«Мы удочерим тебя, если тетя разрешит»

Приморский краевой суд запретил семье русских эмигрантов Бейсеновых удочерить четырехлетнюю девочку-инвалида. Сейчас Эля живет в доме ребенка в Приморье, а ее потенциальные родители — в Германии. Основная причина отказа семье Бейсеновых заключается в том, что в Германии разрешено однополое сожительство, и, по мнению судьи, может случиться так, что там ребенка переудочерит гомосексуальная пара. Прокуратура Приморского края и усыновители подали апелляционную жалобу в Верховный суд.

«Реально помочь сироте можно только забрав его в семью»

Потребность помогать сиротам и детям-инвалидам у Юлии Бейсеновой была всегда.

– В детстве я мечтала, что, когда вырасту, усыновлю десять детей. Была детская отзывчивость и желание помочь всем беззащитным: бездомным животным, маленьким детям. В студенческие годы мы организовывали акции, экскурсии, праздники для детей из детских домов. Сердце защемило, когда я увидела отряд коротко подстриженных детей в одинаковых серых шортах, шагающий строем в организованный нами для них аквапарк, — вспоминает Юлия в беседе с РП. — После появления нашего первенца вместе с материнским инстинктом проснулось острое понимание того, как детям нужна мама. «Мой малыш сладко сопит у меня под боком, тянется ко мне своими ручками и уверен в том, что мама его любит. А кто обнимет детей в детском доме так, как обнимает мама?» — думала я с горечью.

С 2002 года Бейсеновы живут в Германии. Юлия — гражданка ФРГ. У ее мужа Алика вид на жительство в этой стране. Сейчас у них трое родных детей. В 2003 году Бейсенова присоединилась к волонтерам, работающим с сиротами в России, и с тех пор помогает им через интернет.

– Мы дарили подарки, организовывали лечение для детей со сложными заболеваниями, вывозили ребят из детских домов на экскурсии, со старшими детьми дружили по переписке. Один из моих главных проектов — «Невидимые дети»: индивидуальное шефство для детей из детских домов. Сейчас у меня трое подшефных ребят из «Невидимых». Со старшей из них, Светой, мы дружим семь лет, сейчас она вышла замуж и ждет ребенка. Все годы ее взросления я была «рядом» — пусть не географически, но, тем не менее, Света всегда знала, что у нее есть кто-то, к кому она может обратиться с вопросом, переживанием, радостью. Следующий этап «роста волонтера» — когда ты понимаешь, что и это полумеры, и решаешь, что, только забрав ребенка в семью, можно что-то для него реально изменить.

В июне 2014 года Бейсеновы узнали о девочке Эле. Российские волонтеры искали ей лечение — у ребенка тяжелая патология рук и кистей.

– Постепенно сердце ныло все больше, и сильнее начало приходить желание не просто вылечить Элю, а забрать насовсем домой. После всех консультаций с докторами мы с Аликом еще раз взвесили свои силы и возможности и в августе 2014 года приняли решение, что удочерим Элечку.

Собрали такую кипу документов, которая нам и не снилась: в сумме в нашем деле — около тысячи страниц. В прямом смысле слова день и ночь мы занимались документами, ведь нас угораздило полюбить ребенка на другом конце земного шара, и, когда в Германии наступала ночь, Приморский край просыпался. А это значит, что спать некогда, нужно звонить, писать, согласовывать дальнейшие шаги, — вспоминает Юлия.

В марте 2015 года Бейсеновых поставили на учет как кандидатов в усыновители, они получили направление на знакомство с Элей. И полетели в Приморье.

«Эля — боец, и она совершенно мой ребенок»

– Я увидела маленькую, тоненькую, почти прозрачную девочку с отсутствующими, смотрящими в никуда косящими глазками. Эля совершенно замороженная стояла возле воспитательницы. Нарядное салатовое платьице с большущим белым накрахмаленным воротничком создавало такой контраст с этим одиноким маленьким существом! Ребенок никак не отреагировал на мое приветствие. Я уже знала, что Эля не из тех детей, которые бросаются к каждому встречному с криком: «Мама, забери меня отсюда». Эля строго различает «своих» и «чужих», поэтому я примерно такой реакции и ожидала. Я взяла девочку за ручку и сказала: «Меня зовут Юля, а это Алик. Мы пришли к тебе в гости».

В доме ребенка Элю научили максимально хорошо справляться с трудностями в руках. Она умеет заправлять простыню на кукольной кровати без единой складки, пускать мыльные пузыри. Играет с куклами Наташей и Вовой, любит книги. К концу встречи, как говорит Юлия, ребенок уже расслабленно сидел у нее на коленях и смотрел на нее сияющими глазами.

Всего Бейсеновы провели с Элей шесть встреч. «Элина мама пришла!» — галдели дети в группе, когда они заходили к девочке. Вскоре сама Эля уже рассказывала всем в доме ребенка, что скоро поедет на машине в Германию с мамой и папой.

