На Мамаевом кургане тишина..

   Ему, моему сыну,родившемуся в Волгограде через двадцать лет после окончания войны и прожившему в этом городе детство, отрочество и юность, безумно трудно было писать эти строки. Не потому, что нечего сказать, скорее наоборот – выплеснуть наружу хочется много сокровенного, того, о чем не принято говорить вслух. В свое время было опубликовано не так уж и мало военных мемуаров немецких командиров и обычных рядовых, которые спустя годы сумели все-таки дать достойную, честную оценку тем событиям, в гуще которых они оказались в Сталинграде в кровавых сорок втором и сорок третьем. Истинный солдат, даже проиграв битву, не станет скатываться в клоаку желчных оценок.

  В Сталинграде, особенно в конце лета – начале осени 1942 года, в одночасье нивелировались такие понятия, как «люди в гимнастерках» и «люди в штатском»: и те, и другие ложились в землю «за пять шагов и за пять снов – лицом на Запад, а ногами на Восток». «Ничего подобного мы никогда не видели, - отмечал первый адъютант фельдмаршала Паулюса (командующего немецкой группировкой войск) Вильгельм Адам, вспоминая об ожесточенном сопротивлении, которое войска Вермахта встретили на Волге. – Советские войска сражались за каждую пядь земли, население Сталинграда проявило исключительное мужество и взялось за оружие. На полях битвы лежали убитые рабочие в своей спецодежде, нередко сжимая в окоченевших руках винтовку или пистолет. Мертвецы в рабочей одежде застыли, склонившись над рычагами разбитого танка…» А чему тут удивляться: последний танк с конвейера Сталинградского тракторного завода сошел уже во время боев непосредственно в черте города. Танкистов-профессионалов попросту не хватало – жизнь каждого в уличных боях исчислялась максимум несколькими часами. Вот и шли в городской котел смерти рабочие-тракторозаводцы – вбив, как говорится, последнюю заклепку в только что собранный танк.

   Двести дней и ночей длилась кошмарная мясорубка. Почти два миллиона людей столкнулись в страшной сшибке. Дрались за каждую улицу, за каждый дом, за каждый чердак и подвал. И никто не хотел уступать и… умирать. Но умирали – целыми взводами, ротами, полками и дивизиями. Потому что отступать было некуда – за Волгой земли для нас не было! Туда переправляли только женщин и детей – да и то делать это начали только тогда, когда стало очевидно, что самого-то города по сути уже и нет - он превратился в кромешный ад. Но добраться «до того» берега еще нужно было суметь. Крохотные кораблики и паромчики, битком набитые гражданскими людьми, отчаливали от берега один за другим, пытаясь прорваться сквозь вздыбленные снарядами и бомбами покрасневшие от крови воды. Доплывали далеко не все.

  Его бабушка и мама – коренные сталинградки. Они в полной мере испытали на себе, что такое оказаться на реке под обстрелом. Кругом вода, а над городом густыми черными клубами вьется дым… Она, эта вода, такая приятная и ласковая в обычный жаркий летний день, тогда только обостряла чувство собственной уязвимости и незащищенности. Им повезло: паром разбомбили недалеко от левого берега. Но даже небольшое расстояние преодолеть вплавь с грудным ребенком, ой, как непросто. Помогли люди. Тогда все друг другу помогали, потому что были сплочены одной идеей – выжить и в конце концов победить. Ни одна война не выигрывалась без этого!

А потом бабушка, тяжело пережив потрясение, ушла на фронт, оставив годовалую дочь на руках своей сестры. И прошла до Бухареста. Она не любила говорить о войне. И он почти ничего от нее не слышал о тех трагичных для города днях, когда за какой-то день-другой от некогда благополучного Сталинграда остались лишь зияющие пустыми глазницами остовы полуразрушенных зданий.

Только 22 августа 1942 года немецкие самолеты совершили более двух тысяч самолето - вылетов, обрушив на землю сотни тонн все уничтожающего и испепеляющего металла.

