К вопросу о психиатрическом лечении преступников

Убийство отцом семейства по имени Олег Белов шестерых детей и седьмого, нерожденного, вместе с матерью, в Нижнем Новгороде породило всплеск интереса к принудительному лечению психически больных. 

Ряд политиков и общественных лиц выступили с заявлениями о необходимости вернуться к практике подвергать принудительному лечению людей, которые кажутся общественно опасными, без судебной санкции, просто по решению врачей-психиатров.

Чтобы понять, защитит ли в будущем от подобных преступлений предлагаемая передача ответственности из судейских рук в руки психиатров, важно рассмотреть, какие последствия она создавала или могла создать в похожих ситуациях до сих пор.

20 июня 2001 года медсестра из Иллинойса (США) Андреа Йетс (Andrea Yates) утопила в ванне у себя дома всех своих пятерых детей.

После рождения первого ребенка в 1994 году, Андреа Йетс начала жаловаться на «видения». Далее, по мере того как она рожала одного ребенка за другим, ее видения усиливались. В июне 1999 года она предприняла попытку суицида, выпив около 50 таблеток лекарства от болезни Альцгеймера, однако ее спасли. Очнувшись, она выразила сожаление о том, что, будучи медсестрой, не сумела рассчитать правильную смертельную дозу. Ей выставили психиатрический диагноз и назначили лечение препаратами от шизофрении. 

Спустя несколько недель, выписавшись из стационара, Андреа Йетс попыталась перерезать себе ножом сонную артерию. Муж отобрал у нее нож и вновь отвез ее в психиатрическую больницу. Психиатру она объяснила попытку суицида страхом «причинить вред кому-то другому».

Пройдя курс лечения препаратами после второй попытки самоубийства, Андреа Йетс вернулась домой. Медиков, лечивших ее, поразило заявление супругов Йетс о том, что они собираются завести пятого ребенка. 

«Пациентка и ее муж планируют иметь столько детей, сколько позволит природа!, - записал один из психиатров, - безусловно, это усугубит психотическую депрессию». 

Пятый ребенок в семье Йетс родился в ноябре 2000 года. Депрессивное состояние пациентки значительно ухудшилось, так что в апреле, а затем в мае 2001 года ее вновь госпитализировали.
Психиатров тревожило, что пациентка вновь попытается убить себя, однако они не предполагали угрозы с ее стороны для жизни детей.

В июне, выписавшись из психиатрического стационара, Андреа Йетс убила всех своих детей. Ее госпитализировали в психиатрический стационар, и депрессия Андреа Йетс вновь прошла. 
Психиатры истолковали ее состояние как проявления «послеродовой депрессии» и «психоза». 

Однако, высказывалась и другая точка зрения.

«Андреа Йетс или не могла, или не захотела признаться себе в том, что взвалила на себя больше обязательств, чем смогла бы в своем положении исполнить. Хотя психиатры осознали, что супруги Йетс сами загнали себя в ловушку своими поступками, с пациенткой обращались так, словно это было острое инфекционное заболевание, поддающееся лечению препаратами», - писал профессор психиатрии, учредительГражданской комиссии по правам человека, доктор Томас Сас. 

Далее он пояснил: «Я истолковываю «психотические симптомы» Йетс как непрямое общение, попытку бессловесно умолять «кого угодно, кто бы ни услышал», позаботиться о ней и ее детях. Никто не услышал. Тогда она «крикнула громче», и, наконец, сбросила свою ношу».
Точка зрения Томаса Саса, согласно которой психическая болезнь – это метафора, психотические проявления – это попытка «высказаться» на подавляемую запретную тему, а наши поступки проистекают не из заболеваний, а из решений, которые мы принимаем, непопулярна в современной судебной системе.

В 2002 году Йетс осудили за тяжкое убийство и приговорили к пожизненному заключению с возможностью условно-досрочного освобождения через 40 лет. Однако, позднее приговор отменили на апелляции, а 26 июля 2006 года коллегия присяжных в Техасе признала Йетс невиновной по причине невменяемости. Ее обследовала судебно-медицинская комиссия психиатров в государственной больнице северного Техаса в кампусе Вернон, психиатрическом учреждении с высокой степенью безопасности. там же ей оказали медицинскую помощь. В январе 2007 года Йетс перевели в психиатрическую больницу с низкой степенью безопасности в Кервилле, Техас. 

Если комиссия врачей-психиатров сочтет ее излечившейся – едва ли найдутся существенные препятствия к тому, чтобы она вышла на свободу.

Если рассматривать объяснения детоубийств, предлагаемые психиатрией – то есть, как результат «послеродовой депрессии» и «психоза» в случае Андреа Йетс и «обострение шизофрении» в случае Олега Белова, то мы поймем только то, что ничего не понимаем, и что лучше оставить проблему на рассмотрение экспертов- психиатров.

Но если отвлечься от психиатрической риторики и посмотреть на ситуацию глазами человека с улицы, то мы увидим в этих двух ситуациях много общего. 

Андреа Йетс была медсестрой. Ее зарплаты и времени, свободного от работы, надо полагать, не хватало на то, чтобы содержать пятерых маленьких детей. Впрочем, проявления ее тягостного состояния истолковывали как результат психиатрического заболевания, которое надлежало лечить. 

Олег Белов был инвалидом по психиатрическому заболеванию. Его пособия, очевидно, не хватало на то, чтобы содержать шестерых детей, жену и ожидаемого седьмого. Можно предположить, что и в его случае проявления тягостного состояния, вызванного этой ситуацией, имели место. Поскольку у него был диагноз, эти проявления могли быть истолкованы как результат психиатрического заболевания, которое надлежало лечить.

