Исповедь таджички, чей муж погиб в Сирии: "Нас обманули"

Джамолби Хамидова почти год провела в Сирии
По данным таджикских властей в сирийском конфликте принимают участие до 500 граждан Таджикистана, при этом по официальным сообщениям более 150 граждан страны уже погибли.

На войну в Сирию едут молодые люди от 19 до 45 лет, нередко отправляясь в опасное путешествие вместе с женами и детьми. Таджикские граждане попадают в Сирию через территорию России, Пакистана, Турции, Афганистана и воюют на стороне экстремисткой группировки "Исламское государство".

В последнее время большинство новых сторонников из числа таджикских граждан вербовщики ИГ находят среди таджикских трудовых мигрантов в России. 30-летняя жительница Душанбе Джамолби Хамидова почти год провела в Сирии. Время, проведенное там, она вспоминает с ужасом. Пережитое не дает ей покоя до сих пор. Она с трудом верит, что ей удалось спастись и живой вернуться на родину после смерти своего мужа Шарифа, погибшего в Сирии.

С Джамолби Хамидовой беседовала корреспондент Русской службы Би-би-си Анора Саркорова.

Би-би-си: Как вы оказались в Сирии?

Джамолби Хамидова: Нас с мужем познакомили соседи, которые сказали, что хороший молодой человек ищет невесту. Мы встретились, понравились друг другу и поженились. Я сама окончила 3 класса начальной школы. Читаю и пишу с трудом. Мой папа инвалид, а мама домохозяйка. У родителей не было средств, чтобы дать мне, сестрам и братьям образование, поэтому никто из нас не имеет даже аттестата о среднем образовании.

Мы с мужем поехали в Краснодар на заработки. Муж работал на стройке. Нам хотелось заработать денег, чтобы купить себе домик или земельный участок. Нам очень хотелось иметь свой собственный уголок, где было бы хорошо нам и нашим будущим детям.

Так прошел год в России. Однажды, когда мы с мужем смотрели новости по российскому каналу, показали репортаж о боевых действиях в Сирии. И вдруг Шариф говорит, что он хочет поехать туда воевать. Я оторопела от такого заявления.

Я не могла поверить, что добрый, спокойный, доверчивый и очень открытый человек заговорил о желание воевать. Мы с ним поругались. Я была против этой идеи. Мне и в голову не могло прийти такое. Я была так далека от Сирии, войны и джихада. Я мечтала о собственном доме и детях, о большой дружной семье.

Увидев мою реакцию, муж больше к этому разговору не возвращался, и я тоже подумала, что это была неудачная шутка. Шариф был религиозным человеком из такой же семьи. Даже в России старался не пропускать молитвы и посещать мечеть.

Зарабатывал муж очень мало, едва хватало на оплату съемной квартиры, откладывать деньги у нас не получалось. Но однажды Шариф заявил мне, что летит в Турцию на заработки, фактически поставив меня перед фактом. Я осталась в доме его друга, а уже через месяц муж меня вызвал к себе, сказав, что устроился на работу в Стамбуле.

Би-би-си: И вы полетели к мужу в Стамбул?

Д.Х.: Мне очень понравился Стамбул. Красивый город Меня встретил муж. Пока мы ехали на автобусе, я представила, как было бы здорово здесь устроиться на работу, и жить в этом прекрасном месте.

На все мои вопросы о том, куда мы едем, где будем жить, Шариф не отвечал. Ехали почти сутки, пока, наконец, не добрались да какого-то места, где пересели в машину.

Через несколько часов машина нас привезла к пустынной местности, и здесь уже муж приказал мне молчать и бежать, что есть сил. Зачем? Куда? Шариф сказал, что не время задавать вопросы, нужно просто быстро бежать.

Многие сирийцы пытаются покинуть места боев с ИГ

В машине нас было четверо, включая русскую девушку, которая тоже направлялась в Сирию. И я побежала. Бежала долго, пока совсем не выбилась из сил. Это случилось в месяц Рамазан, поэтому сил особо не было, я была голодная и усталая.

Я начала плакать, пыталась узнать, где мы. Муж признался, что это Сирия, и что не каждому в жизни выпадает такое счастье быть здесь. Я начала кричать, что не хочу здесь жить, что он меня обманул, поступил нечестно, на что в ответ услышала его слова о том, что могу уходить, если захочу. Но куда уйти? Я оглянулась, а кругом пустыня. У меня нет денег, я не знаю языка, мне сложно понять, как возвращаться.