Документы для суда Бейсеновы собирали еще пять месяцев: копии паспортов и свидетельства о браке, медицинские справки, справки об отсутствии судимости, справки с места работы о занимаемой должности, сведения об имеющейся недвижимости, ряд обязательств, например обязательство поставить ребенка на консульский учет в российском консульстве в Германии. Отчет о жилищных условиях с фотографиями комнат, биографии и отчеты о семье с фотографиями семьи. Нужно было пройти Школу приемных родителей с обязательным обучением. Кроме того, суд потребовал от будущих родителей пройти медицинские обследования в российских клиниках, а заключения от немецких врачей не принял.

– Но самыми абсурдными были требования целого ряда документов на тему однополых браков. Какое отношение имеют однополые браки к нам, обычной традиционной семье? Но на предварительном слушании в августе стало очевидно: отказ очень вероятен. По причине, ввергшей нас в абсолютный шок: мы с Аликом, после 15 лет брака, имея троих кровных детей, оказывается, можем в будущем разойтись и создать однополые партнерства. Мы ходили по клиникам и психотерапевтам, чтобы успеть привезти к дате судебного слушания медицинские справки, что тенденции к смене ориентации у нас отсутствуют, — говорит Бейсенова.

Перед судом Юлия и Алик еще раз встретились с Элей. Такая процедура. В этот раз ехать к ней было страшно: они не знали, как объяснить ребенку, что, возможно, видятся в последний раз.

– Эля нас сразу узнала, обняла, глазки засияли, и сказала тихонько, что соскучилась. Мы играли, смеялись, а перед расставанием Эля меня спросила, глядя прямо в глаза: «Ты завтра придешь?» Я ее обняла, чтобы она не видела моих слез, и ответила: «Элечка, хорошая моя, я спрошу одну тетю. Если она разрешит, я приду к тебе. А если нет — я больше не смогу прийти. Но я всегда буду тебя любить».

– Проигнорировали обязательства братьев и сестер. Их у нас с Аликом на двоих десять взрослых человек, имеющих свои семьи и детей, и они готовы забрать Элю в случае нашей неожиданной и одновременной кончины. Проигнорировали тот факт, что однополые браки в Германии вообще запрещены, а разрешены только однополые партнерства, где сожителям нельзя совместно усыновлять ребенка.

Проигнорировали даже тот факт, что усыновления в Германию никто не отменял, — перечисляет Юлия. — Не помогла речь прокурора, который был полностью на нашей стороне и просил удовлетворить наше заявление.Справки о том, что Бейсеновы не планируют менять сексуальную ориентацию, помогли частично. Их перестали подозревать в разводе и будущих однополых браках. А в том, что они когда-нибудь умрут, не перестали.

Выступления в суде сотрудников органов опеки и дома ребенка в поддержку Бейсеновых тоже не помогли. Как говорит Юлия, они подтвердили: с ребенком установлен тесный контакт, ему очень нужна семья, и эта семья полностью отвечает его потребностям.

– Суд принял решение спасти Элечку от мифического попадания в однополую семью. А то, что при этом ребенок лишается конституционного права на обычную семью, лишается мамы, папы, сестры, братьев, многолетнего сложного лечения и реабилитации у всемирно известного немецкого профессора — это не в счет, — возмущается Юлия.

Бейсеновы и прокуратура Приморского края подали апелляцию в Верховный суд РФ. Петицию в поддержку передачи Эли в семью на момент публикации этого материала подписали более 115 тыс. человек.

– Наши хорошие знакомые, семья Пошон, прошли в 2013–2014 годах через такой же ад. Они все-таки смогли забрать домой своего сына Рената, мальчика с инвалидностью, — надеется Юлия.

История российско-швейцарской семьи Пошон похожа на историю Бейсеновых до степени смешения. Только Бейсеновы оба родом из СССР, а глава той семьи — швейцарец. В 2013 году волгоградский суд запретил супругам усыновлять сироту Рената из-за якобы вероятности попадания его в однополую семью. Решение в пользу приемных родителей вынес Верховный суд. Детский омбудсмен Павел Астахов лично направлял туда свое заключение, что усыновление будет отвечать интересам ребенка.

«Судья надела на себя непроницаемый шлем»

– Разумеется, решение Приморского краевого суда незаконно. В 2014 году из России в Германию были усыновлены 46 детей, а в этом году, за неполные 8 месяцев, 16 детей. Судебная система России в целом внимательно относится к делам об усыновлении, особенно когда случай касается здоровья и жизни ребенка-инвалида, которому грозит медленное умирание в доме инвалидов, — комментирует РП адвокат Бейсеновых Александр Голованов, который защищал интересы и семьи Пошон. — К большому сожалению, Приморский суд не разобрался в ситуации и фактически лишает ребенка права на жизнь. В Германии браком признается только союз мужчины и женщины, только они могут усыновлять детей. Передача ребенка партнерству с нетрадиционной ориентацией исключена. Мнение судьи о том, что ребенок может быть передан в однополое партнерство, грубо и не основано ни законах ни России, ни Германии.

