Страшная тайна Дмитрия Медведева: варианты пост-президентской карьеры Владимира Путина

На модерации Отложенный Когда я учился на юрфаке МГУ, все преподаватели гражданского права нам долбили, что, мол, в России есть две школы цивилистики — московская (та, которая правильная, которая МЫ) и питерская — та, которая хуже, которая ОНИ — Собчак и его ученики.

Большой моральной победой профессора Евгения Алексеевича Суханова над мэром-профессором Анатолием Александровичем Собчаком и питерскими цивилистами стал новый Гражданский Кодекс РФ (1994–2008), построенный именно по его модели, а также крутейший по тем временам трехтомный учебник гражданского права.
Поэтому «питерских цивилистов» я и мои сокурсники недолюбливали еще с 1990-х, хотя и не очень понимали, за что. Если правильно помню, питерцы предлагали принять отдельный Торговый (Коммерческий) Кодекс, тогда как московская школа считала, что все виды сделок и правоотношений необходимо предусмотреть и урегулировать в Гражданском Кодексе. А может и за что-то другое.

«Мочить в сортирах» как профессиональное мировоззрение

Дмитрий Анатольевич Медведев, преподававший цивилистические дисциплины на кафедре Собчака, — может считаться носителем специфического и достаточно нетрадиционного, как для нынешней российской власти, профессионального мышления.
Вообще, на мировоззрение человека, его стереотипы поведения и стиль мышления решающее влияние оказывают, как правило, первое высшее образование и послевузовская профессиональная практика нескольких лет.

Для любого юриста-цивилиста мир — это совокупность гражданско-правовых отношений и сделок, при заключении которых субъекты, как правило, равны и независимы друг от друга: хочешь — заключай, не хочешь — проходи мимо. Между субъектами гражданско-правовых отношений нет субординации, нет иерархических связей — никто никому ничем не обязан. Поэтому социум в подобном преломлении — это сообщество самодостаточных граждан, связанных взаимными обязательствами, но не совокупность бесправных подданных и, с другой стороны, не масса атомарных индивидов, между которыми постоянно ведется «война всех против всех». Поэтому если Медведева и уместно называть либералом, то вовсе не в том смысле, в котором либералами считают Чубайса, Гайдара, Хакамаду или Немцова.

Для любого спецслужбиста мир жестко поделен на черное и белое, на «своих» и «чужих». Жизнь — это череда заговоров, спецопераций, разоблачений подрывных сил, нейтрализаций агентов и т.д. Мыслить в формате стратегического планирования таких людей на их работе в принципе никто не учил. Поэтому, оказавшись в правительственных креслах и креслах управителей крупных корпораций, им очень сложно думать и действовать как-то иначе, кроме как они это делали в «прошлой» жизни.

При Путине во власть вошла еще одна корпорация — профессиональные пиарщики, которые на новом месте работы принялись делать то, чему их научила жизнь в 1990-е, то есть, торговать по завышенным ценам воздушными замками и строить города из песка. Тот факт, что именно представители этих двух профессий доминировали во власти на протяжении последних восьми лет, имел немало тяжелых последствий для страны.
Пока же есть надежда, что Медведев — не технократ, что ему для политического утверждения не понадобится образ врага и что ему не придет в голову «мочить» кого не попадя в сортире.

Власть на двоих

Многим кажется, что Дмитрий Медведев — это идеальный «местоблюститель» престола, что он — человек без ярко выраженных волевых качеств, без опыта выживания в конфликтной среде, что им будет легко манипулировать. Точно так же в свое время ленинскому окружению казалось, что идеальный для манипуляций человек — это Сталин. Сталинским наследникам (Берия, Маленкову) казалось, что самый глупый и несамостоятельный — это Хрущев. Сместившим Хрущева Шелепину, Семичасному и другим казалось, что самый безобидный — это Брежнев. Брежневское Политбюро после смерти Черненко выдвинуло из своих рядов «простака» Горбачева как самого неопытного. История с появлением Путина тоже укладывается в этот ряд.

