Маленькие люди. Маленькие страны

Решение поехать было внезапным. Сидели: я, Андрей и Маша, она сказала, мол, вот бы смотаться куда, так чтоб на день-два, в очень тихое место.
-Не вопрос, - предложил Андрей, - я давно в квартиру родителей собирался съездить, хотите, можем махнуть в городок N, население сейчас меньше двадцати тысяч, но места красивые, прогуляемся.
Выехали уже на следующий день. Несколько часов дороги. Пока ехали, разговорились о том, как живут люди в глубинках, в деревнях и в маленьких городках.

-Помнишь, - говорит мне Андрей, - как весной сидели, интернет есть, выйти куда угодно в любой момент можно, а скучно по вечерам до одури. И прикинь, это нам, в городе, скучно, а тут же вообще делать нечего. На одних интернетах всё равно не уедешь...
-Да, и хорошо, если интернеты те есть, - соглашаюсь я, вспоминая свою деревню, - часто только бухать, чтоб реальность сменить. 
Маша нас слушает.

По дороге попадается автостанция - небольшой городишко М., на половине пути к нашему месту назначения. Паркуемся, выходим выпить кофе.
Заговариваем с продавщицей, Маша с тоской глядит на домишки прямо рядом с автостанцией и пасущуюся козу, зачем-то вдруг спрашивает у продавщицы, есть ли в городе где учиться. Какие глупости ей в голову взбрели.
Узнаёт, что есть профтех и педучилище.

По дороге уже размышляет вслух:
-Боже, какой ад, родиться здесь, вырасти здесь, даже выучиться, бл*ть, здесь. Потом выйти замуж за местного, начать рожать, и нахрен никогда отсюда не выезжать…
-А так и жили, и живут, ты что думаешь, - говорю я, - моя мама-то хоть учиться съездила, а тётя, я тебе помнишь, рассказывала, даже и не училась нигде, родилась у нас, выросла, вышла замуж за нашего же, так сорок лет в доме его родителей и живут, и они же никуда не выезжают, на рынок только.

* * * * *
Приехали. Пока туда-сюда... 
Ближе к ночи у Маши кончились сигареты. Просит Андрея объяснить, где ближайший магазин. 
-Сиди, - говорит Андрей, - я схожу. Маша настаивает, хочется воздухом чистым на ночь подышать, прогуляться не спеша. 
Андрей объясняет: тут девушки одни в одиннадцать вечера не ходят, не принято. Нет, до магазина-то ты, мол, ещё одна как-то дойдёшь, а вот у магазина тебе, боюсь, либо придётся объяснять, кто типа за тебя в ответе, либо намотаешь себе не очень приятных провожающих до дома.

-В смысле? То есть как это, - тупит Маша, - ты хочешь сказать, что если я хочу прогуляться вечером одна, я должна кому-то что-то объяснять?!
-Маша, - усмехается Андрей, - ты не в Питере. Тут прошивка: по-одиночке гуляют только женщины, которые ищут. Если ты ходишь одна - ты не против. Ты никому ничего не объяснишь, если что. 
О чём он говорил, Маша поняла пятнадцать минут спустя, когда они сходили таки вдвоём до ближайшего ночного магазина.
Вернулась потрясённая, села, рассказывает:
-Я поняла, о чём он. Кать, улица - пустая, темень, ближайший фонарь - три квартала, асфальта тупо нет, мы с Андреем идём, ты уж прости, я в него вцепилась двумя руками. И возле магазина, бл*ть, бомонд! Все поздоровались. 

Катя, мы три минуты постояли, меня, веришь, физически чувствовала, как глазами раздевают, с ног до головы обсмотрели… Упырь один вообще прилип, типа, "Андрюха, какая у тебя девушка красивая", а потом попросил его бутылочку пива взять, за встречу... 
Я так поняла, тут не проблема с бухлом, и пофиг, что ночь, продают. Андрей быстренько, канеш, отмахался, мол, в другой раз, сейчас не имеем возможности. И увёл меня.
Катя, это как так жить?