В том филиале краевого дома ребенка, где живет Эля, отказались говорить с «Русской планетой» о семье Бейсеновых и о решении суда, объясняя это защитой персональных данных ребенка. Начальник территориального отдела опеки и попечительства департамента образования Приморского края по городскому округу Елена Басова давать оценку ситуации также не захотела. Ответила лишь, что ее отношение и мнение не играют никакой роли, документы находятся на рассмотрении в суде, и остается только ждать.

Корреспондент РП обратилась и в Приморский краевой суд, но узнать мотивы судьи Оксаны Соловьевой, которая вынесла решение по делу, не смогла.

– Усыновление и удочерение — это закрытая категория дел, касающихся личности усыновляемого и усыновителей. Суд не разглашает такую информацию, не размещает в интернете и не дает никаких комментариев по этому поводу, — ответила пресс-секретарь Приморского краевого судаНина Буланова.

– Отдел опеки, департамент образования, и.о. начальника отдела охраны прав детей и специального образования Евгения Бик — мы все за то, чтобы ребенка передали в семью, и нам непонятно решение судьи, — говорит РП председатель правления Приморского отделения Российского детского фонда Екатерина Хомечко. — В Германии очень хорошие достижения в этой области медицины. Пока Эля будет в детском доме, за ней будут хоть как-то ухаживать, а что потом? В 18 лет она окажется в казенной структуре — в доме инвалидов. Она повзрослеет, ей нужно будет ухаживать за собой. Я могла бы понять решение судьи, если бы русского ребенка внедряли в немецкую семью, вот тут были бы опасения. Но Элю хочет забрать русскоязычная семья, где еще есть трое родных детей, где чтят русские традиции, читают русскую литературу. Мое человеческое мнение — нельзя так жестко не отдавать девочку. Мы не оторваны от Германии, очень часто отправляем в эту страну детей на лечение, всегда можно контролировать семью, если это необходимо. Судья надела на себя непроницаемый шлем. Я, как председатель детского фонда, хочу связаться с Оксаной Соловьевой и узнать, какая у нее была мотивация.

Как рассказала РП президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская, устройство ребенка-сироты в семью должно проходить так: опека должна пытаться сотрудничать с кровными родителями, отказавшимися от дочери, если это безрезультатно или невозможно — искать ей семью в России. И уж если этих возможностей нет — соглашаться на иностранное усыновление. По информации от Юлии Бейсеновой, в деле есть 20 (!) отказов российских семей, куда органы опеки пытались устроить Элю.

– В России лишение родительских прав происходит проще и чаще, чем в любой европейской стране. Так как работа с кровной семьей ведется минимально и некачественно, а серьезной поддержки родственного устройства нет, ребенок очень быстро теряет всякий шанс вернуться в семью. Те страны, где путь к лишению прав короток, становятся источником для международного усыновления, — говорит Альшанская. — Я, конечно, за то, чтобы Элю забрала семья Бейсеновых, они хорошие люди, и девочке там будет точно лучше, чем в детском доме. Она как ребенок с инвалидностью последняя в очереди, где придут и попросят дать ребенка в семью. Поэтому семье стоит бороться. Версия насчет того, что девочку может переудочерить гомосексуальное партнерство, абсурдна. Российская семья может переехать за рубеж в любой момент, что угодно может случиться. Это надуманный повод, можно просчитать миллион рисков и не отдавать ребенка ни в какую семью. При грамотном юридическом сопровождении в случае с Элей я верю в перспективы позитивного разрешения этой истории.

Как можно вылечить Элю

– В России есть клиники, которые занимаются подобными заболеваниями. Однако перспективы лечения и реабилитации в Германии идут гораздо дальше. Немецкие клиники переставляют пальчики, вытягивают опорную и соединительную ткани, восстанавливая почти полную длину рук. Как косметически, так и функционально приводят ручки к почти «стандартному» уровню. Если возникнет необходимость протезирования, то в Германии имеются очень сложные устройства, например бионическая рука Микеланджело. Процесс лечения кардинально отличается: вместо громоздкого и тяжелого для детской ручки аппарата Илизарова, применяемого в России, в Германии делается мини-система вытяжки, ношение которой значительно легче и менее болезненно переносится маленьким ребенком, — рассказывает Юлия Бейсенова. — Лечение в Германии будет долгим, многоэтапным, для нас уже разработали многолетний предварительный план реабилитации. В итоге Элечка сможет не только полностью себя обслуживать, но и освоить практически любую профессию, учиться, работать, заниматься спортом.