В российских условиях верховная власть иногда вполне ощутимо преображает человека, наделяя его не только загадочной харизмой, но и почти сверхъестественными качествами: политической волей, силой, мужеством, желанием расправиться с врагами. Поэтому умные кандидаты в «преемники» на этапе вхождения во власть изображают, как правило, кротость, ограниченность амбиций, отсутствие воли.

Так что вопрос с Медведевым как «слабым» политиком не следует считать окончательно решенным. Кроме того, надо дождаться 14 декабря — пускай Путин слетает в Минск и еще раз обсудит с Лукашенко перспективу создания союзного государства: а вдруг тот таки согласится на «белорусский» сценарий, по которому пост президента России станет лишь техническим на фоне поста президента Российско-Белорусского Союза. Из тысячи вариантов есть 999 «против» реализации этого сценария. Но есть и один «за». Кроме того, вопрос о создании Союза России и Беларуси можно активизировать и после 14 декабря — тут нет никаких формальных ограничений. Путин сможет стать президентом этого эфемерного гособразования когда угодно — например, выборы можно назначить одновременно с российскими президентскими — на 2 марта 2008 года. Главное, чтобы Лукашенко согласился.

А еще необходимо дождаться 17 и 23 декабря — пускай «Единая Россия» окончательно утвердит своего кандидата на партийном съезде, а Центризбирком зарегистрирует только одного из возможных «преемников» — Медведева. Ведь нет никаких гарантий, что в последний момент сценарий не изменится, и 2 марта не придется делать выбор как в соцреализме — между хорошим и еще лучшим.

Не исключено, что Путину захочется диверсифицировать риски и видеть в недалеком будущем медведевско-ивановский (или любой другой аналогичный) президентско-премьерский тандем. При этом вопрос о том, кто будет премьером, а кто президентом, решается в последнюю очередь. Впрочем, президентский рейтинг не транслируется на «преемника» в полном объеме. И это — колоссальный вызов властной корпорации. Разумеется, путинское благословление поднимет рейтинг и Медведеву, и кому угодно на его месте. Но не факт, что до 50%. А во втором туре выборов уклонение от дебатов с конкурентом будет означать моральное поражение: если на 99% «преемнику» не гарантирована победа в первом туре, то это уже схема со слабым звеном.

Для успешной раскрутки желательно иметь что-то осязаемое, весомое и реальное: не виртуальные «национальные проекты» — ведь в их уникальность поверит только тот, кто непосредственно с ними соприкоснулся — допустим, полежал в отстроенной современной больнице с уникальным оборудованием, сумел взять кредит для развития своего сельскохозяйственного бизнеса. Но много ли таких? Зато каждый знает, что за время их реализации «доступное жилье» подорожало, как минимум, вдвое. Медведеву повезло в том отношении, что как политическая фигура он жестко не позиционирован: пока в него как в сосуд можно «наливать» всё. Поэтому, к примеру, в сознании большинства избирателей негатив по повышению цен на квартиры не ассоциируется напрямую с нацпроектом «Доступное жилье» и лично с Медведевым.

Путин в постпутинскую эпоху

Если обломится с Союзом России и Беларуси, Владимиру Путину в эпоху после Путина лучше всего занять пост Путина. Это единственное, что в политической иерархии будет выше, а не ниже президентского кресла.

В комбинацию «Путин — всесильный премьер-министр, Медведев — слабый президент» не верится: в России в полном соответствии с законами российской политической культуры двоевластия в принципе не бывает! А если вдруг и возникает, то заканчивается очень быстро — как в декабре 1991-го или в октябре 1993-го — развалом государства либо стрельбой из танков по административным зданиям.
Тем более для смещения премьер-министра достаточно всего лишь одной президентской подписи на соответствующем указе!

