Генпрокуратура против создания новых структур для противодействия коррупции

Серьезной угрозой развитию страны стала коррумпированность части государственного аппарата - к такому выводу пришел недавний общественный форум "Стратегия-2020".

Как преодолеть продажность чиновников? Своими взглядами с "Российской газетой" поделился участник форума, начальник управления Генпрокуратуры по надзору за исполнением законодательства о противодействии коррупции Александр Аникин.

Российская газета: Александр Александрович, в прокуратуре вас называют главным борцом с коррупцией. Понятно, что по службе главный у вас - Генпрокурор, но какое спецподразделение возглавляете вы?

Александр Аникин: Генеральный прокурор Юрий Чайка, выполняя поручение президента, создал в прокуратуре России специализированные подразделения по надзору за исполнением законодательства о противодействии коррупции - от центрального аппарата до субъектов Федерации и приравненных к ним прокуратур. В оперативном отношении подразделения на местах находятся в юрисдикции соответствующих прокуроров, но организационно замыкаются на управление центрального аппарата, которое я возглавляю. Такая вертикально интегрированная структура призвана обеспечить системный подход к противодействию коррупции.

РГ: Есть ли какое-нибудь радикальное средство, чтобы отучить чиновников "решать дела" в обход закона?

Аникин: Президент Владимир Путин образно назвал такое средство - "рубить лапы коррупционерам". Сказал он это в сердцах. Разумеется, одним усилением репрессивных мер проблемы не решить.

Главное все-таки - неотвратимость наказания и нетерпимость общества к мздоимцам. Ведь "берущих" ровно столько, сколько и "дающих". В Китае казнокрадов расстреливают. У нас столь радикальный подход невозможен. В России уже много лет не казнят, тем более за ненасильственные преступления.

РГ: Может быть, заглянуть в собственную историю, как вели себя наши прадеды?

Аникин: В царской России существовала так называемая гражданская казнь. Чиновника, уличенного в корысти, прилюдно выводили в парадном вицмундире к позорному столбу. Там зачитывался указ о лишении его чинов и званий, с мундира срывали эполеты и регалии, над его головой ломали шпагу. Это была дополнительная мера наказания, но очень эффективная.

РГ: Нынешнему чиновнику - все как с гуся вода, да и нет у него ни шпаги, ни мундира, а порой и чести...

Аникин: Но осужденному взяточнику или расхитителю бюджетных средств навсегда должен быть заказан путь на государственную или муниципальную службу, а каждый такой случай должен получать широкую общественную огласку. Надо, чтобы уровень коррупции оценивали именно общественность, институты гражданского общества. Как прежде вешали таблички "Дом образцовой культуры и быта", неплохо бы нынешним учреждениям давать оценки типа "Муниципалитет, где не берут взяток" или, наоборот, "Телефоны прокуратуры и оперативных служб такие-то". Учредить общественные советы, которые, спрашивая у народа, и определяли бы для каждого органа "уровень коррупционной опасности" - по аналогии с уровнем террористической угрозы.

РГ: С коррупцией борется весь мир. ООН и Совет Европы приняли специальные конвенции, которые подписала и Россия. Они требуют создания необходимых организационных и правовых предпосылок, в частности, наличие единого центра, уполномоченного консолидировать антикоррупционную деятельность. Что это за специальный орган?

Аникин: Мировая практика наработала несколько моделей. Многие придают такой статус прокуратуре, как наиболее подготовленной в этом отношении. В Италии уполномоченные прокуроры и следственные судьи входят в обособленную структуру "Антимафия". В Дании эффективно действует Государственный прокурор по серьезным экономическим преступлениям, в Нидерландах учреждена должность Национального прокурора по делам о коррупции. В Испании в составе Генеральной прокуратуры действует специализированная прокуратура по борьбе с экономическими преступлениями, связанными с коррупцией.

Такие же прокуратуры есть в Румынии и Хорватии. А в СНГ, например, за антикоррупционную стратегию своих государств отвечают прокуратуры Беларуси и Таджикистана.

РГ: А как у нас?

Аникин: У нас опять упорно заговорили о том, что надо создать еще одно новое ведомство, чтобы координировать работу по противодействию коррупции. Нам представляется, что это ошибочный шаг, эффект от которого будет со знаком минус. Вместо реальной борьбы с коррупцией он может привести к имитации бурной деятельности.

Функции нового органа будут носить скорее декларативный, чем практический характер. Неясен его конституционно-правовой статус, он не будет относиться ни к правоохранительным, ни к надзорным, ни к контролирующим органам и по природе своей не будет способен обеспечить прорыв в борьбе с коррупцией. Запрашивать информацию, давать рекомендации - это одно, а реально выявлять и пресекать коррупционные проявления - совсем иное.

РГ: Его могут наделить и проверочными функциями, чтобы вытаскивать на свет темных взяточников.

Аникин: Наше уголовно-процессуальное законодательство предусматривает исключительно процессуальные формы взаимодействия государственных органов с органами предварительного следствия. Никакие органы государства и должностные лица, кроме прокурора, а также суда, не могут вступать в процессуальные отношения с органами предварительного следствия при расследовании ими уголовных дел. Внепроцессуальное вмешательство наш закон считает уголовно наказуемым деянием.

Если же придать такому органу функции еще одного правоохранительного ведомства с правом производства предварительного следствия и оперативно-розыскной деятельности, то их у нас и так уже четыре самостоятельных органа предварительного следствия и восемь органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность. Помимо этого имеются многочисленные органы дознания. Так что вместо консолидации усилий может получиться дублирование и неразбериха. А затраты для новой чиновничьей рати кто-то пытался посчитать?

РГ: На ваш взгляд, каков выход?

Аникин: Прокуратура России - вот единственный федеральный правоохранительный надзорный орган, который имеет конституционный статус. Она не входит ни в одну из традиционных ветвей власти, не относится ни к исполнительной, ни к законодательной, ни к судебной власти. Еще к таким органам относятся Центризбирком, Счетная палата и Центральный банк России. Это обстоятельство также служит гарантией независимости прокурорской системы, поскольку Конвенция ООН против коррупции требует, чтобы такой орган обладал самостоятельностью и был свободен от "ненад лежащего влияния".

РГ: Сама прокуратура готова взять на свои плечи такой ответственный груз борьбы с широко разросшимся недугом?

Аникин: Закон о прокуратуре и положение, утвержденное президентом, уже возложили на наше ведомство обязанность координировать деятельность правоохранительных органов в борьбе с преступностью, в том числе и с коррупцией. У прокуратуры признанный высокий потенциал к проведению проверочной, надзорной, аналитической и координационной работы, а Следственный комитет при прокуратуре, руководитель которого по должности является первым заместителем Ген прокурора, специализируется на расследовании наиболее значимых уголовных дел о коррупции. Таким образом, это наиболее подготовленная централизованная государственная структура, способная реализовать политику государства в сфере борьбы с коррупцией и ее проявлениями. При этом было бы целесообразно восстановить в прежнем объеме прокурорские надзорные полномочия.

Для придания прокуратуре статуса уполномоченного органа достаточно соответствующего указа президента. Для этого не нужно ни увеличения штатной численности, ни дополнительных расходов бюджета.