Возможно, как и Андреа Йетс, Олег Белов тяготился ответственностью за семью. Косвенным указанием на это служит причина, по которой его отлучили от религиозной общины, к которой он когда-то принадлежал.

Вероятно, как и Андреа Йетс, Олег Белов не раз желал покончить с собой, но не смог довести это намерение до конца. Указанием на это служит попытка напасть с ножом на полицейского, производившего задержание. Однако, при задержании его не убили.

Нам говорят, что Олег Белов, находясь на учете, уклонялся от психиатрического лечения. СМИ усматривают в этом важный фактор, послуживший одной из причин трагедии. 
Андреа Йетс от психиатрического лечения не уклонялась. Наоборот, она регулярно получала много внимания и помощи со стороны психиатров. Трагедию это не предотвратило.

Как и в случае Андреа Йетс, психиатрический диагноз Олега Белова не решил проблему пациента. Однако, как и в случае Йетс, диагноз Белова решает важную проблему для нас – он позволяет нам, не вникая в ситуацию в деталях, отстраниться от того факта, что решения этой проблемы у нас нет. 

Мы не знаем, что делать с людьми, неспособными или нежелающими справляться с ответственностью, которую породили их собственные поступки, и которые находятся на полпути к тому, чтобы нарушить уголовный закон, но еще не переступили эту грань.

В этой ситуации, психиатрия приходит к нам на помощь – она поясняет нам, чем эти люди от нас отличаются. Мы слышим, что это болезнь, которую будут лечить, и с облегчением понимаем: проблема решена.

Примерно таким же образом инквизиция Средневековья приходила на помощь обывателю, не знавшему, что ему делать с чумой, землетрясениями, градом, саранчой, бурями, падежом скота и другими бедами. Ему говорили, что все это порождают ведьмы. Он шел на площадь, видел ведьму, слушал оглашение приговора, видел, как горит костер, и с облегчением понимал: проблема решена. 

В каждом случае, результатом будет бедствие: за богословской риторикой инквизитора или медицинской риторикой психиатра мы не можем ни рассмотреть проблему, ни тем более увидеть ее истоки. 

Дорогой ценой отрешившись от риторики инквизитора, люди изменили подход к своим проблемам в прошлом. Так, они сумели увидеть связь между нашествием крыс и эпидемиями чумы, рассмотреть эту связь внимательнее, выявить настоящую причину бедствия и, в конце концов, найти решение для проблемы. 

Сходным образом, если мы отрешимся от успокоительной риторики психиатрии, возможно, мы получим надежду на то, чтобы правильно сформулировать проблему ужасающих нас преступлений. 

Нежелание нести ответственность за свою жизнь – это не заболевание. Это результат решения, которое человек принял. Решение не является заболеванием, и быть им не может.
Решение убить своих детей – также не заболевание. «Излечить» его невозможно.

Очевидно, что убийца своих детей должен в полной мере отвечать перед уголовным кодексом. Иное подрывало бы задачу уголовного права. Применение защиты по невменяемости по медицинским основаниям в подобном деле служит только дальнейшему внесению замешательства в уголовное правосудие и, соответственно, разрушению этого института. 

Вот почему первым шагом было бы перестать связывать поступки такого человека с «заболеванием», перестать пытаться диагностировать это «заболевание» и надеяться на то, что лечение такую ситуацию исправит. 

В случае Олега Белова, очевидно, что реакция со стороны полиции на оставленные без внимания жалобы об избиении со стороны его жены, могла предотвратить дальнейшую деградацию и возможно, спасла бы восемь жизней.

Далее следовало бы подумать о том, какую помощь может получить от нас человек, черту не переступавший, но не выдерживающий тяжести ответственности, ложащейся в обществе на каждого. 

«Когда люди не знают, ‘что еще поделать’ например, с апатичным, замкнутым подростком, мелким преступником, эксгибиционистом или проблемным пожилым человеком, наше общество советует им поместить «нарушителя» в психиатрическую больницу. Чтобы совладать с этим, от нас потребуется создать множество гуманных и разумных альтернатив недобровольной психиатрической госпитализации. Дома для престарелых, мастерские, временные дома для неимущих людей, у которых распались семейные узы, прогрессивные тюремные общины — эти и многие другие учреждения потребуются для того, чтобы принять исполнение задач, в настоящее время доверенных психиатрическим больницам», - писал профессор Томас Сас.

Наличие таких мест – похожих на то, что раньше называлось «приютом сумасшедшего», и что перестало существовать в начале прошлого века с появлением активных лечебных мер в психиатрии – в какой-то мере послужило бы профилактикой сползания человека за черту, на которую нам смотреть совсем не хочется. 

P.S.:
Как известно, публикации «Крейцеровой сонаты» появились в России и Америке практически одновременно. Тексты изданий, опубликованные в разных странах, отличались между собой. В контексте призывов расширить психиатрический контроль над населением, отрывок, который имеется в американском издании, но выпал из российского, заслуживает того, чтобы привести его здесь:  
«...Эти новые теории гипнотизма, душевных болезней и истерий — не просто причуда, они опасны и отвратительны. Шарко, конечно, сказал бы, что моя жена — истеричка, а я — ненормальный, и он, без сомнения, попытался бы лечить нас. Но лечить было нечего».

Автор статьи http://cchr-rus.livejournal.com/22302.html