Сын жил уже в другом, новом городе – цветущем и светлом. Восстановленным всей страной – русскими, украинцами, белорусами, молдаванами, грузинами, армянами, казахами, татарами… Коренных сталинградцев почти не осталось – большинство их пало в боях, множество людей погибло под бомбежками и под обломками обрушившихся зданий. От населения почти полумиллионного города осталась в живых, примерно, одна треть, а может, и меньше.

Тогда, во время его детства, о страшных днях войны напоминали лишь мемориальные таблички да, пожалуй, сохранившееся в назидание потомкам здание бывшей мельницы, одиноко глазевшей пустыми дырами окон-бойниц с высокого правого берега на берег левый.

Но эхо тех тяжелых и кровопролитных боев сопровождало его чуть ли не все детство. Нет, он не видел разложившиеся останки немецких солдат, которые так пугали его маму, когда она была совсем маленькой. Их тела еще долго можно было обнаружить в затерявшихся на окраинах оврагах - собирали ведь наспех, лишь бы предотвратить эпидемию. А сколько их осталось лежать - и наших, и немцев - лишь слегка присыпанных землей, неприкаянных, не погребенных по христианскому обычаю… Кто-то скажет, что не мы к ним пришли. Может, оно и так, но все же… Не видел он и «немцев пленных, на хлеб менявших ножики». Они, отдававшие нам дань за безвинно загубленные души, вернулись на родину еще до его рождения – в самом начале шестидесятых. Кстати говоря, у них неплохо получилось восстановить то, что они когда-то разрушили - многие немецкие постройки прекрасно сохранились до сегодняшних дней. Возведенный немцами Планетарий до сих пор выглядит настоящим архитектурным шедевром.

Этим голубым елям 60 лет...Их посадили сразу же после окончания строительства Планетария в 1955 году.

Зато он видел своих сверстников с оторванными руками и ногами – неудачливых «окопных копателей». А сколько их так и не дожило до своего совершеннолетия? Земля, нафаршированная металлом и тротилом, мстила своим обидчикам – пусть даже в лице детей тех, кто ее защищал. И он вспомнил себя, сидящим на балконе в собственной квартире и лупящего, что есть мочи молотком по полусгнившей противотанковой гранате, из которой ему так не терпелось извлечь хорошо дымящийся тол. Обошлось!

А еще он помнит нескончаемые людские потоки на Мамаев Курган – 9 мая, в День Победы, туда со всей страны съезжались ветераны, участники сталинградских боев. Эта высота 102.0 была ключевым районом боевых действий: тот, кто ею владел, обладал существенным преимуществом. Вот и переходил курган из рук в руки по пять раз в день. С потерями не считались. И сегодня, наверное, в этой многострадальной земле нет ни одного метра, где бы не запищал металлоискатель.

Он помнит убеленных сединами мужчин – участников Сталинградской битвы. Люди, на чьей груди и свободного места-то не было от наград, плакали, как малые дети, смахивая скупые слезы при встрече с однополчанами.

Он помнил рыдающих матерей, обнаруживших на мозаичных траурных Знаменах в Пантеоне Славы на Мамаевом кургане имена своих, когда-то без вести пропавших, сыновей. Да и обычные жители современного Волгограда, и его гости, проходя по дорожке-пандусу мимо Знамен с именами погибших, мимо огромной руки с факелом Вечного Огня, с трудом сдерживали эмоции, читали: «Да, мы были простыми смертными, и мало, кто уцелел из нас, но все мы выполнили свой патриотический долг перед священной матерью-Родиной».

Они его действительно выполнили - выполнили честно, чтобы ни говорили современные «оценщики» и «переоценщики» нашей истории. Какой ценой далась эта победа – уже другой вопрос. Но какое это имеет отношение к ним – павшим за Родину? У большинства защитников города было лишь одно право, вписывающееся в суровую канву войны: выполнить любой ценой приказ и, если повезет, не умереть. Многие из них заплатили за победу самую высокую цену – отдали свою жизнь. Досужие размышления о том, что могло быть, а что нет – это всего лишь пустая болтовня.

Что ж, время хоть и лечит, но и плату берет за это соответствующую… Думаю, ветераны всех прошлых и нынешних войн со мной согласятся…