Публикую скрин для неверующих"Комсомолки"в пятничном выпуске 30 ноября 1984 года

о моей борьбе за торжество принципов социальной справедливости

«- Поступило предложение прекратить прения»- сказал председатель.
- Есть ли другие предложения?
- Есть!- поднялся худощавый паренёк в первом ряду.
- Прошу предоставить мне слово.
По залу прокатилось: Абаимов…
Его в Сарапульском электрогенераторном объединении знают многие.
Кто сам слушал острые, принципиальные выступления, кто наслышан от других. Зал разрешил ему выступить, хотя он и не был делегатом профсоюзной конференции.

Сбиваясь, волнуясь, Анатолий говорил о сверхурочных работах, о нарушениях в торговле, в распределении жилья. В подтверждение своих мыслей процитировал заметку из журнала, в которой критиковались недостатки распределения жилья на их заводе.

И предложил вывешивать списки получивших ордера на квартиры.

Казалось бы, активная жизненная позиция Анатолия заслуживает полной поддержки.

Вот и комсомольцы отдела, учитывая его принципиальность, выбрали Абаимова комсоргом. В колхозе на субботнике, в соревновании - он первый. К себе требователен.

Словом, живёт человек по совести.

Но знакомишься с поступками Анатолия поглубже, с предысторией того же выступления на конференции и замечаешь: как-то неполно, однобоко понимает он справедливость.

Свою позицию он выразительно сформулировал в письме в редакцию: «Принципиальность утверждается только в виде критики».

Только ли? На профсоюзной конференции, где выступал Абаимов, о тех же недостатках, что и он, говорил председатель профкома Д.С.Просвирнов, причём говорил более обстоятельно, доказательно, с цифрами и фактами.

Почему же его критику восприняли как должное, а чтение Абаимовым всем известной заметки прозвучало как сенсация?

После той публикации в объединении были приняты строгие меры. Партком КПСС проинформировал о них парторгов и начальников подразделений.
Но до всех информация не дошла.
Именно поэтому одни делегаты аплодировали Абаимову, как смелому человеку, а другие требовали лишить его слова, считая демагогом и крикуном.
Странная складывается ситуация.
Конечно, в ней стоило и разобраться и комитету комсомола, и руководству объединения. Они этого не сделали.
Учить Абаимова, как отстаивать справедливость взялись другие.

Прямо в зале, едва закончилась конференция,
к Толе подошёл один знакомый и сочувственно сказал:

«Теперь тебя осадят».

Другой сообщил, что за ним якобы организована слежка.

Третий намекнул, что за выступление его лишат заманчивой путёвки…Пустой злой навет.
А Толя прислушивается.
Почему?
Ведь дела опровергают слухи.
Когда генеральный директор объединения Евгений Петрович Сторонкин принимал предприятие, первым делом пошёл не по цехам, а по посёлку.
А наутро собрал у себя руководителей. « На заводе сухо, все в туфлях. А в посёлке? Дети грязь месят…» И положение во многом изменилось.
В посёлке старенький, не выдерживающий повышенных нагрузок водопровод. И директор, и депутат городского Совета Селюкин добиваются реконструкции, но кто знает об их усилиях и сложности работы?
Может, многотиражная газета рассказала?
Увы.
А сарафанное радио не ждёт.
Идёт разными путями к каждому.
И вот уже утверждается мнение, будто «начальство» ест в специальной столовой чуть ли не из ресторана привезённые обеды.

Копнёшь - сплетня.
Беседую в курилке с товарищами Абаимова по бригаде – они наладчики станков с программным управлением. Курилка одновременно и трибуна, и зал.
Каждый здесь и оратор, и слушатель.

- Услугами «сарафанного» радио пользуются все,- усмехается Женя Маргин.
– Кто что слышал - рассказывает.
– Сплетен и слухов много,- поддерживает его Сергей Глезденёв.
– Не станешь же по каждому поводу собирать многотысячный коллектив.
Ведь ничего не скрывается, все на виду,
- с горечью говорит секретарь парткома КПСС Владимир Михайлович Чернов.
– Проводим единые политдни - на несколько сот вопросов отвечаем в цехах.

Проблема не из простых.

Как сделать, чтобы с трибуны и «в своём кругу» говорилось одно и то же?

Наверное, решить её способны отчасти и такие люди, как Абаимов. 

С его мнением многие считаются.

Приходит с конференции, собрания – обступают гурьбой.

