Россия образца 2007 - типичный пример корпорации-государства

«Власть исходит из народа», – пел в одной из своих ранних песен Владимир Высоцкий. Согласно Конституции, так оно и есть: концепция народа как носителя государственного суверенитета и единственного источника власти лежит в основе всех современных демократических систем. Но трудно отделаться от впечатления, что в России эта концепция никогда не воспринималась всерьез не только властью, но и самим народом.

Этапы большого пути

В течение последних пятисот лет о демократии в России можно было говорить главным образом в сослагательном наклонении (конституционные проекты декабристов, «конституция» Лорис-Меликова). Короткий период «парламентаризма» после революции 1905 года и Февральская республика были достаточно неудачными примерами демократического эксперимента. В первом случае все закончилось войной, во втором – кровавым октябрьским переворотом. Да и демократическая вольница 1991–1993 годов, завершившаяся расстрелом Белого дома верными президенту танками, продемонстрировала, что Россия не готова к обычной для многих современных государств модели демократической парламентской республики с равномерным распределением полномочий между тремя ветвями власти.

Чем бы ни была Россия – империей, федерацией, союзом нерушимым республик свободных, – в ней всегда должен быть один центр силы, по отношению к которому другие центры будут играть подчиненную роль.

Со времен Василия II и Ивана III идея вертикали власти остается стержневой концепцией российской государственности. Все прочие концепции, включая и демократическую форму правления, и гражданское общество, поневоле оказываются вторичными. А это означает, что народ в подобной схеме играет роль той самой горизонтали, в которую упирается своим основанием вертикаль власти. С точки зрения геометрии, получается перпендикуляр.

Казалось бы, демократические преобразования конца 80-х годов прошлого века сломали стену между народом и властью: в депутаты избирались (и получали определенную возможность влиять на процесс принятия решений) бывшие научные сотрудники, рабочие, учителя, студенты, порой даже домохозяйки. Завлаб Шахрай стал одним из авторов Конституции 1993 года, колоритный слесарь Шандыбин исправно играл роль «гласа народа» в Государственной думе нескольких созывов. Однако принципиальной смены моделей не произошло: основные позиции в политике и экономике по-прежнему оставались в руках бывшей партийно-хозяйственной номенклатуры, а некоторая толика свежей крови, влившаяся в старые вены могущественного аппарата, бесследно растворилась в бесцветной бюрократической лимфе.

Из грязи в князи

Главным препятствием на пути к преодолению отчуждения между обществом и властью является психологический феномен, который можно назвать «метаморфозой призванного во власть». Исторически закрепившееся бесправие гражданина России (за которого все время решали) вызывает к жизни своего рода опьянение властью. Стоит лишь обычному российскому гражданину оказаться инкорпорированным во власть на любом из ее уровней, как он начинает чувствовать себя «имеющим право» в толпе бесправных. Отсюда ставшее хрестоматийным хамство «маленьких начальников» в жилконторах и иных бюрократических инстанциях. Отсюда же растущая и углубляющаяся идеологическая пропасть между властью и обществом.

Стихийная стратификация

С крушением Советского Союза рухнула и формировавшаяся десятилетиями система искусственного равенства «рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции». Общество «скованных одной цепью», где «первые на последних похожи», внезапно превратилось в бурлящий котел, в котором растерявшие свои социальные связи люди пытались пробиться наверх, разбогатеть, сохранить остатки своего благополучия или элементарно выжить. Этот процесс сопровождался своего рода стихийной стратификацией общества, давным-давно растерявшего сословные традиции и отчаянно нуждавшегося в новых ориентирах и критериях.

В новом обществе уже не было сословий, как в царской России, не было там и двух трудовых классов и прослойки, как в СССР. Был крошечный процент богатых и очень богатых людей и огромные массы граждан, боровшихся за свое выживание. В этих условиях внешние признаки (автомобили, спецсигналы, документы, подтверждающие принадлежность к силовым структурам) стали маркерами, отделяющими более успешных людей от менее успешных.

Социальная вертикаль, стихийно сложившаяся в новой России, сосуществовала с искусственно укрепляемой вертикалью власти. На определенных уровнях две эти вертикали соприкасались, плавно перетекая друг в друга.

Клуб избранных

Власть как корпорация, разумеется, так же подвержена стратификации, как и любая другая сложная структура. Но по отношению к обществу власть достаточно монолитна. Чиновник, занимающий нижнюю ступень в иерархии своего ведомства, все равно будет считать себя неизмеримо выше любого просителя, пришедшего с улицы, только за счет принадлежности к корпорации. Когда представитель власти относится к представителю общества как к бесправному, не заслуживающему уважения существу, он, пусть и бессознательно, продолжает древнюю традицию дьяков и подьячих русского Средневековья, которым даже в голову не могло бы прийти, что они служат народу, а не великому князю или государю.

