В 2008 году в России, возможно, узаконят детское посмертное донорство. Но выжить это поможет лишь единицам

В Минздравсоцразвития разработали инструкцию, которая регламентирует процедуру посмертного детского донорства. Министерство планирует разрешить такие операции уже в следующем году.

По данным Московского координационного центра органного донорства, ежегодно в операциях по пересадке органов нуждаются 5 тысяч россиян. Из них 30% — дети. В среднем ежегодно в РФ примерно 200 детей должны получить донорскую почку, 100 — печень, 150 детей нуждаются в операции по пересадке сердца.

Собственные законы о детском донорстве есть в США, Канаде, Германии, Великобритании, Испании и других развитых странах.

Согласно планам Минздрав-соцразвития, изымать органы для нуждающихся будут по «Инструкции по констатации смерти ребенка на основании диагноза смерти мозга». Документ содержит комплекс медицинских критериев, наличие которых обязательно для установления диагноза смерти мозга. При этом в проекте документа очень подробно расписаны действия врачей по исследованию каждого критерия, а также сказано, что спустя 12 часов должна проводиться повторная процедура установления смерти мозга.
Вырастут ли шансы на жизнь у детей, ждущих донорских органов для трансплантации?
Ведущие трансплантологи страны рассказали «Новой» о своем видении проблемы.

Сергей Готье, член-корреспондент Российской академии медицинских наук, трансплантолог Российского научного центра хирургии им. академика Б.В. Петровского РАМН:

Проблема не в отсутствии законов. Врачей нет

— Как изменится ситуация в детской трансплантологии после легализации детского посмертного донорства?

— Введение этой принципиальной поправки на самом деле сразу мало что изменит. Потому что эффективной сама система трупного донорства может стать только тогда, когда общество к этому готово. У нас же в подавляющем большинстве население уверено, что органы вырезают преступники у детей по подворотням, чтобы потом пересадить их богатым людям. А если это разрешить законодательно, то делать это якобы станут бесконтрольно и безнаказанно по всем больницам. Примем мы эту поправку или не примем — в головах барьер. И у родителей, чей ребенок погибает, и у реаниматологов, которые наблюдают за умирающим ребенком.

Примечательно, что закон 92-го года о трансплантации органов и тканей вообще не оговаривает возраст умершего донора. Возраст оговорен только для живых доноров — они должны быть совершеннолетними. С формальной точки зрения якобы проблемы нет. Но есть подзаконные акты, в частности, есть инструкция Минздрава по констатации смерти. Там прописано только то, как констатируется смерть мозга у взрослого. Практически нет никакой разницы между умиранием человека в 15 и 19 лет. Но у детей раннего возраста констатация мозга более ответственна, потому что компенсаторные возможности детского организма очень велики.

Актуальна ли эта поправка с точки зрения трансплантации печени? Для подавляющего большинства наших детей мы используем родственное донорство. Но есть единичные случаи, когда нет родственного донора. Сейчас у нас в отделении двое таких детей. Они нуждаются в трупной трансплантации. Но им возможна пересадка и от взрослого донора, если взять часть печени.

— Почему так устойчивы мифы о торговле органами?

— Страшилки в массовом сознании всегда находят своего потребителя. Не так давно поздно вечером по телевизору прошел репортаж о том, как в Псковской губернии в одной из больниц ночью появился человек бандитской наружности, вырезал почки у покойника и увез в неизвестном направлении. Местные жители об этом рассказали милиции. Так вот, этого «человека бандитской наружности» мы с коллегами прекрасно знаем. Это один из сотрудников службы органного донорства в Санкт-Петербурге. Высококвалифицированный специалист. Интеллигентный человек. Он бреет голову, вероятно, поэтому возник образ бандита. Процедура изъятия почки была и с юридической, и с медицинской точки зрения проведена безупречно. Но телевизионщики сделали из истории дешевую сенсацию. Причем прекрасно представляя, что все пройдет безнаказанно.

— Но если невозможно нелегально получить трупный донорский орган, откуда берутся на улице и в интернете объявления типа: «Куплю — продам почку»? Что это?