Да и читает он много, выписывает специальные журналы.

Зашёл однажды в обеденный перерыв разговор о безработице.
Кто-то сказал, что, видимо, не так уж плохо безработным живётся, пособие получают.

На следующий день Толя принёс вырезку из «Нового времени» - письмо австрийского безработного.
Дал всем прочитать.
Больше споров на эту тему не возникало.

Почему же о заводе минимум информации?

Казалось бы, как комсорг Анатолий должен сам в первую очередь докапываться до истины.
Но слушаю его и удивляюсь.

Он называет человека, которому «дали квартиру через три года, потому что у него папа известный хирург».
– А ведь ты сам, без всякого папы, через три года получил квартиру.
– Ну и что…

На первом же собрании коллектива директор сказал:
«Давайте всё решать сообща.

Открыто. Принимаю по пятницам.
Но ежедневно после шести вечера каждый может приходить с любым вопросом».

Правом этим пользуются многие.

 А Абаимов?

– Как я зайду?
Он директор, а кто я?
Зачем же так Анатолий?

Идея социальной справедливости – центральная идея нашего мировоззрения.

Наша общая задача привести построенный в нашей стране социализм в полное соответствие с социалистическим идеалом, устранить из нашей жизни всё, что противоречит идее социальной справедливости.

Важно найти своё место в этой общенародной борьбе.

Анатолий гордо рассказывает, как с народной дружиной наводит порядок в посёлке.

И огорчается, что очередь в рабочей столовой, куда он специально привёл корреспондента, оказалась меньше обычной, а обед вроде вкуснее.

С энтузиазмом собирает комсомольцев на субботник в подшефный колхоз.

И передаёт их жалобу, что на месте не выдали орудия труда.
А надо ли ждать приезда журналиста из Москвы?

Есть на электрогенераторном традиция:
каждым летом проводить праздник трудовой славы.
Начинается он с парада.
Идёт колонна по посёлку.
Мимо поликлиники и профилактория, мимо жилых кварталов, стадиона и дворца спорта с крытым бассейном, мимо детских комбинатов, музыкальной школы и изостудии.
Идут с гордостью. 

Всё сработано своими руками, поднято народной стройкой.

Идут директор Сторонкин и секретарь парткома КПСС Чернов,
рабочий депутат Селюкин и
комсорг Абаимов…
Рядом. Вместе ».

================

А вот, что было до публикации)

Отрывок из моей книги "Мечта моя сокровенная о президентстве СССР ещё в далёком 1984"Или правдивый,почти,рассказ одного из организаторов приватизации муниципальной собственности в Екатеринбурге" в электронном виде
издательство Германии"Шедевры начинающих писателей"
каталог: ссылка на www.yam-publishing.ru

