НЕОЖИДАННОЕ...

 

 

В интересное время живем - хронологически сказочное. Иногда вспоминаешь события, произошедшие лет двадцать тому (взрослый человек знает – это миг), и тут же говоришь – « это было в прошлом веке…» И без шуток ведь, всерьез.

Начало девяностых…Время, когда домашний телефон объединял разбросанных по городам и весям друзей и родственников, а вспотевший почтальон едва успевал доставлять именинникам поздравительные телеграммы. Да, тогда еще люди писали письма и отправляли телеграммы.

Однажды утром меня разбудил звонок из Ростова. Весть была тревожной, требовалось немедленно выехать. На самолет билеты не продавали, в порту объяснили, что ливневые дожди что-то размыли, - я кинулась на вокзал. Там - огромная толпа к кассам, но мне чудом удалось раздобыть билет на ближайшее время: некая дама отказалась от плацкартного вагона с боковым местом.

Была поздняя, холодная осень. На удивление, в вагоне было тепло и уютно, он оказался полупустым. Не раз чертыхалась по этому поводу: в кассах билетов нет, а в вагоне места пустуют. Ну да чего уж там, и на боковой полке можно прекрасно обустроиться, особенно, когда никто тебя не донимает откровениями и запахом котлет с чесноком.

Станция за станцией – поезд мерно катил, постукивая колесами.

На одной из остановок вошла группа людей, и свободные полки исчезли. Только возле моего купе оставалось место. Я задремала…Кто-то задел меня тяжелой сумкой, я мысленно чертыхнулась и открыла глаза.

В купе обустраивался батюшка, - длинный темный плащ, тяжелые ботинки, темная вязаная шапка, на шее крест блестит. Он был большим, толстым, безбородым, из-под шапки виднелись кудри – вроде, еще совсем молод. Не снимая верхней одежды, батюшка уселся на нижнюю полку и воззрился на пробегающие мимо леса и деревни. Молчал. О чем-то сосредоточенно думал. Его никто не беспокоил вопросами, даже проводница, гремящая стаканами с чаем. Наконец, он снял ботинки, лег навзничь и  мгновенно уснул.

Храпел с переливами, но не очень громко, и соседи продолжали вести неторопливый разговор. Где, как не в поезде, можно поговорить о самом затаенном…

Вскоре все уснули.

Ранним утром пассажиры зашевелились, поезд подходил к большой станции. Проводница  потрясла за плечо мирно сопящего батюшку  – «скоро выходить». От возни и шума я проснулась, да и мои попутчики тоже. Поп тем временем, с трудом надевая ботинки, вспотел и громко пыхтел. Наконец справился, поправил шапку на темечке, и вдруг неожиданно высоким голосом произнес:

- Благодарю всех за компанию. Еду к маме, рожать, – и кивнув головой, - всем счастливой дороги.

Все, кто услыхал прощальные слова попа, вскочили с мест, ошалело уставившись на мощную фигуру. Ничего себе шуточки! Но ясные, голубые глаза батюшки были настолько правдивы, что кто-то схватил огромную сумку, помогая ее вытащить, а остальные, не сговариваясь, двинулись следом за массивной фигурой.

У вагона стояла женщина – небольшого росточка, в теплом пальто и шапочке.

- Марусенька, все в порядке? – воскликнула она, приложив руку к большому животу «попа».- Я так волновалась!

- Все нормально, мамуля! – отвечала Маруся, прильнув огромным телом к хрупкой фигуре мамы. И такая была в этом объятии нежность…

Поезд двинулся, мы вернулись в вагон.

- Да-а…, - сказал седой мужчина, присаживаясь к окну, - моя дочь тоже к маме уезжала рожать. И внучка к маме переселилась перед родами. В такие минуты мать – главный помощник.

- Чепуха! – ответила немолодая женщина. – Если и могла на кого надеяться, то только на мужа. Троих ему родила. И была за ним, как за каменной стеной…

- И-и-и,- раздался тонкий смех, молодая девушка, скрючившись от хохота, сучила ногами. – Ой, не могу! Поп...« рожать еду к маме»…и ботинки со шнурками, - ой, не могу, – и бегом умчалась в направлении тамбура.

И тут все загоготали…И веселились до самого Ростова.