Когда мы созреем до Нобеля

Разрешите предсказать вам будущее. В один прекрасный день первой половины октября, когда мокро пахнет кленами и тянет писать молодежные рассказы о несостоявшейся любви, в городе Стокгольме откроется белая дверь, защелкают камеры и секретарь Шведской академии объявит, что Нобелевская премия по литературе присуждена Светлане Алексиевич.

Случится это до конца текущего десятилетия. Уверен процентов на девяносто.

Как обычно, в обосновании выбора, которое зачитает секретарь академии, не будут упомянуты конкретные произведения. Вместо перечня книг прозвучит высокопарная общая фраза. Что-нибудь в духе «за тысячи голосов, бережно собранных в единую исповедь эпохи». И всем будет ясно, что Нобелевку Светлана Алексиевич заработала пятитомным циклом «Голоса утопии».

Первым томом, напомню, был бестселлер «У войны не женское лицо» (1985), собравший под одной обложкой непричесанные воспоминания десятков женщин-фронтовиков. В том же году напечатали «Последних свидетелей» — рассказы тех, кто пережил войну ребенком. Через шесть лет отдельным изданием вышли «Цинковые мальчики» — интервью о войне в Афганистане; еще через шесть — «Чернобыльская молитва». В 2013-м цикл завершился книгой «Время секонд хэнд», где слово предоставлено всем уроженцам СССР, без привязки к определенному событию.

Почему «Голоса утопии» получат Нобелевскую премию?

Ну, начнем с того, что четыре книги из пяти переведены на шведский. Про это элементарное требование к потенциальным лауреатам почему-то редко вспоминают. Зря. Если вы не пишете по-английски, ваш первый шаг к Нобелевке — найти хорошего шведского переводчика. Иначе академия никогда не оценит вашей гениальности.

Во-вторых, Светлану Алексиевич в Швеции печатает небольшое издательство Ersatz. Книготорговля переживает не лучшие времена, и академики, выдающие премию, в последние годы, похоже, покровительствуют маленьким издательствам «качественной литературы».

В-третьих, есть целый букет конъюнктурных соображений. Бродскому премию дали еще в 1987 году; с тех пор лауреатов, пишущих по-русски, не было. Женщина, пишущая по-русски, не награждалась вообще никогда. Кроме того, Алексиевич живет в Минске. Вручить первую Нобелевку по литературе на территории бывшего СССР белорусскому писателю — решение политически сильное, как на него ни посмотри.

Пора наградить и жанр литературного интервью, в котором работает Алексиевич. Как ворчал на прошлой неделе The New Yorker, до сих пор Шведская академия не признавала документальную прозу «литературой», но вечно этот снобизм существовать не может. Считать замечательных авторов «недописателями» лишь за то, что они описывают действительность, по меньшей мере странно.

Вы, вероятно, заметили, что я пока ни слова не сказал о главном. Теперь говорю: на шведскую интеллигенцию книги Алексиевич производят неизгладимое впечатление. Рецензии на «Голоса утопии» полны восторженного шока и твердой убежденности, что «это великое произведение о “человеке советском” … рано или поздно принесет белорусскому писателю-документалисту» билет на торжественную церемонию в декабрьском Стокгольме.

Шведская академия, понятное дело, в меру сил культивирует миф о том, что общественное мнение ей не указ. Награждение Патрика Модиано, еще одной седой головы в длинной веренице типовых европейских лауреатов мужского пола, — отличный тому пример. И все же миф есть миф. Академики живут не на Парнасе, отгородившись от мира новинками французского издательства Gallimard в аскетичных кремовых обложках. Академики сами часть шведского общественного мнения. А от себя, как известно, не убежишь.

Вот почему Светлана Алексиевич «рано или поздно» станет нобелевским лауреатом. Вопрос лишь в том, насколько рано или поздно.

Будь моя воля, я бы скрепя сердце попросил академиков обождать года три-четыре.

Говорю «скрепя сердце», потому что второй год болею за Светлану Алексиевич не меньше, чем зенитовские ультрас болеют за «Зенит». Девятого октября, в день присуждения премии, перенес начало лекции, чтобы не дай бог не пропустить звездного часа белорусской писательницы. Когда за пять минут до прямого включения эксперты в студии шведского ТВ в один голос предположили, что премию получит Алексиевич, у меня от надежды аж слезы на глаза навернулись.

Но вместо Алексиевич наградили Модиано. Разочарование получилось головокружительное. Хорошо, лекцию надо было читать. Работа — лучшее средство от лишних эмоций.

А после лекции, без лишних эмоций, я подумал: оно и к лучшему. Академики — вольно или невольно — приняли верное решение. Раскручивать Нобелевской премией «Голоса утопии» в этом году было бы преждевременно.

Сейчас объясню почему.

Я как-то зашел в трехэтажный «Буквоед» в Питере, чтобы купить «Время секонд хэнд». Спросил: «Где у вас Светлана Алексиевич?» Привык, что в Швеции она везде на видном месте. Продавцы, однако, не слышали ни про какую Алексиевич. Пробили по базе, вроде нашли, но на полке книги не оказалось. «Время секонд хэнд» я потом купил в крошечном книжном для хипстеров.

Нобелевская премия все изменит. Ветеран перестройки, нишевый автор для либеральной публики в одночасье станет самым известным русскоязычным писателем планеты. И тогда о Светлане Алексиевич вспомнит не только «Буквоед». О ней вспомнят российские СМИ.

Здесь не нужно никакого провидческого дара. Включите телевизор — и вы сразу почуете удушливый запах дерьма, которое хлынет с российских экранов на лауреата, позволяющего себе называть нынешнюю Россию тем, чем она является: государством обиженной шпаны, дорвавшейся до бесконтрольной власти.

Чем она вообще занимается, эта Алексиевич? О чем она пишет в своих книгах? Она же нам рассказывает нашими собственными словами, что «надличностная идея всегда кончается кровью». «Голоса утопии» — наши голоса — вразнобой, порой сами того не желая, твердят одно: за помпезной ложью о великих народах, мудрых вождях и единственно верных учениях всегда прячется зверство и поломанные судьбы настоящих, невыдуманных людей. Наше зверство. Наши поломанные судьбы.

НТВ популярно объяснит нам, что все это «русофобия» и «предательство». Дмитрий Киселев, или кто там займет его место, напомнит, что Шведская академия, агент американской военщины и гей-лобби, вечно сует свою ничтожную премию клеветникам России вроде Бунина, Пастернака, Солженицына и Бродского. Алексиевич, скажут нам, очередная вражеская палка в колеса блистающего Русского мира.

Если бы девятого октября секретарь Шведской академии произнес имя белорусской писательницы, все эти помои лились бы уже сегодня. Они еще польются, непременно польются, но хорошо бы года через три-четыре, когда шовинистическая горячка спадет и мы понемногу начнем понимать, что же мы наделали в 2014-м.

Я, понимаете, оптимист по натуре. Наивно надеюсь, что к тому моменту хотя бы половина российского населения устанет верить клонам Дмитрия Киселева. И когда шведы сделают Светлану Алексиевич самым известным русскоязычным автором на Земле, мы не отмахнемся от нее, как от назойливой мухи. Мы прочитаем «Голоса утопии» — наши голоса — от корки до корки и наконец услышим самих себя.

Это если без эмоций. А если с эмоциями, то в октябре 2015-го, когда снова запахнет кленами, я буду болеть за Вас еще сильней, чем ультрас за «Зенит», Светлана Александровна. Здоровья Вам, новых сил и новых книг. Особенно той, давно обещанной, о любви.