...В этот период в центральной прессе прошла публикация о злоупотреблениях верхушки нашего завода, что руководящие должности, а затем уже соответственно занимаемому положению квартиры повышенной комфортности для блатных семей распределяются келейно среди родственников, что в народе называется кумовскими отношениями. И опять речь шла о членах КПСС, потому что в те годы нельзя было и предположить, что на предприятии военно-промышленного комплекса в органах управления трудятся специалисты, не состоящие в рядах партии. В профсоюзных первичных организациях периодически проводились отчётно-выборные кампании, а членами профсоюза, как правило, являлись все 100 процентов состава трудовых коллективов. Поэтому на очередном профсоюзном собрании в своём конструкторском отделе во время прений я выступил с предложением о том, что по причине допущенных нарушений норм социальной справедливости снять с должности генерального директора завода. При голосовании коллеги одобрили мой призыв и выдвинули меня кандидатом в представители от отдела главного конструктора на общезаводскую профсоюзную конференцию. Однако здесь руководство отдела применило возможности административного ресурса, чтобы моя кандидатура не прошла в качестве представителя, так как они хорошо понимали то, чем для их карьеры грозят последствия выступления с подобным предложением. Также в день проведения общезаводской профсоюзной конференции, которая состоялась в заводском доме культуры, расположенном за пределами проходной, заместитель начальника отдела главного конструктора получил приказ о том, чтобы я ни при каких обстоятельствах не смог проникнуть в зал заседаний. За час до конца смены, самовольно покинув рабочее место, мне без проблем удалось пройти в зал дома культуры, предъявив профсоюзный билет, так как заседания подобных мероприятий проводились в открытом режиме, а «чёрного» списка просто не существовало. Заместитель начальника отдела просто физически не мог постоянно дежурить на входе, чтобы своим телом преградить мне проход в зал заседаний. В этот момент конференция подходила к началу объявления прений. Я прошёл на первый ряд и сел в свободное кресло. Основная же масса старалась разместиться в последних рядах, где преобладали представители рабочего класса. Когда председательствующий предложил прекратить прения, я поднялся на сцену и с трибуны обратился к делегатам с просьбой о том, что, не являясь делегатом, но состоя в профсоюзе, я хотел бы выступить в прениях! Тут в президиуме возникло явное замешательство, однако ведущий, который занимал пост председателя профкома завода, всё-таки поставил мою просьбу на голосование. Зал осветился красными мандатами делегатов, голосующих « за » предоставление слова и сидящих, в основном, на галёрке. А это были люди, не занимающие руководящих должностей. И мне предоставили возможность сказать. Волнуясь, я повторил всё то, что говорил на профсобрании трудового коллектива конструкторов с последующим предложением о снятии с должности генерального директора. Когда покидал трибуну, галёрка бурно аплодировала. Тут же проголосовали за прекращение прений и объявили перерыв. В фойе ко мне подходили незнакомые делегаты, жали руку и говорили, что молодец. Конечно, ген. Директор остался при своей должности, а вот о председательствующем, который поставил на голосование мою просьбу о предоставлении слова, ходил слух, что за это он получил выговор. Однако морально-этический фон на заводе стал таким, что должности и квартиры, нагло, среди родственников келейно уже не распределялись. Да и мне, когда я, после необходимых трёх лет отработки по направлению института, решил уволиться и уехать из Сарапула по причине отсутствия приемлемых условий проживания моей семьи, была в срочном порядке по очереди молодых специалистов предоставлена отдельная, благоустроенная, однокомнатная квартира жилой площадью 18 метров квадратных. И я решил дальше работать на заводе. К этому моменту наладка технологии производства на нашем предприятии электродвигателей для станков с ЧПУ была приостановлена, а вносить изменения в техническую документацию по уже отлаженной, военной продукции у меня душа не лежала. А, в целом, к станкам с ЧПУ интерес появился, поэтому я перевёлся в отдел по обслуживанию их электронной части на рабочую сетку наладчика. Освоил и эту профессию. Здесь сыграла большую положительную роль специальность, полученная мной на военной кафедре института, где подлежала углублённому изучению электронная начинка зенитно-ракетного комплекса ПВО. Трудовой коллектив наладчиков был чисто мужской, в основном, комсомольского возраста. А чтобы обслуживать новую высокопроизводительную зарубежную технику, поступающую, как правило, из Италии и Японии, на полугодовую учёбу при предприятиях-изготовителях командировались опытные специалисты, которые в обязательном порядке должны были состоять в рядах КПСС. Комсомольцы, а уж тем более беспартийные, о подобном повышении квалификации даже и мечтать не могли. Например, наш бригадир по имени Владимир, который любую неисправность, в том числе и на импортном оборудовании, мог в нормативные сроки обнаружить и качественно устранить, но в коммунистическую партию принципиально вступать не хотел. Коллеги-комсомольцы избрали меня секретарём первичной организации ВЛКСМ отдела. При обслуживании электронной части станков с ЧПУ по технологии необходимо применение спирта, поэтому количество наладчиков любой квалификации, пьющих на рабочем месте, среди коллег в процентном соотношении