А любая должность в иерархии российской власти Путину не подходит: это будет не-царский жест. В свое время именно на желании вернуться в политику в более скромных ролях окончательно обесценили себя Михаил Горбачев и украинский экс-президент Леонид Кравчук.

Поэтому варианты для пост-президентской карьеры Путина таковы:

1. Сценарий «Абрамович»: стать легальным богачом, радоваться жизни, заниматься благотворительностью, войти в мировую элиту, быть «свадебным генералом» и т.д.

2. Сценарий «Кофи Анан»: занять весомую должность в международных структурах — Юнеско, МОК, ШОС, помогать выбивать деньги на олимпиаду в Сочи и т.д.

3. Сценарий «Герхард Шредер»: стать топ-менеджером крупной российской корпорации, чья деятельность имеет геоэкономический масштаб. Например, возглавить строительство Североевропейского газопровода по дну Балтийского моря.

4. Сценарий «Федор Кузьмич»: принять монашеский постриг, стать старцем, уйти от мирских забот, посвятить остаток дней молению за Россию и весь православный мир (согласно легенде, император Александр I в Таганроге имитировал свою смерть и удалился от мира под этим именем).

Но в этом перечне нет сценария «Дэн Сяопин»: в российских условиях отсутствует должность «национальный лидер». Точнее, она есть, но в России — это о Солженицыне или Льве Толстом, а не о Николае II или Ельцине-Горбачеве. Поэтому чтобы претендовать на статус «национального лидера», для начала необходимо, помимо учебника по дзюдо, написать что-нибудь вроде «Архипелага ГУЛАГ» или «Анны Карениной».

Медведев — заложник рока истории

Имея в виду вполне волосатого Медведева, все радио-остряки и политические комментаторы кинулись потешаться над чередованием на российском престоле лысых и волосатых правителей, что можно проследить аж с Александра III.
Однако есть куда более горькая и не менее древняя (с середины XIX века) закономерность. Если посмотрим на логику циклов преемничества, увидим почти страшный рок: в российской политической истории повторяются трехчастные циклы, в каждом из которых сначала появляется правитель, несущий инновации, затем правитель, стабилизирующий режим, и, в конце концов, правитель-деструктивист.

Сначала появился Александр II — царь-реформатор, царь-освободитель. Затем консерватор Александр III. При Николае II режим пришел в упадок и был уничтожен. Эта триада действует и при Советской власти: «инноватор» Ленин, «стабилизатор» Сталин, «деструктивист» Хрущев, потом в аналогичных ролях Брежнев, Андропов, Горбачев. После краха Советского Союза работает всё та же трехчленная закономерность: Ельцин, Путин и «преемник» Путина. При Ельцине появляются инновации — рыночная экономика, свобода, анархия, новые политические, экономические и социальные отношения. При Путине — стабилизация, часто даже неадекватно жесткая: «порядок», «стабильность», «вертикаль власти», «борьба с олигархами», «восстановление внешнеполитической субъектности», «противостояние цветным революциям» и т.д. В этом смысле Путин похож на Александра III, Сталина и Андропова. А вот человек, который приходит после Путина, просто обречен быть похожим на Николая II, Хрущева и Горбачева, то есть, на тех людей, которые фактически разбазарили «наследие» своих предшественников.

Удастся ли Медведеву, если это именно он, или кому-то другому на этом месте «договориться» с Историей, «уболтать» рок, вымолить у высших инстанций бытия послабление для России? А также — осуществить системную модернизацию и удержать политическую систему от «схлопывания» (при сильном режиме и отсутствии внутреннего развития в русской истории, как правило, происходит именно это)? Как перевести российское политическое развитие с «ручного» управления на инновационное, — вот как должен формулироваться запрос к «преемнику».

Сумеет ли он осуществить прорыв из царства политического гламура и иллюзий в реальность — вот в чем вопрос.»