Сотрудничество между властью и народом в этой модели возможно лишь с помощью взяток, которые побуждают представителя власти снизойти к нуждам «темных людишек» и задействовать малую толику своего «сакрального» ресурса (подписать документ, завизировать решение и так далее).

Разумеется, ни о каком служении обществу в данной модели речь не идет. Не случайно выражение «слуги народа» в отношении чиновников имеет ярко выраженный иронический оттенок.

Все вышесказанное имеет отношение к историческим и психологическим аспектам сложившегося в современной России отчуждения между властью и обществом. Но проблема куда более многогранна.

Корпорация «Россия»

В экономическом плане современная Россия представляет собой пример классического государства-корпорации. По словам российского социолога и историка Андрея Фурсова, «как только главным для государства провозглашается экономическая конкурентоспособность в глобальном масштабе, о социальной и национальной составляющих государства можно забыть – государство начинает вести себя как корпорация, в которой все определяется экономической эффективностью: “выживает сильнейший” и “ничего личного”».

Россия образца 2007 года является типичным примером подобной корпорации-государства: ее экономическое благосостояние и влияние на международной арене в значительной степени зависит от могущественных корпораций типа «Газпрома», «Роснефти», РЖД и других.

Однако было бы недопустимой натяжкой утверждать, что эта модель государства является приемлемой для большинства граждан страны. Главных причин тому три: отсутствие внятной идеологии, которая могла бы объединить нацию, естественное сопротивление граждан попыткам государства вмешиваться в их жизнь и слабость социального компонента.

Корпорации могут и обязаны беспокоиться о благосостоянии своих сотрудников, но даже при самом благоприятном раскладе значительная часть граждан России (пенсионеры, бюджетники, домохозяйки) не войдут в их число. Таким образом, нация корпорации-государства окажется разделенной в очередной раз на тех, кому «соцпакет» положен по должности, и тех, кому он не положен в принципе. Вкупе с уже имеющейся «полосой отчуждения» между властью и обществом этот процесс сделает нацию драматически разобщенной.

Формирование трех основных социальных групп – корпорации «власть», занимающейся администрированием экономики и обладающей максимумом прав и свобод, корпорации «крупный бизнес», находящейся под контролем первой группы и, соответственно, несколько более ограниченной в правах, и собственно «народа», чьи права ограничены в наибольшей степени, – идет полным ходом уже сегодня.

Одной из особенностей этого процесса является сращивание корпорации «власть» с корпорацией «крупный бизнес». Представители высших эшелонов власти все чаще входят в руководящие органы крупнейших корпораций: таким образом государство укрепляет свой контроль над стратегически важными направлениями в экономике, страхуя себя от возникновения могущественных и независимых от нее империй подобных ЮКОСу.

Бизнес-планктон

В этой схеме, однако, есть один чрезвычайно важный нюанс: сращивание власти и крупных корпораций существенно осложняет жизнь мелкому и среднему бизнесу. Борьба между монополиями и мелкими компаниями – повседневный процесс капиталистического общества; поглощения мелких фирм крупными корпорациями происходят с той же регулярностью, что и заглатывание планктона китами.

В нормальных условиях предполагается, что мелкий бизнес постоянно находится в режиме самовоспроизведения – в противном случае киты-монополии быстро проглотят весь «планктон» в экономическом океане. В модели, где власть крепко срослась с крупными корпорациями, возможность для самовоспроизведения малого бизнеса крайне мала. На высших уровнях власти нет никакого резона поддерживать малый бизнес, который является надоедливым, хотя и неопасным конкурентом крупных корпораций. На нижних уровнях чиновники рассматривают малый бизнес как дойную корову, которой надо не помогать встать на ноги, а скорее выдоить досуха, чтобы освободить место в стойле для новой животины.

Подобная система экономической сепарации направлена, разумеется, на окончательное и бесповоротное торжество крупных корпораций, единственными целями которых остаются достижение собственной выгоды и обслуживание интересов власти. Ни о какой социальной ответственности бизнеса и благотворительности речи, понятное дело, не идет.

Реализация этой модели ведет также к последовательному снижению экономической активности населения. Если для занятия малым бизнесом необходимо постоянно преодолевать глухую оборону властей, то смысла в таком социальном мазохизме немного. Как следствие, сокращается база для создания гражданского общества, являющегося противовесом как всевластию государства, так и диктату монополий.

Быть или не быть

Атомизированное общество, неспособное к организации структур, способных выражать и отстаивать интересы обычных, не инкорпорированных во власть либо в крупный бизнес граждан, довольно удобно для управления. В этом смысле власть, больше заинтересованная в сохранении status quo, чем в стратегическом развитии страны, может и даже должна держать дистанцию между собой и народом. Однако альтернативный путь развития России, путь, подразумевающий развитие и использование ее интеллектуального потенциала, интенсивное развитие и диверсификацию экономики, возрождение военной мощи и в конечном счете возвращение статуса сверхдержавы, настойчиво требует преодоления традиционной «полосы отчуждения» между властью и обществом.