И я смирилась. На сирийской территории нас встретили и отвезли в большой дом. В этом доме проживали 2 брата-араба, со своими женами. Нам дали одну комнатку. Через неделю нас отвезли в другой дом. Я даже не знаю, как назывались эти селения. Кругом горы, почти не было зелени.

Би-би-си:А что делал ваш муж?

Д.Х.: Мужа я почти не видела. Я жила в доме с другими женщинами. Там были арабы, узбечки, русские и чеченки. Муж приезжал раз в неделю, иногда один раз в две недели, привозил продукты – картофель и макароны. У всех женщин, которые находись в одном доме со мной, мужья воевали на стороне ИГ.

Еда была очень невкусной, но, учитывая наше положение, выбирать не приходилось. Общались мы в основном жестикуляцией. Было много беременных с детьми.

Всякий раз, когда населенные пункты, где мы проживали, подвергались авианалетам, мы собирались в одной комнате, прижимались друг к другу и плакали. Дети кричали, а мы плакали и молили о спасении. Невозможно передать, как это страшно. Ждать, убьют нас сегодня или нет. Все жалели, что приехали. Они не понимали, зачем мужья обрекли детей и их на эти страдания.

Из дома нельзя выходить, лекарств нет, продукты не привозят. Мы голодные. Женщинам нельзя было выходить из своих комнат. Выходили только по крайней нужде, например, в туалет, который был во дворе, или еду приготовить. Еду готовили на костре.

При выходе надевали перчатки и накидывали паранджу с сеточкой на лице. Разговаривать, смеяться, гулять было запрещено.

В комнатах по 5-6 человек, спали на тоненьких матрасах. В комнатах никакой мебели: голый пол и матрасы. Нет электричества, кондиционеров, вентиляторов, нет воды.

Особенно мучительно было в жару. Воду приходилось покупать. Редко удавалось купаться. В основном воду тратили только на еду и питье.

Летом было очень жарко, кусали комары, а ближе к зиме было очень холодно, а у нас никакой теплой одежды. Вот мы телами друг друга и согревали.

Многие беженцы из Сирии уезжают в Турцию

Дети часто болели, но не было никаких лекарств, докторов, аптек.

Ребенок лежит и мучается, а мать ничего сделать не может. Я видела, как мамы смотрели на мучения детей и рыдали от безысходности.

Мужчины очень грубо с нами обращались. За открытое лицо могли избить. Но дышать в такой жаре через сеточку на лице очень тяжело.

Вся одежда на нас была из синтетики. Все бытовые удобства на улице. Мы быстро выбегали на улицу в туалет и сразу домой. Боялись попадаться на глаза мужчинам.

За все время, проведенное в Сирии, я ни разу не говорила с родителями по телефону. У нас не было возможности связаться с кем-либо. Мы жили в замкнутом пространстве.

Нам запрещали всякое общение. И никто не решался просить, потому что боевики не были склоны к разговору. Мы меняли квартиры каждый месяц.

А потом муж пропал на целый месяц, а когда появился, я с трудом узнала его. Раненый, весь в крови, бледный, худой, еле передвигался. На животе четыре шва. Я ухаживала за ним, но ему нужны были лекарства, хорошее питание, а у нас не было ни денег, ни лекарств, ни воды. За все это время никто ни разу нас не навестил.

Би-би-си: Муж вам рассказывал о том, зачем он лично поехал в Сирию? Это была какая-то идея, желание присоединиться к джихаду или заработать денег?

Д. Х.: Муж очень сильно пожалел, что приехал в Сирию. Он весь отек, раны кровоточили, не мог заснуть от боли. Он каялся, говорил, что его обманули, что были другие обещания.

Но что ему обещали, он так и не рассказал. Я знала, что каждый месяц ему платили по $ 100, на которые он покупал продукты питания для меня. Но во время ранения нам никто не помогал.

Так продолжалось недели две. Но затем за ним пришли арабы и увели его. Насильно. Он почти не мог передвигаться. Мы попрощались.

Я почувствовали, что вижу его в последний раз. Он сказал, что я вряд ли вернусь на этот раз. Простился со мной. Сказал, что очень сожалеет обо всем, но обратной дороги нет. Пожелал мне счастья.