— Это мошенничество. Однажды, опять-таки с одной телепрограммой, занимающейся расследованиями, мы раскручивали такую историю. Телевизионщики нашли по объявлениям человека, которого снимали скрытой камерой. Он утверждал, что его можно сделать по поддельным документам родственником и тогда трансплантация будет проходить как родственная… Это бред. У нас в институте проверяют родство скрупулезнейшим образом. Даже когда речь идет о матери и ребенке. Та же практика существует и в других центрах. Но все равно с предложениями продать почку звонят систематически.
Недавно на научной конференции мы общались с коллегами из регионов. В принципе трансплантаций в России, не считая столиц, делают крайне мало. Единичные случаи. И если допустить, что где-то «вырезают органы», то совершенно непонятно, где те врачи, что делают эти трансплантации. У нас остро не хватает трансплантологов.

— Выходит, главная проблема — это отсутствие специалистов?

— Разумеется. Главная проблема не в отсутствии законодательства, а в отсутствии специалистов, для которых оно было бы инструментом. Никто не будет создавать современную донорскую базу в стране, если нет стабильного высокопрофессионального сообщества.

— Мало людей, которые готовы этим системно заниматься?

— Это очень точно: именно системно. Вот, к примеру, у нас появится возможность использовать для пересадки легкие от умершего ребенка. Но в стране и взрослая-то трансплантация легких была проведена только один раз, в Питере.

Пока у нас в мединститутах не будут учить трансплантологии, до тех пор не будет людей, которые развивали бы эту отрасль медицины. Почему-то судебную медицину преподают, а трансплантологию — нет. Нонсенс: у нас нет врачебной специальности «трансплантолог». Во всем мире есть, а у нас нет.

— И все-таки актуально ли для вас разрешение на детское посмертное донорство?

— Если исходить из того, что для спасения жизни ребенка нужно иметь в арсенале все возможные шансы, то безусловно. Что же касается непосредственно печени, то за последние годы в отправке за границу на трупную трансплантацию реально не нуждался ни один ребенок.

Даже тяжелые случаи удается решать. Полгода назад мы пересадили 6-летнему мальчику одновременно почку и печень от матери, несовместимой с ребенком по группе крови.

Он вырос, отлично развивается. Мы сейчас располагаем всем спектром лекарств, которые есть в мире. К счастью. И нам удалось точно подобрать лекарственную терапию и подготовить его организм. Так что в принципе для печени детское посмертное донорство не так актуально. Особенно с учетом возможности пересадить часть печени от взрослого трупного донора. В той же Испании, при лучшей в мире системе трупного донорства, где вообще нет понятия «листа ожидания», недавно начали развивать родственную трансплантацию. А трупная трансплантация? Безусловно, есть ситуации, когда только она может спасти жизнь. Естественно, только с помощью детских трупных органов можно пересадить сердце, комплекс сердце—легкие. Но рассчитывать на то, что разрешение на детское донорство в стране само по себе значительно повлияет на число спасенных жизней, нереально. Для этого нужно отстраивать отрасль.

Михаил Каабак, заведующий отделением трансплантации почки Российского научного центра хирургии:

Я вынужден возить донорские органы на своей машине

— В какой мере разрешение на введение в России детского посмертного донорства может помочь больным детям?

— В ближайшее время в очень незначительной. В институте у Лео Бокерии наблюдаются два ребенка, которым имплантированы искусственные приборы, заменяющие работу сердца. Через год-полтора эти дети умрут, если им не пересадить донорское сердце. В России сегодня несколько десятков таких детей, их жизнь напрямую зависит от этого закона. Поэтому не принять его — аморально. Причем не революцию в трансплантологии надо делать, а просто принять документы. Не исключено, что наши оппоненты будут настаивать на том, что теперь детей начнут красть и вырезать у них органы.

На самом деле совершить это на практике невозможно, так как изъять органы, пригодные для трансплантации, можно лишь в высокотехнологичном лечебном учреждении. Причем только в том случае, если ребенок умер либо от травмы головы, либо от опухоли мозга.

— Вы говорите, что решение проблемы может помочь лишь детям с больным сердцем. Но, насколько мне известно, количество детей, ожидающих донорскую почку, самое большое.

