Как я служила в израильской армии

Шалом, эрев тов!

И вот я опять с вами!

И что я имею вам сказать за нашу дружную семью.

В один очень совершенно прекрасный день матриарх нашей большой еврейской семьи, моя живая легенда бабушка Фанни Израилевна Шпак, сказала всех родственников на покушать ужин. Бабушка телефонировала каждому по проводу таким торжественным тоном, что весь наш клан страшно заинтриговался.

В назначенный час вся наша многочисленная еврейская родня подтянулась к дому Фанни Израилевны. Гости рассаживались за большим накрытым столом, уставленным кулинарными изысками, которые готовила только бабушка. Приглядывались. Принюхивались. Разглядывали друг друга. Многие только слышали друг о друге, некоторые не виделись вот уже несколько лет.

Пришла непутёвая дочь бабушки, тётя Рива с дочкой Софочкой. Пришла полузабытая кузина бабушки, высохшая старая дева Фира Лейбовна с чихуахуа подмышкой. Пришли даже какие-то дальние родственники по женской линии дедушки, имена которых уже никто не помнил, знали только их красивую фамилию – Файнгерш. И только бабушка могла сказать, кто они и из какого колена Израилева происходят.

Самым последним появился мой героический кузен-подводник Борис. Мы с Борькой ровесники, с детства были дружны, поэтому его приход взбодрил меня, и я стала чувствовать себя намного увереннее среди родового гербария.

Бабушка умело рассадила гостей чтобы они не подрались раньше выпить. Выпили. Закусили. Было видно, что гости в ожидании.

Фанни Израилевна не стала долго держать интригу. Она встала и сказала просто и ясно:

- Дорогие гости. Я имею сказать вам за то, что у нашей замечательной Шминочки сегодня день рождения. Ей исполнилось….ээээ… - тут бабушка слегка замялась, но выкрутилась – ей исполнилось восемнадцать лет!

- В который раз? – съязвил Борька.

- Боря, ша! – строго осекла его бабушка. И продолжила, - И пусть у нашей Шмины таки будет всё, что можно, и чтоб ничего ей за это не было!

Гости зааплодировали и наполнили нахаляву рюмки.

Бабушка перевела дух и продолжила:

- Мы имели совет и решили сделать нашей внучке подарок на все времена!

И бабушка торжественно достала – нет, не из широких штанин, а откуда-то из бездонных глубин крокодилового ридикюля, который носила наша прабабушка в Бердичеве ещё до революции – паспорт! Но не простой, а израильский.

- Так вот, Оюшминальда! – Патетическим тоном провозгласила бабушка. – Теперь ты можешь спокойно репатриироваться в Землю Обетованную!

За столом воцарилась тишина. Казалось, она длилась целую вечность. Некоторые имели на лицах зависть. Но вдруг подал голос мой несносный кузен:

- Тётя Фанни, но ведь Шмина должна будет отслужить в израильской армии!

Бабушка не ожидала такого пердимонокля судьбы.

- Как отслужить? Зачем отслужить? Она же девочка!

- Девочки в Израиле тоже служат! – со смехом заявил Борька.

- Ничего страшного! – Бабушка уже пришла в себя. – У меня есть связи, мы устроим Шминочку в штаб. Она будет печатать на пишмашинке всякие депеши и донесения. Будет сидеть в приёмной у генерала, красивая, в платьице и туфельках, и вокруг будут виться красавцы-офицеры.

- Фанни, ты безнадёжно отстала от жизни. Какие пишмашинки? Сейчас компьютеры везде, секретари уже только птицы остались, да и те в Красной книге, а в штабе девицы ходят в штанах и ботинках, - возразил бабушке дедушка.

Лучше бы он этого не делал.

- Азохенвэй, Соломон, таки не делай мне нервы! Шоб ты понимал за доблестный Цахал! Или ты молчишь в салфетку или мы больше не женаты!

Дедушке не хотелось коротать остаток жизни в одиночестве и кушать из магазина, и он покорно умолк.