Сидим с Андреем, смеёмся. Для нас-то обоих это не открытие, только для неё.
-Маша, - говорю, - ты как маленькая.
-Я этого Миху, - объясняет Андрей, - что бутылочку просил, всю жизнь знаю, пи*дюками ещё вместе гуляли. И жалко его, и кто ему доктор. Как пошёл с двадцати, так и…

* * * * *
На следующий день, под вечер, вышли погулять в центр, втроём. Я с ним - под руку, Маша рядом. 
От дома до центра - 15 минут неспешным шагом. Пять раз Андрей поздоровался, с кем-то ещё постоял, парой слов перекинулся. Знакомые - на каждом шагу.

Двое задали ему вопрос: нафига серёжка в ухе, и почему он с такой причёской (хвост на макушке), мол, ты чё, братан, перекрасился? Андрей как-то там отшутился.
Идём дальше, Машу, вижу, возмущает:
-Да какое им дело, с какой ты причёской? И тоже мне, событие - серьга в ухе!
-А что ты хочешь, - философски кивает он, - для них это - дичь. Думаешь, меня сейчас не обсуждают? Да сегодня Андрюха им будет - тема на весь вечер. Как я выгляжу и с кем это я был. Я через год приеду - меня спросят. 

Пять минут спустя Маша всё ещё не может успокоиться. Она никогда не останавливалась вот так, на пару дней, в городках с населением меньше ста тысяч. Да что там ста… Она и в пятидесятитысячных-то не бывала. А тут вообще такое, меньше двадцати.
-Да, Маша, - объясняю я, - так и живут, все всех видят, все знают, чем ты дышишь, с кем на свидание пошёл, и что ты на ужин жрёшь. Это для тебя - другие реалии и дикость, а они так и живут всю жизнь. И не дай бог выделяться. Да, двадцать первый век, а серьга в ухе мужчины - это педерастия для них и никак иначе.

Или вот девушка тебя кинула, на следующий день весь город видит, как она уже с другим гуляет, и все сразу знают, что тебя бросили… а потом она с другим ругается, понимает, что ты был получше, возвращается к тебе, ты её, конечно, любишь-принимаешь. На следующий день - оп-ля! - весь город обсуждает, что ты лох. И ты сам знаешь, что обсуждают, и именно такими словами.
И больше того, это будут помнить и при случае вспоминать ещё лет десять, потому что в этом городе за десять лет больше не произойдёт никаких значимых событий.

И даже любовницу не заведёшь, это сразу станет известно, мо-мен-таль-но. 
Но заводят, конечно. И он, и она. Заводят не особо скрывая, всё равно бессмысленно, и даже с какой-то обречённой, тоскливой, и потому оголтелой бесшабашностью: а ччёрт с ним, хоть будет что вспомнить на старости.

Там другая реальность.

* * * * *
Кстати, в маленьких и почти закрытых сообществах пары, как ни странно, больше друг за друга держатся. Гуляют друг от друга все, от недостатка всех других впечатлений, скорее, гуляют; неизбежно расходятся, но сходятся потом и держатся.
И она его примет назад, если что, и он её, потому что вариантов у обоих, по сути, нет. Все перебраны ещё тогда, когда им исполнилось по 18, а дальше уже можно по кругу бегать, всё по тем же.

И в интернете тоже не особо познакомишься, потому что нет никакого смысла. С кем общаться? В своем городе и так всех знаешь, в ближайших - за жизнь уже тоже перезнакомился, а брать покрупнее места... встреча с людьми оттуда - уже есть большая трудность. Ну не поедет к тебе в городишко девушка из крупного города, да и ты к ней ехать застрёмаешься: кто ты там, для неё, такой? Да и потянешь ли?

Андрей дополняет: женщины, кстати, в таких городишках ещё более продажны, чем везде, и осуждать нельзя: если есть шанс вырваться, выбраться - его нужно хватать и не отпускать. Они и хватают - и ртом, и жопой.
Их не осуждают даже местные пацаны, все понимают: ну что ей здесь терять?