было велико. Иногда работа выполнялась в нетрезвом виде, что приводило к производственным травмам. Спирт редко использовался по прямому назначению, а в основном - внутрь. В то время я не курил и не пил спиртного по причине того, что совсем недавно из-за нервных напряжений на производстве моё здоровье подорвалось гипертонической болезнью. Своим примером пытался освободить от объятий «зелёного змия» пьющих коллег, сил и нервов на эту борьбу уходило много, а результат выходил мизерным. А на моём жизненном пути появлялись новые враги, которые не могли терпеть попрания своих гражданских свобод. В памяти остался эпизод при проведении очередного субботника. Нашей первичной комсомольской организации достался фронт работ по разгрузке и последующей доставке мебели по комнатам 5-ти этажного, нового, рабочего общежития. Все комсомольцы ударно работали, самоотверженно выполняя поставленную задачу, но уже с утра находились в нетрезвом виде, предусмотрительно взяв с собой спирта. Я же более всего переживал за то, чтобы никто из-за плохой координации движений не поранил себя либо не поломал мебель. Но всё обошлось. А по итогам субботника наша первичная комсомольская организация среди отделов заводоуправления заняла первое место. Секретарём первичной организации ВЛКСМ отдела я пробыл около 2-х лет и с отстающих позиций вывел её на лидирующие места. Спустя какое-то время ко мне в обеденный перерыв в присутствии коллег обратился парень, примерно, одного возраста, но на голову выше, а я в нём увидел представителя пролетариата, что потом и подтвердил один из моих товарищей. Сначала он предложил мне отойти в сторону для разговора, где скороговоркой выпалил следующее, что после окончания рабочей смены за проходной у входа в дом культуры меня будет ждать с газетой под мышкой резидент ЦРУ США, который готов получить обещанную секретную документацию по производимой военной продукции нашего завода. И тут же быстро ушёл, я оторопел. Когда вернулся к коллегам и спросил их о том парне, то один из комсомольцев сказал, что он как-то видел его в цехе по производству тары. О случившемся я рассказал своему бригадиру Владимиру, который родился в этом городе и был старше меня года на три, а также имел обширный круг знакомых. Он предложил обратиться к сотруднику КГБ СССР, работающему на нашем заводе в первом отделе, который обеспечивает режим секретности предприятия в составе военно-промышленного комплекса страны. Мы вместе пошли в первый отдел, где Владимир рассказал о случившемся своему знакомому, который предложил мне, передав копии каких-то чертежей, выйти на контакт с резидентом ЦРУ и передать документы,- а уже сотрудники КГБ проследят за ним. Я дал согласие и после рабочей смены, прождав около одного часа у дома культуры, так и не увидел человека с газетой под мышкой. В течение рабочей недели ко мне подошёл тот же работник первого отдела и предъявил для опознания несколько фотографий, которые сдают все вновь устраивающиеся на работу в отделе кадров. И я указал того, кто подходил ко мне с провокационным предложением. Сотрудник КГБ сказал следующее, что с ним разберутся, а от меня хотели бы впредь получать информацию обо всех антисоветских высказываниях моих коллег по работе. Подобного предложения я не ожидал. Однако быстро ответил, что таких тем со мной никто не обсуждает, поэтому сообщать нечего, но при повторении аналогичного инцидента немедленно проинформирую сотрудников первого отдела. На этом и расстались. Летним днём меня пригласила к городскому телефону секретарь участка наладки станков с ЧПУ, предупредив, что звонят из городского комитета ВЛКСМ города Сарапула. Когда я взял трубку, то мне было предложено срочно подъехать в гостиницу, где остановился корреспондент «Комсомольской правды», специально приехавший для встречи со мной. Оформив пропуск, я на общественном транспорте поехал по указанному адресу. В двухкомнатном номере находились трое мужчин, примерно, моего возраста: один - сотрудник горкома ВЛКСМ, другой - комсомольский вожак нашего завода и третий - специальный корреспондент газеты «Комсомольская» правда» Сергей Поживилко. Он сказал, что его интересуют подробности того, о чём я написал в редакцию. Я предложил, чтобы мы разговаривали вдвоём, поэтому перешли в другую комнату. Сергей поставил на стол перед собой небольшую кожаную сумочку, сказав, что у него нет никакой звукозаписывающей аппаратуры. На это замечание я ответил, что готов говорить и под запись, так как в моём повествовании нет ничего противозаконного. Беседа продолжалась около четырёх часов. Один из его вопросов был о моём отношении к вводу ограниченного контингента советских войск в Афганистан. Я рассказал о своих эмоциях, которые мне пришлось испытать, когда по поручению заводского комитета ВЛКСМ принимал участие в траурной церемонии похорон молодого воина срочной службы, призванного с нашего завода и добровольно пожелавшего исполнить свой интернациональный долг. Когда с другими комсомольцами нёс гроб, то наворачивались слёзы, и я не мог понять – за что, за какие идеи этот восемнадцатилетний парень, не познавший всех радостей жизни, должен быть предан сырой земле? Мне было больно. Одним из последних вопросов был о сокровенной мечте в жизни. Президентом СССР, был мой ответ. Сергей констатировал, что сейчас такой высшей государственной должности в стране нет. Я же остался при своём мнении, добавив, что к тому времени будет. На следующий день Сергей пришёл на моё рабочее место и пообщался с наладчиками станков с ЧПУ.