О соседях...

Под нами, на втором этаже, живёт интеллигентная старушка.
К ней приехала внучка.
Третий час воодушевлённо наяривает на расстроенном пианино сонату №23 фа минор.
В сердце моём зреет страстное желание стать на колени лицом к потустороннему миру и умолять Людвига ван Бетховена о прощении.

На фоне Аппассионаты вспомнила про Иванову.
У Ивановой слева жил трудолюбивый гобоист, справа юное виолончельное дарование, сверху жизнерадостная алкоголическая семья Сидоровых с баяном.
Иванова накопила денег, решила поменять квартиру, дала объявление.
Приходили, смотрели, говорили, ну что, неплохо, сколько хотите?
И только Иванова открывала рот, чтобы озвучить сумму, как её гнусаво перебивал гобой,  к нему тут же подключалась виолончель, и всё это лакировалось поникшими лютиками в вольной аранжировке для баяна с нетрезвым, но очень громким хором.
Хоть бы раз опоздали.
Потенциальные покупатели в ужасе спрашивали, у вас всегда так?!
Иванова говорила, нет-нет, в первый раз! даже удивительно!
Но было видно – врёт.
Однажды совпало: разучивание Шести метаморфоз Бриттена, подготовка к выпускному экзамену в музыкальной школе и затяжной юбилей Сидорова-отца.

За неделю Иванова дошла до ручки.
Поняла, надо что-то предпринимать, иначе спятит.
Позвонила бывшему мужу и сказала, Иванов, у тебя сегодня никаких девиц не водится? нет? пустишь переночевать?
Квартиру Ивановы продали некоему Петрову, купившему её для своей глуховатой бабушки.
Теперь бабушкин телевизор легко перекрывает гобой, виолончель и Сидоровых.
С шести утра и до полуночи.

Давеча ехала с работы, на задней площадке стоял пахучий бомж, бубнил себе под нос.
Прислушалась.
Смычок всё понял и затих,
А в скрипке эхо всё держалось,
И было мукою для них,
Что людям музыкой казалось.
Анненский.