* * * * *
Доходим до центра, суббота, вечер. Андрей встречает ещё одного знакомого. Прямо "в руку" узнаём: от того полгода назад ушла жена, уехала с каким-то заезжим.
Потом уже Андрей сказал: 
-Ну да, ожидаемо, что он ей… Хотя сколько их помню - нормальная семья была, тихо жили. Он такой, знаете, по бильярдным с мужиками, она - с подружками в клуб… Вот и доходилась. 
Тут девки, кто поумнее, так и делают.

С 16 до 25 рожают, чтоб денег с государства сбить, пять-семь лет ещё осматриваются, а потом ей 32-35 исполнилось, жизнь до неё дошла, она платочек достала и привет мужу, не поминай лихом.

Детей своих стараются увозить. Правильно делают. Хотя бы пока выучится, только бы в город побольше. Кто поумнее - не возвращаются. В городке постепенно оседают лишь те, кто не пристроился, потерялся, опустился. 
Работы в нём почти нет. А значит, нет и денег.

* * * * *
Через дорогу от нас - заведение, возле него пафосность бьёт в глаза, ну, с пониманием местного менталитета и уровня жизни. Огромнейшие каблуки, платья в обтяг, сумочки со стразиками (такие, знаете, целлофан, лак, камни, двести пятьдесят рублей...), причёски. В голове крутится почему-то одно слово -контингент. Это слово нейтрально само по себе, но здесь, на площади маленького города N, оно несёт подтекстом интонации определённые черты.

Парни - кучками, в основном тусуют на перекурах возле местных таксистов, которые стоят тут же, под клубом.
С таксистами по-дружески обсуждают мелкие новости, все друг друга, конечно, знают.
-Вообще клубов - два. Есть, мы там прошли, для тех, кто постарше - там бомонд города, местное общество (снова подтекст интонации). А здесь, - Андрей показывает через дорогу, - собирается молодежь. Тут много девочек, кстати, по 16-17 лет, они из ближайших маленьких сёл, вот так от субботы до субботы живут, и там ху-гггууу, гуляяй-развлекайся, беременей…

Маша молчит и смотрит тоскливо. Уже всё поняла.

* * * * *
Площадь вдруг медленно пересекает международный автобус. На борту большая надпись "Город в России - город в Европе". Я, признаться, толком и не запомнила, откуда-куда. Дорога через городок N.

На то, чтобы проехать через площадь, автобусу нужно не больше десяти секунд. Едешь - темень, темень, темень, бах - световое пятно центральной площади и снова темень.
Фонари только в центре, там же и жизнь.
Уважаемые пассажиры, вы только что проехали город N.
-Когда же это мы его проехали? - недоумевает своему спутнику в автобусе городская штучка. - Тут же пятнадцать метров светлого места было...
-А это и был город N, самый центр, спи, дорогая.

И за окном - чернота непролазная, и только видны очертания частных домишек. Которые заканчиваются уже через несколько минут. И автобус выезжает дальше в поля. Следующего населённого пункта и не заметить, он будет в разы меньше и в маршруте даже не указан.

* * * * *
Ездили когда-нибудь намного дальше больших городов?
Едешь - дорога, дорога, дорога, вдоль дороги внезапно - деревня, за ней - поля, напротив - поля, посадки, всё это на много-много километров. Ближайший населённый пункт - несколько часов пути.

На секунду представьте, что нет рядом ни аптеки, ни врача, и хата у тебя - разваливается, и водопровод у тебя два часа в сутки работает, если он есть, конечно. А так-то ты из колодца тягаешь и во двор среди ночи бегаешь. 
Стиралка? Посудомойка? Да что за блажь, и куда их присоединять...
И всю жизнь ты так живёшь, всю жизнь тебя даже с трудом на карте можно отыскать.
Для тебя съездить одеться - событие. Два раза в год (в лучшем случае) ты надеваешь лучшее и выезжаешь в люди - на рынок ближайшего более-менее крупного города.
Крупного - это тысяч в сто. Пятьсот - уже мегаполис, такие впечатления не каждый год бывают. За жизнь может не случиться.