Прошло еще две недели, а потом приехали какие-то мужчины и показали в телефоне фотографию мужа. Он лежал с открытым ртом и глазами. Мертвый. У меня уже не было сил даже плакать. Он был очень хорошим человеком.

Вы представляете положение женщины в чужой стране, где идет война, где нет ни знакомых, никого. Что мне делать? Как спастись?

Так прошла неделя, а потом за мной заехали люди и велели ехать с ними. Спросить, куда, я боялась, да и бесполезно, никто бы и не ответил. Арабского языка я не знала, они не знали русского или таджикского.

Я попыталась им на жестах объяснить, чтобы они отпустили меня домой, на родину, в Таджикистан. В таджикском языке немало арабских слов и я пыталась объясниться, как могла.

Но мне порекомендовали остаться и выдали замуж во второй раз. Никто моего желания не спрашивал. Просто привели мужчину, посадили нас, провели обряд и моим новым мужем стал дагестанец.

На некоторых участках границы между Сирией и Турцией установлено ограждение

Никто не спрашивает твоего согласия. Ты там и не пытаешься сопротивляться, потому что знаешь: это общение с очень страшными людьми, которым ничего не стоит тебя убить. Ты просто вещь. Они предлагают без обсуждения. За любое неповиновение могли избить, убить.

Со своим новым мужем я прожила месяц. Общались на русском языке. Это нереально страшно. Ты абсолютно несвободна, в полной зависимости. Тебя ограничивают в передвижениях. Могут избить, продать, изнасиловать, убить. С тобой могут сделать что угодно.

При этом с этими людьми невозможно договориться, убедить их, разжалобить. В них нет сочувствия, они равнодушны к твоим страданиям, чувствам и судьбе.

Для них женщина в принципе ничего не стоящее существо, предназначенное лишь для выполнения определенных функций. С мужчинами женщина не имеет право спросить.

Женщин с детьми, чьи мужья умирали, выдавали замуж повторно. Многие из них очень тяжело принимали все это, но обстоятельства вынуждали их. Им некуда было идти. Необразованные, не имеющие никакой специальности, без родных и надежды на будущее.

Это страшно, когда ты настолько зависима от обстоятельств, что даже эти чудовищные условия кажутся лучшими, чем свободная и самостоятельная жизнь, в которой, им казалось, они ничего не умеют делать. Они покорно смирились с той дикой жизнью. .

Би-би-си: Как вам удалось вернуться на родину?

Д. Х.: В нашем доме жила турчанка с детьми. Она была беременна. Ей сообщили, что мужа убили. И предлагали ей выйти замуж.

Но она постоянно плакала, дети болели. И она, я и еще одна чеченка упросили местных жителей селения, в котором мы жили, помочь нам добраться до границы с Турцией.

Мы практически сбежали. Мой новый муж ничего не знал ни о моих намерениях, ни о том, что я сбежала.

Нас довезли на машине до границы. На этот раз линия границы представляла собой длинную железную сетку.

Днем перейти ее мы не могли. Пограничники стреляли, а ночью арабы нам показали большую дыру в сетке, через которую мы с детьми перелезли.

Ближе к рассвету мы добрались до места, где стояли машины и нас отвезли в Стамбул. У меня были небольшие сбережения, оставшиеся от мужа.

В Стамбуле меня остановила полиция. При себе у меня были документы, но с просроченной визой.

В полиции я все объяснила и меня поместили в центр для иммигрантов. Полицейские спросили, хочу ли я вернуться на родину. Я дала согласие. И турецкая сторона купила мне билет в Душанбе.

В аэропорту я все рассказала таджикским милиционерам. С пониманием отнеслись к моей истории, хотя я боялась, что могут арестовать. Четыре дня меня продержали в изоляторе. После проверки отпустили. Связались с родителями, они приехали за мной. Правда, меня до сих пор мучают воспоминания.

Мой муж был очень доверчивым и добрым, но не очень образованным человеком. Его было легко обмануть. Он стал жертвой обмана. Я думаю, что вербовщики пользуются доверчивостью. Я осталась одна, детей у меня нет.

Я призываю девочек, женщин не повторяйте моих ошибок. Вы потеряете все, что вам дорого.