Максим Калиниченко: Станислав Черчесов – человек, любящий заставлять

На модерации Отложенный

"Иногда мне убить его хочется за эту его фразу: "Валите все на меня!" – ближе к концу трехчасового разговора на кухне с горечью произносит супруга полузащитника московского Спартака Таня Калиниченко...

КОСТЫЛЕМ ПУГАЕМ СОБАКУ!
Жизнь в доме Калиниченко начинает бурлить как раз ко времени моего прихода – в шесть вечера. Когда Максим возвращается из восстановительного центра, где занимается по пять–семь часов, Таня хозяйничает на кухне: включает чайник и достает из духовки яблочный пирог. Восьмилетняя Саша то и дело проскакивает туда из комнаты, чтобы стащить кусочек и показать тетрадку с домашним заданием. А рыжая собачонка Чапа задорно танцует возле хозяйки на задних лапах.

– К нам то и дело ездят из Харькова мамы, – угощая чаем, делится семейными радостями Таня. – Тогда я в разгуле: ничего не делаю и не готовлю! Сейчас у Сашки начнутся каникулы – и мы с ней отправимся в Харьков. Хоть свежим воздухом с дочкой надышимся! Мы и на солнышке этой зимой погрелись! Нам с Максимом, в отличие от Титовых, повезло: Егор и Вероника десять дней просидели в Эмиратах под дождем.

– Мне приказывали месяц ходить на костылях! – вспоминает Максим. – Но я уболтал врачей – и они скостили срок до трех недель. Костыли закинул через семнадцать дней. Не выдержал!

– Что сделали с ними? Ваш одноклубник Ренат Сабитов по совету врачей: Не спеши выкидывать: может, пригодятся – возил их в багажнике машины…

– У нас бы они давно улетели в окно – если бы не проблемы вот с этим кадром, – Максим указывает на собаку. – Она любит сходить по нужде там, где не надо, а костыля боится…

– Какое у вас главное событие в прошлом году?

– Дочка в школу пошла, – не раздумывая, отвечает Максим. – Сашка краси-ивая, с бантами! Жаль, школьный дворик маленький, толпа народа, ничего не видно. Даже на камеру ее не сняли.

– А событие в футболе?

– Да черт его знает! Все было то плохо, то очень плохо, то опять неважно.

С БЛОХИНЫМ РУБИЛИСЬ ВСЕ ЛИДЕРЫ
Кроме очередной серебряной медали в Спартаке у Калиниченко в прошлом году было разочарование посерьезней. Сенсационно выстрелив на последнем чемпионате мира, через два года сборная Украины не заработала путевку на чемпионат Европы.

– Все стало ясно после нашей поездки в Италию, где при равной игре судьи придумали пенальти. Не хлопни нас тогда итальянцы – они бы откололись от гонки. Административный ресурс, – улыбается Максим, – без Италии и Франции с их популярностью на чемпионате Европы не обойтись!

– Максим, чего ждать от вашего бывшего наставника сборной Олега Блохина в Москве?

– Блохина как клубного тренера я пока не знаю. А на Блохина – тренера сборной мне грех жаловаться: он взял меня на мир. Но работать с ним несколько лет или даже месяцев нелегко. Он тяжелый человек: самодостаточный, самоуверенный, где-то даже самовлюбленный.

– Давит футболистов своим я?

– Пытается. До какого-то момента это терпится – потом не выдерживаешь. В сборной с ним периодически рубились все лидеры, кроме Тимохи (Анатолий Тимощук. – Прим. ред.): у него никогда не бывает конфликтов с тренерами. Ребров с Блохиным долго не мог найти общий язык, у Олега Владимировича и с Шевой (Андрей Шевченко. – Прим. ред.) недопонимания случались. Может, в Москве и по-другому все будет: все-таки это не Украина. Но интересные пресс-конференции после игр я вам гарантирую!

ЧЕРЧЕСОВ ОТПРАВИЛ НА ИГРУ В ДУБЛЬ
– Максим, у вас нет ощущения, что в Спартаке футболисты месяцами живут по принципу ожидания нового тренера: Вот придет – и я буду играть, и все будет хорошо?

– Не знаю, как другие, а я иллюзий с приходом нового главного уже давно не питаю. Больше всего шансов играть у тех, кого приводит он сам.

– Кто из шестерки тренеров, поменявшихся при вас в Спартаке, был любимым у футболистов?