* * * * *
Я как-то зашла к знакомой, а у неё включен телевизор. Какое-то ток-шоу, хрючево для населения в прайм-тайм. Очередная бытовая драма, трагедийка в эфире.
Ведущий, косящий под Малахова, выговаривает сидящей в студии бабе, знаете, типичной такой бабе, квадратной, обрюзгшей, жизнью замызганной, грубоватой бабе в блузке в полоску, делающей бабу еще шире - блузку явно берегла на выход, надела на эфир. И красилась как умела.
-Как?! - говорит ей ведущий тоном "не верю своим ушам". - Ваш второй муж избивал и вас, и ваших детей от первого брака, и вы терпели, и вы не ушли?

Зал потрясённо гудит, незримо, но очень явно осуждая бабу - да как так можно?! Да я бы на её месте, да я бы, да я бы…
Баба даже чуть подвывает уже, размазывает слезы:
-Даа… не ушлааа...
Дальше бабе задают вопросы, мол, зачем вы так жили, как вы это терпели, да надо было… Баба кивает головой, не поднимая глаз. Сейчас ей стыдно, сейчас она и сама не понимает, зачем терпела. Она сейчас прикоснулась мимолётно к другой жизни.
На неё смотрят, осуждающе кивая, и приглашённые эксперты: сидят в удобных креслах, в туфлях, стоимостью в полугодовой бюджет всей семьи бабы.

Я, пока мы болтаем со знакомой, краем глаза смотрю телевизор и ловлю себя на том, что во мне поднимается злость. 
Не на бабу, на зал и на ведущего: ты, сука, сидишь в костюмчике своём хорошем, в телецентре, в столице, ужинать будешь в ресторане, домой поедешь даже не на метро, и дома у тебя домработница с лучшей техникой. А ты эту бабу осуждаешь, что терпит годами мужика, избивающего в месиво и её, и детей. 
Только она из вашего грёбаного телецентра выйдет - и что? Вернётся назад, в свою реальность.

Да ты ж поживи как она - в её реальности, в её деревне или городишке, без денег, и когда у тебя мужик непьющий (всего бутылку раз в неделю, для разрядки, а так-то держится, только по пятьдесят каждый вечер, не как все остальные), и мужика этого только отпусти - трое следующих баб разорвут, едва он за порог с чемоданом выйдет, потому что он один такой, непьющий, на две деревни остался, до конца жизни пригрет будет, если совсем в штопор не уйдёт. 
И баба его ещё у трёх в своё время отбила. И к этим трём он ещё заодно и похаживает.

И пофиг, что тиран, что бьёт смертным боем, другого и до конца её никчемной жизни может не случиться.
А ей и воды принести надо, и угля натаскать, и крышу подлатать, чтоб не текла, и курятник чтобы на зиму было кому отремонтировать, по колено в говне стоя. И естественных потребностей тоже никто не отменял, а что оно такое - "секс-шоп" она только по слухам знает.

Когда умер муж нашей соседки, сорок пять лет прожили, не стало его в один день - она чёрная ходила. Села в углу, в платке, глаза в одну точку, на кровать с покойником, руки заломлены, из стороны в сторону качается. К ночи заголосила, как только в деревнях умеют: на кого ты меня, Петечка, покинул, кто ж мне теперь сарай достроит…

Это не фильм, я сама в противоположном углу сидела, слушала её, до сих пор помню.
И да, понятно было: это - горе, настоящее, житейское горе. Неподдельное.
В городе скажут: как так можно, человек умер, всю жизнь прожили, а она о сарае убивается.
Любовь - это здесь, в больших городах, когда заняться нечем, а другие развлечения надоели. Любовь с драмами, с перипетиями. А там любовь простая: мужик умер, всё, нет рук. И других рук уже не будет. Никогда не будет. Это горе - страшное.

А ты тут, ведущий, стоишь чистый и осуждаешь: как вы могли? Вот так и могла, жизнь, бл*ть, такая. Не такая, как у тебя, мажор ты городской. 
Скажут: да ну, подстава, актёры это все.
Отвечу: даже если в этот раз сыграно, то что, так не живут? Именно так и живут две трети России. В своих маленьких городках, маленьких селах и деревушках. В своих ограниченных и почти изолированных сообществах. 

В своих отдельных маленьких странах.

Екатерина Безымянная