— Совершенно верно. Но рассчитывать на увеличение количества органов за счет того, что будут использоваться детские почки, нереально. Дети редко умирают. Если же ребенок погибает от травмы, от ДТП, то очень редко сохранными остаются внутренние органы. Детям с успехом пересаживаются почки от взрослого донора — родственного или трупного. На мой взгляд, чтобы решить проблему детей, им нужно отдать приоритет в листах ожидания. Сейчас и дети, и взрослые, нуждающиеся в донорской почке, стоят на одном листе ожидания.

— Этически верно каким-либо нормативным актом определить, что дети в этой очереди должны идти первыми?

— Абсолютно. У взрослого продолжительность жизни не зависит от того, на диализе он живет или ему пересадили почку. А 30% детей через пять лет диализа умирают от осложнений, которые он вызвал. Кроме того, они не растут на диализе. Ранняя трансплантация необходима для нормального физического развития.

— А как сейчас происходит распределение?

— По совместимости. У всех одинаковые шансы: и у взрослых, и у детей. Кто больше подойдет по десятку параметров, тот и получит почку. Средняя продолжительность ожидания в Москве трупного органа составляет несколько лет. Детская жизнь от этого зависит напрямую. Продолжительность ожидания должна играть огромную роль в распределении органов. Если ребенок ждет почку полгода — он срочный, если год — то суперсрочный. Но у нас сейчас не придерживаются такой практики, хотя, на мой взгляд, она оптимальна.

— Кто сейчас занимается забором органов?

— Центр органного донорства в Москве. Для того чтобы трупное донорство, в том числе и детское, нормально функционировало, нужно, чтобы в стране были десятки таких центров. Если же рассказать, как иногда приходится работать, вы ужаснетесь.

Однажды нам позвонили коллеги из Питера и сообщили, что у них есть донор поджелудочной железы и почки. Это довольно редкое сочетание. Необходимо было как можно скорее привезти органы в Москву для трансплантации. Мы нашли деньги на оплату частного самолета. Но диспетчер, который давал разрешение на экстренные вылеты, сказал, что он посоветовался с женой (а она работает санитаркой в одной из больниц), и она якобы совершенно точно знает, что трансплантация органов в России запрещена. Вылет этот диспетчер нам запретил. Представляете уровень принятия решений?

Мы были вынуждены лететь на рейсовом самолете, у органа донорского вырос срок консервации, и больную мы через 10 дней после трансплантации потеряли.

В нормальных странах в этих ситуациях выручают военные и спасатели. В Англии полицейские машины оснащены специальным оборудованием для перевозки органов. А в нашей клинике я донорские органы на своей машине вожу. Потому что у нас в отделении на все случаи жизни старая «Газель».

— Вокруг закона о детском донорстве много дебатов. Периодически публично заостряется интерес к этой проблеме. У обывателя может создаться мнение, что принятие этого закона в стране решит проблемы детской трансплантологии.

— Концентрация общественного внимания на этой проблеме необходима. Но без детского донорства невозможна лишь трансплантация сердца. Другие органы, печень и почки, пересаживают детям от взрослых доноров. В октябре мы пересадили годовалому ребенку почку от пятидесятидвухлетнего мужчины, умершего от черепно-мозговой травмы. Это нововведение должно быть органично принято обществом. Но начинать нужно аккуратно и пока только в тех случаях, когда нужна трансплантация сердца.

К сожалению, в нашей стране с совершенно несистемной трансплантологией эта поправка даст шанс на жизнь единицам. Во всяком случае, сегодня.

— На сколько увеличится число трансплантаций в России после введения закона о детском донорстве?

— Если честно — ни на сколько. Сейчас в России делается трупных трансплантаций не столько, сколько нужно, а сколько удобно врачам. Чтобы увеличить объемы, нужно строить рядом с больницей гостиницу, где будут жить больные, ждущие почки. Нужны структурные изменения. Мой потенциальный реципиент донорской почки должен жить в идеале дома, но в 4 часах езды от меня, в пределах Московской области. Никто, кроме родственников, обеспечивать эти условия для больного сейчас не будет. И значит, больного ребенка из Хабаровска родители должны привезти сюда. Представляете цену вопроса? Иных шансов спасти ребенка у них просто нет.