Про Генку

Гудит завод, шагают октябрята, шуршит под башмаком осенний лист, а мама Генку повела куда-то анализы сдавать на яйца глист. У мамы голос тверд, а график точен, с ней спорить абсолютно ни к чему. Конечно, Генка маму любит очень, но не взаимно, кажется ему. В родном дворе друзья играют в прятки. Кругом висят плакаты: "Миру - мир!" Мороженщица толстая в палатке румяным детям продает пломбир. Палатка - по пути, палатка прямо, во рту скопилась горькая слюна: "Пломбир! Давай пломбира купим, мама!" "Я запрещаю", - говорит она.

Но как же так? Любой ребенок мира мороженое летом должен есть! А я шесть лет не пробовал пломбира! А мне как раз сегодня ровно шесть! Едят пломбир в Америке, Европе, едят пломбир у нас, какой в нем вред? Но мама - больно хрясь его по попе: "Я запретила, это значит: нет!" И Генка, от обиды шмыгнув носом, прошел за мамой молча через парк.

И снова обратился к ней с вопросом: "Давай мы купим нам воздушный шар? Он будет красным, как победы знамя! Он полетит на ниточке вперед! Как будто он сегодня тоже с нами анализ в поликлинику несет!" Но мама жестко, не моргнув и глазом, ответила ему: "Конечно, нет. Шары содержат примеси и газы, а также в них большой моральный вред".

Не спорит Генка, спорить тут не надо, подобный спор всегда чреват бедой. Но впереди аллеи автоматы с прекрасной газированной водой. "Давай мы внутрь бросим три копейки! А если жалко - то одну всего! И автомат нальет в стакан из лейки с сиропом воду или без него!" Но вдруг, себя почувствовав неловко, он замолчал и услыхал в ответ: "Тебе я запретила газировку! А запретила - это значит: нет!" - "Но почему?" - "Там грязные стаканы".

- "А мы помоем!" - "Замолчи, не ной". - "Мы сбегаем домой помыть под краном! Мы принесем стакан из дома свой! Ведь все же пьют!" - "А ты на всех не тыкай!" - "Но всем же можно!" - "А тебе - никак!" - "Но все ребята: Вовка, Вероника - они же..." Но в ответ по попе - шмяк: "Сказала "нет"! Не будет газировки! А чтоб не вздумал спорить и кричать, ты с завтрашнего дня не дружишь с Вовкой и запрещаю во дворе гулять!" - "Ах, мама, мама, ты такая злая!" - "Я злая? Почему же? Вовсе нет. Запомни, сын: чем больше запрещаешь, тем больше пользы и тем меньше вред".

И Генка замолчал. Он шел за мамой к районной поликлиники крыльцу, но было у него лицо упрямо, и злоба пробегала по лицу. И с яростью, нехарактерной детям, он все шептал: "Клянусь, я отомщу! Я вырасту! И людям всем на свете я все на свете тоже запрещу! Я запрещу, что надо и не надо! Я покараю весь жестокий мир! Я отомщу за каждую досаду! За каждый мне не купленный пломбир! Я вырасту! Я буду главный самый! Я вам припомню! Я вам не прощу! Я запрещу все то, что любит мама! И все, что любит папа, запрещу! Я запрещу газеты, пароходы! И цирк! И диафильмы! И кино!

Латвийские диковинные шпроты! Грузинское, молдавское вино! Я запрещу футбол и карусели! Поездки к морю взрослых и детей! Скакалки, прятки, салочки, качели!

И всех на свете птиц! И всех свиней! Я запрещу из Минска простоквашу! И молоко, и пиво по стране! И кашу - слышишь, мама? - эту кашу, которую ты утром варишь мне! Скажу „нельзя“ - и словно встанет стенка! Скажу „нельзя“ - и задрожит страна! Я вырасту! - шептал сквозь зубы Генка - И месть моя окажется страшна!