Молчавшие до сих пор тётя Рива и Софа переглянулись, и тётя, чуть стесняясь, произнесла:

- Есть же танковые войска…

- Ха! Шминка весит сто двадцать кило с ботинками, да она в люке застрянет! – заржал Борька. – Вы таки представляете ту картину, шо в люк влезают только ботинки, а их владелица вместо флага в люке торчит?

Родня захохотала. Я показала Борьке кулак. Ну, погоди, братец. Месть моя будет страшной.

Героический подводник не унимался:

- Но если ей дать в руки «узи», то польза от торчания в люке будет весомая. Можно стрелять на ходу и наводить ужас на врага!

Старая дева Фира Лейбовна тоже внесла свои пять копеек:

- А, может таки Шминочку пристроить при столовой? Выгодное место, - её собачка согласно тявкнула. – Всегда при харчах, тепло, сытно.

- Ага! – парировал Борька. – Я вас таки умоляю! Жить в казарме, вставать ни свет ни заря, готовить еду в огромных котлах на весь личный состав, часто по ночам, чтоб утром каша и маца были готовы. А в перерывах – изучение матчасти оружия и изнурительные марш-броски под солнцем!

- Так! Боря, ша! Бабушка решила охолонить разошедшегося моряка. – Мы таки посовещались и решили – Оюшминальда будет служить в авиации. Это благородная профессия. Небо…романтика… И форма у лётчиков красивая. Женихи, опять же… - бабуля мечтательно закатила глаза. Наверное, вспомнила одного пилота-ухажёра из своей далёкой молодости.

- А-а-а-а-а!!! - Борька рыдал. – Тётя Фанни! Какая авиация? Какие самолёты? Самолёт от перегруза рухнет, когда Шмина и её сто двадцать кило с ботинками в самолёт влезут! Да ещё там надо с парашютом прыгать. Таки Шмина стропы порвёт и будет прямо бомбить врага.

Гости уже неприлично ржали. Я была готова провалиться сквозь паркет прямо в нижнюю квартиру к нашим дорогим соседям, чтоб им икнулось моё фортепиано.

Борька доверху налил рюмку водки. Встал, чтоб произнести тост:

- Шмина, с днём рождения, сестра! Шоб ты у нас была здоровенькая. В армии это главное! – Он подмигнул. – Я знаю, куда тебя определить. В подводный флот! Будешь ходить в автономку на подлодке в Мёртвое море. Там же что? Солёное оно, то море. Всё наверх всплывает. Вот и будешь своим весом лодку опускать вниз. – Гости застонали. – Поставим тебя коком на камбуз. Будешь при продуктах, ешь не хочу. И женихи, опять же! – Он шутливо поклонился бабушке. – И форма у моряков красивая!

Тут бабушка опять задумчиво посмотрела на потолок. Видимо вспоминая моряка из бурной молодости.

На фоне общего веселья раздался телефонный звонок. Звонили мои родители, вечные романтики и искатели приключений. Они с комсомольских времён то пропадали на стройках века, то вспахивали бескрайние целины. Как говорила про них бабушка, хорошо, что хоть Беломорканал не они копали. В общем, дома их почти никогда не было.

- Да…да… - бабушка кивала телефонной трубке. – Шминочка, папа и мама тебя поздравляют. Сын, ты таки знаешь новость? Шмина едет в Обетованную землю. И будет служить в армии. У тебя героическая дочь, гордись, сын. Шо ты говоришь? Она уже непризывная? Ей уже тридцать пять лет? Кто бы мог подумать… нет, я всегда знала, шо ты умный, весь в меня, не в Соломона.

Бабушка строго посмотрела на Борьку и забрала у него початую бутылку водки.

Вот на такой мажорной ноте закончился семейный праздник. Надо ли говорить, что ни в какой Израиль я так и не уехала. Сначала изменились обстоятельства, а потом и финансы спели лебединую песню.

А вот Борька как раз уехал. Он и в Израиле служил на подлодке. Дослужился почти до адмирала.

Недавно звонил, поздравлял меня с днём рождения, с тридцатипятилетием (очередным). И не надо намекать девушке на возраст. Это неприлично.