Вам взлет! (или навылет? Николай Звонарев. Логос

   «Почему они всегда возвращаются?» - Близнец сидел на камне и, рассеянно перебирая четки, думал о навязчивости собственных мыслей: «Почему все же этот Иуда Искариот был призван в число избранных? Ведь от Господа нашего не могут скрыться помыслы людские и будущие их поступки. Никогда не поверю, что Ему иудин грех был нужен для завязки сюжета этой величайшей трагедии. Любовь и свобода — вот основа того, что завещал нам Учитель. «Возлюбите друг друга» - главная Его заповедь. И тем не менее мы все свободны в выборе своего пути: быть с Ним и постоянно испытывать прочность свой любви, ибо она - не нечто закаменелое, а живое, трепещущее чувство, которое растет и крепнет в испытаниях, а в тепличных условиях чахнет и умирает. Либо выбирать себе дорогу в геену огненную, обуреваясь не менее сильными страстями. Добро и зло – силы одинаковые по модулю, но противоположные по направлению, и это - залог равновесия. Свет и тьма в равной степени присутствуют в человеческой душе, но именно эта разность потенциалов и является источником движения и развития человека А вот направление движения зависит от точки приложения равнодействующей всех сил. Горячая любовь Иуды к нашему Учителю была искренней, равно как и безграничная вера в его могущество и неуязвимость ко всем козням фарисейским. Не было ли его предательство актом самоотречения ради торжества истины и нетерпение жажды скорейшего установления царства справедливости и земного возвышения Богоизбранного народа ? Или это просто гордыня человеческая - сыграть роль запала в повороте мировой истории? Гордыня, которая превратила лучшие побуждения в величайший грех?» Солнце медленно закатывалось за горизонт выжженной земли. И вместе с его светом пропадала ясность логических построений в рассуждениях Ученика. «Но ведь Логос не исчезает, когда уходит за грань нашего разумения?» - упрямо продолжал мучить Фому вопрос...

 

* * *

   ...Черное светило, подымаясь над горизонтом, пронзало колючим светом Двойника Близнеца и заставляло его вновь и вновь возвращаться к вопросу — «А что же есть истина? Если грехопадение позволило человеку прикоснуться к древу познания добра и зла, то не есть ли и сам грех - наивысшей добродетелью? Если человек готов пожертвовать своим безбедным существованием ради мужества познания истины — не в этом ли зарыт сокровенный смысл его создания и существования? Стать вровень с Создателем — не это ли главная задача человека? Если дети не стремятся превзойти родителей - не обречен ли тогда мир на деградацию и вымирание? А если это верно, то где грань между добром и злом? Что чему является тогда тенью? И кто судья тогда нашим поступкам? Господь, руководствуясь одному Ему ведомым критериям, или падший ангел, бросивший Ему вызов? Прометей — это кто: герой или воплощение зла? Неужто гордыня, заставляющая человека превзойти себя, - это раздувающийся пузырь, не знающий границ своего ничтожества? Или, наоборот, - это та сила, которая позволяет подняться над своим естеством ради высшей цели? И даже если эти пузыри обречены лопнуть, достигнув своих пределов, - не есть ли это мужество Сизифа, который знает, что никогда не достигнет вершины, но тем не менее каждый раз начинает заново выталкивать свой камень наверх?.. Поцелуй Иуды — это что, циничное лицемерие или тайный символ несбывшейся надежды на силовое перерождение мира?

Попытка слабого человека стать наравне с Богом или акт отчаянного самопожертвования ради чего-то высшего, что превыше и любви, и свободы?»

 

* * *

   Как Земля, вращаясь вокруг своей оси, подставляет животворящему Солнцу то один бок, то другой, так и Логос бесчисленное число раз поворачивается в лучах Истины, высвечивая поочередно свои тайны. Истинное Слово многогранно и никто из смертных не в состоянии целиком охватить весь его смысл, целиком и без остатка. А уж тем более смешны попытки монополизировать этот непознаваемый в принципе смысл. Возможно именно поэтому Логос — бессмертен. Достижение совершенства есть смерть, ибо смерть есть нечто застывшее. Человек восприемлет смерть с радостью тогда, когда дорастает до осознания того, что достиг своих пределов понимания Логоса. Увы, это случается все реже. По крайней мере, в одном из миров. ...Пронзенный пятью копьями Близнец умер не сразу. И перед уходом в иной мир со счастливой улыбкой на лице увидел шестикрылого Серафима, радостно встречающего его в предвериях другого измерения.

 

* * *

   Начинающий Писатель тяжело вздохнул и быстро застучал по клавиатуре: «...Те пресловутые тридцать серебрянников для Иуды служили просто отмазом, по-настоящему сильные духом любви люди нередко весьма застенчивы и подчас ищут проявлениям своих чувств какие-нибудь банальные оправдания и объяснения, нимало не заботясь о той напраслине, которую тем самым возводят на себя. О глубине и силе любви Иуды и его полном самоотречении может свидетельствовать та бездна отчаянья, в которую он рухнул, когда зашаталась его вера в непоругаемость Христа. Смертный грех самоубийства был для него совершенной ерундой в сравнении с крушением того мира, который он создал в своем сознании под влиянием Учителя и который значил для него несравненно больше, чем окружающая как бы реальность. Жалкие воры и презренные сребро- и властолюбцы просто не способны к таким зияющим высотам души, а следовательно и к таким сокрушительным падениям!» - первый аванс грел сердце, но жег руки, ибо обещанный издательству «Ортодоксальность и толерантность» рассказ «Проклятый апостол» никак не хотел складываться в нечто читабельное, а уж тем более в прокрустово ложе апокрифического «Евангелия от Иуды».

 

* * *

   Логос не задерживаясь прошел мимо Начинающего Писателя и остановился возле семилетнего малыша. Мальчишка изо всех сил пытался удержать слезы. Накануне он страшно провинился, но вместо ожидаемого и заслуженного наказания обожаемый отец, накалив докрасна на огне нож, провел им по собственному предплечью, сказав: «Это моя вина, что я не воспитал тебя так, чтобы не было мучительно стыдно за твои поступки. Но ты уже слишком большой, чтобы можно было оставить преступление без наказания... Мне гораздо легче стерпеть физическую боль, чем душевную». Виновник не проронил ни слова, но ночью посыпал жгучим перцем туалетную бумагу и со страшным душевным трепетом ждал родительского пробуждения. Сердце его разрывалось от любви и печали и, чтобы унять боль по рецепту отца, он нагрел на газовой конфорке злополучный ненавистный столовый нож и с силой дважды прижал его к оборотной стороне ладони.