Конкурс продолжается. Часть 1. Основной инстинкт

Мы идём на вокзал. Плечи непривычно тянут лямки рюкзака. Меня провожают отец, мать и сестра. Я еду в Ленинград поступать в военно-морское училище.

Если бы месяца три тому назад мне кто-нибудь сказал, что вот так конкретно и неотвратимо меня потянет на военную службу, я бы его послал куда подальше. В моих в жизненных планах было совсем другое.

Хотя… В 6-7 классах я хотел стать лётчиком. Меня очень привлекали к себе самолёты. Я ходил в авиамодельный кружок, которым руководил в прошлом настоящий военный лётчик, воевавший в Корее. Леонид Михайлович, фамилию не помню. О войне он никогда не рассказывал, он просто заражал нас всех своей любовью к авиации и самолётам.

Я знал о самолётах и о моделях самолётов почти всё. Ходил в библиотеку читать подшивки журнала «Крылья Родины» и «Моделист-конструктор», а свежие номера покупал, выпрашивая деньги у родителей. Своими руками сделал «резинку», так назывались модели с резиновым двигателем, представляющим собой особым образом закручиваемый резиновый жгут. Это была кропотливая работа: вырезать нервюры, подгонять их друг к другу, обтягивать крыло бумагой, вытачивать винт… Рекордов мой первый самолёт не достиг, но полетел… Потом упал. Ну и развалился. Такой полёт меня не впечатлил.

Занялся моделью для воздушного боя. Сделал по рекомендации Леонид Михалыча, попроще и попрочнее. Но с моторчиками тогда была напряжёнка, нужно было ждать, когда кому-то из старших надоест летать, чтобы дал переставить движок на твой самолёт, а такого всё не случалось.  И я увлёкся моделями-копиями самолётов из истории и начал делать кордовую модель одного из первых АНТов. Не хватало бальзы, самой лёгкой древесины. Выпрашивал, выменивал, собирал из отходов признанных мастеров, готовящихся к соревнованиям, которым доставалась почти вся бальза.

Самолёт вышел «на уровне». Всё соответствовало оригиналу, только нос пришлось переделать под размер имеющегося моторчика. Леонид Михалыч посмотрел, одобрил и объявил: идём испытывать! Моторчик зачихал, завёлся. Михалыч его повёл по кругу, взлетел… и тут же посадил. Самолёт оказался тяжёлым для этого движка. Его поставили «на прикол» для переделки или до поступления моторчиков помощнее.

Зато мне достался утешительный приз – моторчик, который я поставил на свою первую, «боевую» модель. И стал учиться летать. А когда научился… потерял к этому делу интерес. Это было уже не то. Наверное, я из этого вырос.

А потом мне, от рождения городскому жителю, очень захотелось стать лесником. Мне всегда нравился лес и в своих мечтах я жил в уединённом домике на солнечной опушке леса и ходил с ружьём на охоту. Откуда возникло такое желание, было загадкой. Может быть, первый толчок дал муж моей тёти, заядлый охотник и рыбак, который был у меня в большом авторитете. Он служил авиатехником морской авиации в Североморске, летом приезжал в отпуск, пару дней отмечал приезд, потом отсыпался и начинал собираться на рыбалку. Я всеми правдами и неправдами пытался напроситься поехать вместе с ним. И иногда он меня брал.

Ездили на рабочем поезде на какой-нибудь колхозный пруд, с ночёвкой. Ловили много, назад улов везли в мешках, рвали крапиву и прокладывали ей рыбу. Дядя был мастером по всем видам рыбалки ещё с голодного послевоенного детства. Готовился он тщательно, проверял все снасти, точил ножом с пилкой кусочки жмыха для закидушек на карпа и сазана.

Мы ели сало, крутые яйца с хлебом, зелёным луком и огурцом, и ничего не было вкуснее этого. А под утро иногда просыпался такой аппетит, что кусочек жмыха казался пирожным.  