– Наверно, Федотов. Всеобщее мнение таково: Федотов – душа-человек, и относиться к нему плохо невозможно.

– Почему тогда его демократизм не пошел на пользу команде?

– А был ли это демократизм? Не хочу обсуждать Федотова! С этим тренером у меня в свое время были конфликты, а махать после драки кулаками не хочется. Удачи ему на новом месте работы!

– И многие в Спартаке, как вы, обижены на Федотова?

– Я не обижен на него – просто не сработались. Черчесов трудится только полгода, но порядка уже стало больше.

– А результат тот же – второе место.

– За полгода и Федотов стал вторым. В Спартаке лишь Старков продержался полтора сезона. Помню, как все резко поменялось, когда пришел Чернышов, – на дисциплину подналегли. Но он еще был сырым: разговоров о тактике много, а сам толком не разобрался в той схеме, которую пытался внедрить. Мы со Скалой потом на тренировках часами разбирали, где кто из нас должен быть. При итальянце, уверен, стали бы чемпионами – дай ему руководство нормально работать и купи хороших игроков.

– Как думаете, почему работа со Станиславом Черчесовым началась для вас хуже некуда – он ведь отправил вас шлифовать мастерство в дубль?

– Тогда был новый виток моих продаж. И у меня опять начались проблемы – то играл, то не играл. Федотов в Спартаке уже дорабатывал, а Черчесов ходил на тренировки и видел, что я не в лучшем состоянии. Говорит: Давай пока в дубль. На игру. Потом – не знаю. И то ли я за дублеров хорошо сыграл, то ли тренировался усердно – но на следующий матч он вернул меня в основу.

С его приходом наконец появилось ощущение адекватности. Черчесов – человек, любящий заставлять. Он вернул в чувство Моцарта и отправил в Сельту Квинси, которому вкрутить голову на место было невозможно, до продажи привел в порядок Жедера. При нем скорее всего будут играть те, кто это заслужил.

– Согласны, что с Черчесовым из Спартака ушел романтизм?

– Романтизм ушел с Романцевым. Да и то это была видимая легкость игры: за каждыми кружевами был адский труд всей команды, тяжелейшие тренировки и сумасшедшие девяносто минут бега.

– Значит, между словами прагматизм и Спартак сейчас можно ставить знак равенства?

– Пока в команде будет играть Тит, Спартак не будет прагматичным. Егор может добавить в этот прагматизм что-то романтическое. Класс у Тита сумасшедший! Он любому будет нужен – и сыграет так, как скажет любой тренер.

– Если Павленко его не заменит…

– Не надо Саше никого заменять! Тот, на кого вешают ярлык сменщика Титова, потом очень быстро куда-то исчезает.

СКАЛЕ Я ВЫСКАЗАЛ ВСЕ, ЧТО НАБОЛЕЛО
– Максим, а у вас нет ощущения потерянного времени в Спартаке?

– А почему оно должно быть? Две медали выиграны. Такое ощущение – только во время травм. Я тут посчитал: у меня из-за них два года карьеры выпали. А остальное время в Спартаке – это борьба. Без нее здесь никому ничего не дается.

– После скольких игр в запасе отчаиваетесь?

– Я злюсь, но не отчаиваюсь. Я – злой, как собака.

– В Спартаке за все эти годы так и не было ни одного вашего тренера?

– По крайней мере никто не сказал: Вот он – будет играть у меня всегда!. Романцев однозначно видел во мне футболиста – но мне не повезло: порвал ахилл. Больше всего игр в основном составе я провел при Скале, но меньше всего показал, на что был способен. Старков при первой относительно неудачной игре сажал в запас. А при Григорьиче все на неделю вперед знали, кто выйдет на поле.

– Вы с каждым тренером, заступавшим на пост в Спартаке, обсуждали свое будущее?

– Романцев, Чернышов, Федотов, Скала, Старков, потом опять Федотов и, наконец, Черчесов, – пересчитывает наставников Максим. – Шесть тренеров. И каждый говорил: Я на тебя рассчитываю!. Но сказать, что на тебя рассчитывают, – это не сказать ровно ничего. Скала об игре говорил только на общих собраниях. Но когда стало совсем плохо, итальянец вызывал к себе многих футболистов. Я пришел и высказал все, что наболело. Вот Петрович, Старков, любил поговорить. В иной день у него были два собрания – перед каждой из тренировок. А потом еще теория. Вот это была песня!

