало души. Ты же сама сказала, что у меня потухшие глаза. Делай соответствующие выводы.
– Блин, ну ее на хуй. Обними меня, – прижалась ко мне Инга.