Съели

Куда заведет в России война с продуктами.

Спустя год после введения продуктового эмбарго правительство обсуждает расширение списка стран, попавших под санкции, и перечня запрещенных к ввозу в Россию продуктов, а также предлагает добавить туда медицинские изделия и оборудование. Складывается впечатление, что власти твердо вознамерились вернуть страну в СССР времен его агонии, когда главной потребностью советского человека было «достать дефицит».

Ровно год назад Владимир Путин подписал указ «о применении отдельных специальных экономических мер в целях обеспечения безопасности Российской Федерации». «Специальные меры» по защите России гражданам объявили уже на следующий день – государство решило наказать страны Евросоюза и США, запретив россиянам покупать знаменитые итальянские и французские сыры, немецкую и польскую колбасу, а также испанский хамон, который за прошедший год из обычного мясного деликатеса стал символом всех санкционных продуктов.

Российские власти, надо признать, добились цели – западные страны понесли существенные экономические потери. Больше всех пострадали европейские сельхозпроизводители.

Все это стало причиной массовых митингов фермеров по всей Европе, недовольных тем, что из-за эмбарго закупочные цены на их продукцию упали до минимумов.

Впрочем, если европейские фермеры митингуют, то потребители и ритейлеры Старого Света только что не благодарят кремлевскую политику. Избыток сельхозпродукции и падение цен привели к росту потребления и объема розничных продаж.

Чего не скажешь о ситуации на российском рынке. Уже к концу 2014 года каждый из нас на своем кошельке ощутил последствия санкционной войны. Цены поднялись на самые разные продукты и товары на полках магазинов – причем на отечественные тоже. Да, конечно, в рост цен наибольший вклад внесла девальвация рубля, но контрсанкции поддержали инфляцию. При этом ценники начали переписывать и поставщики из ставших нам «братскими» стран Латинской Америки, которые тоже не смогли удержаться от соблазна заработать на дефиците.

В результате, по данным Росстата, с июня 2014 по июнь 2015 года индекс потребительских цен вырос почти на 20%.

Введение экономических мер в виде продуктового эмбарго отразилось не только на экономике. За короткое время в российском обществе возникла и новая логика потребления, и новые привычки, многие из которых вернулись из времен СССР. Российский истеблишмент, а также обеспеченные граждане, как и в советское время, вновь начали привозить из командировок пакеты с продуктами.

При этом в холодильник правительственного борта, возвращающегося из зарубежной поездки, просят убрать итальянские сыры и колбасы не только журналисты, но и сотрудники пресс-службы министерства, глава департамента и помощник министра.

Впрочем, большинство наших граждан все еще твердо уверены, что запрет на европейские продукты пойдет нашей стране только на пользу. Их в этом с утра до вечера убеждает телемарафон по всем федеральным телеканалам об успехах импортозамещения на селе.

Действительно, частично нарастить выпуск некоторых товаров удалось.

За первые полгода продуктового эмбарго производство продуктов питания (включая табак и напитки) выросло по сравнению с аналогичным периодом прошлого года на 2%. Особенно отличились производители сыров, которые показали самый большой рост – не без помощи пресловутого пальмового масла, но все-таки показали. Вот только говорить о чистоте эксперимента здесь сложно.

Покупатель в магазине зачастую выбирал российское не потому, что оно было вкуснее или качественнее, а потому, что ему просто не оставили альтернативы.

В таких условиях наши аграрии действительно могут подняться, вот только на повышении качества продукции это вряд ли отразится. Да и зачем его повышать, когда на рынке, кроме тебя, никого нет, а люди все равно хотят есть.

Как бы ни старались отечественные сельхозпроизводители, всей полноты ассортимента они заменить не смогут при всем желании. Потому что секреты настоящего сыра во Франции передаются из поколения в поколение. Потому что рыба с Дальнего Востока по сравнению с норвежской оказывается просто золотой – слишком далеко везти. Потому что бананы и ананасы в нашем климате растут плохо. Да и вообще странно, живя в глобальном мире, не обмениваться результатами труда, а производить все самим. Только мир смешить.

Но правительство тем временем намерено расширить список стран и товарную номенклатуру, подпадающую под запрет – теперь под ним могут оказаться медицинские изделия и техника. Товары отрасли, еще менее готовой к импортозамещению, чем сельское хозяйство. И если без хамона еще можно выжить, то без дефибриллятора это будет сделать трудно даже самому убежденному патриоту.

Потому и кажется, что подобными мерами правительство работает не над улучшением нашей жизни, а над ее планомерным ухудшением. Кошельки становятся тоньше, продуктов на прилавках меньше, лечиться даже тем, кто еще сможет дойти до поликлиники, такими темпами скоро будет нечем. Останутся анальгин и клизмы.

Все это постепенно начинает напоминать жуткий, мрачный и выхолощенный Советский Союз конца 1980-х. Пафоса много, а смысла мало.

Еще проходят съезды и пленумы, еще рапортуют передовицы о достижениях советского строя, но полки магазинов уже пусты, жизнь стала серой, трудной и некачественной. Люди в городах годами не видят мясо, в то время как партийная хозноменклатура цепко держится за распределители и пайки – этакая плата за сервильность. Она ничего не знает и не хочет знать о жизни тех, кто к распределению благ не допущен. Никто ничего не делает для того, чтобы остановить уже начавшую сползать в пропасть страну.

Нынешние власти явно злоупотребляют лозунгами и подходом с наскока: сейчас мы все запретим, одновременно все решим, закроем импорт, и у нас в одночасье появится все собственное. От идей до презервативов. На деле же ситуация оборачивается иначе: ни своих прорывных идей, ни хороших презервативов у нас по-прежнему нет. Как нет достаточных бюджетных средств, экономических активов и даже мыслей о том, как хотя бы начать это все производить.

С таким подходом власти уже через несколько месяцев рискуют ввергнуть страну в то состояние, которое старшим поколением уже подзабылось, а молодым и вовсе незнакомо, — дефицит. Дефицит всего.