СОЛДАТОМ ФЕДУНА Я СЕБЯ НЕ ЧУВСТВУЮ
– Вам по душе правило Леонида Федуна, по которому генералу не обязательно общаться с солдатами?

– Слишком оно жесткое по отношению к нам: футболисты вообще-то личности. И ничьим солдатом я себя не ощущаю.

– В кабинет к Федуну непросто попасть?

– Нереально. Хотя к тому же Червиченко в Спартаке даже очередь не надо было занимать – только позвонить и узнать, когда он приедет. Он всегда принимал, если был на месте.

– Вы за восемь лет сколько раз переподписывали контракты со Спартаком?

– Три раза. Первое соглашение я подписал в 2001 году, а через два года переподписал его: сумма к тому времени стала смехотворной, и пришлось мне скрепя сердце идти к Шикунову (бывший спортивный директор Спартака. – Прим. ред.) и просить увеличения зарплаты и денег на собственную квартиру.

Во второй раз – ходил к Червиченко. Я ему говорю: такие условия хочу, а он мне: Да ты что? Травишь, что ли? Мы тебе и так повышаем на двести процентов!. А никого не волнует, что эти их двести процентов – от крошечной суммы. Подписал, потому что нереально было протянуть еще два года на тех же деньгах, тем более ремонт дома делали. И премиальных тогда почти не было: в одной игре побеждали, а три проигрывали.

А в третий раз я отправился к Шавло, высчитав сумму с учетом своего возраста и опыта. Аргументы у меня были простые: я играю, делаю голевые передачи и забиваю нужные мячи, влияющие на результат. В итоге сошлись на среднем и договорились пересмотреть соглашение, если я удачно выступлю на чемпионате мира…

– Так вам, наверно, после него в Тарасовке двери базы боялись открывать? Думали: ну, теперь точно придет со своим контрактом…

– Так и было. Из меня же рвача сделали, когда я напомнил. После чемпионата мира вообще себя ущербным чувствовал. В то время как на Украине всех еще на руках носили, меня уже после шести дней пригнали в Спартак – и сразу задвинули: у тебя, мол, плохое физическое состояние, моральное… И я почти три недели один тренировался – с тренером по физподготовке. Казалось, от меня ждут, что я буду сейчас ко всем бежать, хватать за горло и кричать: Дайте мне деньги! Миллион!.

А тут как нарочно меня еще клубы начали рвать с разных сторон: и этот меня хочет, и тот, и те. Только в Спартаке твердили, что нет ни одного предложения. Наверно, просто не было такого, которое бы устроило наш клуб по деньгам. У нас же привыкли продавать всех по десять – по двадцать миллионов.

– Будете продлевать соглашение со Спартаком?

– Напоминать о том, что оно заканчивается у меня 25 декабря, не буду. Сейчас про меня забыли, потому что на кону еврокубки, а я травмирован. К тому же открыто трансферное окно – и у людей совсем другие задачи. Даже если меня сейчас пригласят на разговор – не верю, что получится диалог. Знаю, что главным пунктом контракта будет смена украинского гражданства на российское – тогда я буду получать больше денег.

Эта идея у руководителей Спартака появилась, еще когда я подписывал контракт до чемпионата мира. Из легионеров такое не предложили ни Штранцлю, ни чехам, ни Плетикосе – только молдаванину Ковальчуку – но он, в отличие от меня, мог оформить двойное гражданство. И не уверен, что, став русским, я буду играть постоянно.

ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ ЛАТАЛЬЩИК ДЫР
– Кто вы в Спартаке?

– Профессиональный латальщик дыр, – усмехается Максим. – И до мозга костей спартаковец. Периодически кажется, что я своим присутствием создаю головную боль каждому тренеру. И нужен лишь для того, чтобы залепить очередную дырку в составе. Только появляется человек, способный играть на той же позиции, меня опять отодвигают. Я никогда не смирюсь с тем, что буду сидеть на лавке – поэтому к моей персоне такое внимание.

– Почему в Спартаке столько скандалов?

– Какие скандалы? – переспрашивает Таня.

– Золотце мое, – говорит Максим, – каждый футболист, который уходит из Спартака, дает интервью, в котором проходится по всем подряд! Вот выиграл Зенит чемпионство – о ком пишут? Все равно про Спартак.