Ещё мой дед, уйдя на пенсию, нашёл себе прибыльное занятие – стал пчеловодом. И брал меня с собой на пасеку на время своей смены – обычно на неделю. Он объединялся с несколькими такими же пчеловодами-любителями и они вставали одним лагерем, дежурили поочерёдно по двое. Пасеку ставили на краю леса или в лесополосе, жили в будке из картонных щитов.

Дед на костре варил в котелке кулеш или кашу-сливуху.

Я пчёл остерегался и в заботах о них не участвовал.  Собирал дрова, ходил за водой. Любил пошастать по лесу и ближайшим окрестностям. Особенно мне нравились небольшие живописные речушки, в которых я ловил саком мелюзгу на уху. А там, где водились пескари, за полдня вытаскивал на удочку до полуведра пескарей.

Это были самые яркие воспоминания из школьных каникул, которые я неизменно проводил у деда с бабушкой в Старом Осколе.

Будущее лесничество было не пустым мечтанием. Я уже определил, что буду поступать в лесотехническую академию в Ленинграде. Профилирующим предметом на экзамене туда была химия и я стал ходить на школьный факультатив по химии, который интересно и толково вёл наш самый почитаемый учитель, которого мы уважительно звали Вася Хлор.

А весной всех десятиклассников послали на призывную медкомиссию в горвоенкомат. Там нам, как сейчас говорят, «провели презентацию» военных училищ с показом фильма.

Надо отметить, что военную службу и военных тогда очень уважали. Мальчишки, вылезши из пелёнок, начинали играть войну. В начальной школе не переменах не бегали с воплями и вытаращенными глазами, а друг перед другом рисовали войну, сражения между нашими и немцами, они наступали друг на друга. Орудия, танки с поддержкой пехоты, в небе – самолёты. Летели снаряды и бомбы, летели или мимо, или попадая в боевую технику. Рисовались взрывы, поджигались танки, горели и взрывались самолёты.

Это было детство, которое уходило под напором жизни. Но воспитание было такое, что оставались семена долга, готовности встать на защиту от врагов.

Однако, за этими высокими словами надо бы честно признаться, почему у меня, да и не только у меня, резко поменялось направление головы после самой обыкновенной военкоматовской агитки. Причина была не в готовности всех защищать и даже не в патриотизме с любовью к Родине. И не в морской романтике.

Причиной  были девчонки. Не какие-то конкретные Марина, Света, Ира. Девчонки вообще, которые есть и возможно будут. Которые почувствуют в тебе защитника, которые будут млеть от военной формы и от других символов силы и мужественности. Которые тебя за это оценят и полюбят.  

Многие нормальные девушки мечтали выйти замуж за военного и не скрывали этого. Военный – значит настоящий мужчина, готовый защищать.

Не без влияния той же неумолимой причины, с восьмого класса я начал заниматься боксом. Мой тренер, известный тогда в Белгороде мастер спорта Белоусов видел во мне перспективу. У меня была отменная «дыхалка», хорошая реакция и упорство. Я бегал по утрам даже зимой, увеличивая дистанцию. Это он считал главным, остальное тренируется. Когда я ему объявил, что решил поступать в военное училище, Белоусов попытался меня отговорить, даже предложил меня перевести на режим индивидуальных тренировок. Но я даже не колебался. Спортивная карьера – не для меня.   

А с девчонками мне не везло. Те, которым я нравился, не нравились мне. А мне нравились те, которые были ко мне равнодушны, и их было подавляющее большинство. Но если я стану курсантом, а потом офицером флота… Да все они жалеть будут, что носом крутили. А я ещё посмотрю, кого выбрать…

Тогда я бы выбрал Таню, которая жила возле парка Ленина. В парке, на танцах, я с ней и познакомился. Проводил до дома.

Мои родители были в загранкомандировке, а я жил у дяди с противоположной стороны парка. На следующий день подкараулил её возле двора. Потом мы с ней встречались, но всё время по моей инициативе. Она ни о чём меня не спрашивала. Она мне нравилась, но хотелось  хотя бы заинтересованности в ответ. Я не был уверен, что она будет меня ждать.

Но всё это сейчас позади. Я иду на вокзал. Пока меня ждёт поезд.