– Как в команде отнеслись к тому, что для юных Ребко и Торбинского пять тысяч долларов в Спартаке – маленькая зарплата?

– Торбинский – игрок нашей сборной. А кто такие Веллитон и Майдана? Кто такой Моцарт для российского обывателя? И есть Ребко, – с возвышенной интонацией произносит Максим. – Надежда, свой, спартаковский, талантливейший футболист. В сегодняшнем футболе пять тысяч долларов уже не получает даже перспективный дублер. А Ребко с этой зарплатой уже неизвестно сколько сидит. И Торбинский получал столько же.

– Получается, надо в скором времени ожидать ухода из Спартака Прудникова и Дзюбы?

– Я думаю, у них зарплата уже больше пяти тысяч. У ребят с пятнадцати лет агенты работают. Торбина же и Реба подписали эти смехотворные контракты, когда они были одни. Подписали на пятьсот лет вперед. Видно, надеялись, что их оценят.

Тот же Торбинский провел если не феерический, то очень хороший сезон: был игроком основного состава, его вызывали в национальную сборную, он играл там. Кто-нибудь оценил это? Пришел, сказал: Дим, не будем мы тебе контракт удлинять на пятнадцать лет вперед. Раз ты достиг такого уровня – вот тебе новая зарплата. Ну хоть в два раза бы увеличили! Приятно? Приятно. Для клуба накладно? Абсолютно нет. Подошли бы к его пожеланиям и проблемам по-человечески.

– Спартак такой жадный или просто принципиальный?

– Экономный. Спартак был таким при всех руководителях. Федун провозгласил: мы будем стремиться к самоокупаемости, а он экономист и знает, как сделать хороший бизнес. Спартак – это уже давно бренд для делания денег. Я приходил в другой Спартак, но со временем привык и к этому. Что-то есть, наверно, плохое в этом. Что-то есть хорошее: Спартак изменился, стал более стабильным. Но крупичку своей спартаковской души он потерял.

УХОДЯТ ЛЮДИ, С КОТОРЫМИ ПОШЕЛ БЫ В РАЗВЕДКУ
– Поговаривают, что Ковалевски убрали из-за того, что он в польских букмекерских конторах ставил на тотализаторе на матчи Спартака, причем на количество голов?

– Не верю. Это самая последняя причина, по которой могли убрать Ковалевски. Он вообще не игрок. Даже в карты играть не умеет. Вой всегда за команду задницу рвал. И все его проблемы – как раз из-за этого. Он перешел дорогу очень многим в руководстве: спорил с Шавло, очень жестко разговаривал с тренерами. Он всегда переживал за команду.

– На мой взгляд, Ковалевски перегнул палку, критикуя Титова. Если даже Егор и сукин сын, то он наш сукин сын. Он в России давно, много чего пережил, а Войцех – иностранец и никогда своим в России не станет.

– По поводу Титова Ковалевски считал, что капитан не должен быть таким пассивным в делах команды. Когда с Аленем (Аленичевым. – Прим. ред.) все это произошло – это был очень показательный момент. Все понимали, что дни Старкова были сочтены еще до выступления Аленя. Все к этому шло. А Диму убрали… Никто не ожидал, что найдется такой пунктик в контракте Аленичева, как нарушение корпоративной этики.

– Показательная порка, – считает Таня. – Кто бы ты ни был в прошлом, всегда есть тот, кто может тебе показать на дверь.

– Сегодня выступление в Спартаке, подобное Аленичеву, невозможно?

– И поводов пока нет, и людей осталось не много, кто на такое способен. Если они вообще остались… Уходят люди, с которыми пошел бы в разведку, – Бояра, Вой.

– А приходят?

– А приходит – не знаю кто. Их опять надо узнавать, нужно к ним притираться. Хорошо, Павлуха (Саша Павленко. – Прим. ред.) вернулся – хоть какой-то родной человечек. Нас в Спартаке осталось – ты, да я, да мы с тобой. Если кто-нибудь сейчас выступит – вступиться за него будет некому. Некому собираться. Личности еще молодые, несформированные, а иностранцам все это – до задней ноги.

– Классный коллектив для управления.

– Спартак – очень умная команда, – опять вставляет свое слово Таня. – У нее все фишечки сложены.

– В том смысле, что все лишние из команды убраны?

– Остались еще некоторые, – смеется хозяйка.