ЕЩЕ РАЗ О НЕСОСТОЯВШЕЙСЯ ВСТРЕЧЕ МАРШАЛА ЖУКОВА С ПОЛКОВНИКОМ БРЕЖНЕВЫМ.

И лижет ягодицы власти,

Слегка покусывая их.

Игорь Губерман.

1. Власть Коммунистической партии Советского Союза была незаконной. Власть держалась на страхе. Страх — на стукачах, тюрьмах, лагерях, массовых депортациях и расстрелах. Под особым контролем, словно дикого зверя на двух цепях, Коммунистическая партия держала Красную Армию. С одной стороны цепь натягивали политические отделы Коммунистической партии, с другой стороны - особые отделы тайной полиции ЧК-ГПУ-НКВД- НКГБ и т.д.

Вся Красная Армия была пронизана стукачами тайной полиции и политическими органами Коммунистической партии. Каждый командующий фронтом, флотом, военным округом, общевойсковой, танковой или воздушной армией самостоятельно важных решений принимать не имел права. Во главе фронтов, флотов, военных округов и армий стояли военные советы, в состав которых помимо командующего и начальника штаба входили один, а то и несколько партийных воротил высокого ранга, включая членов Центрального комитета Коммунистической партии, и даже членов Политбюро.

У каждого партийного надзирателя, который входил в состав военного совета фронта, флота, округа, армии был собственный аппарат: политический отдел или политическое управление. На уровне корпусов и дивизий действовали политические отделы, рядом с каждым командиром полка, батальона, а то и роты находился политический контролер, именуемый заместителем командира по политической части. Командиры всех рангов от взвода и выше этих партийных бездельников, мягко говоря, недолюбливали.

В военных вопросах партийно-контролирующая публика была поголовно безграмотной, но постоянно вмешивалась в решения командиров. Прошло два десятка лет после завершения войны, и вдруг появилось свидетельство командирского уважения к партийным надзирателям. Вернее, уважение не ко всем партийным контролерам, а к одному конкретному. 18 апреля 1943 года группа высших командиров Красной Армии прибыла на КП 18-й армии Северо-Кавказского фронта. В составе группы: заместитель Верховного главнокомандующего Маршал Советского Союза Г.К. Жуков, нарком Военно-Морского флота адмирал Н.Г Кузнецов, командующий ВВС Красной Армии генерал-полковник авиации А.А. Новиков, начальник Оперативного управления Генерального штаба генерал-лейтенант С.М. Штеменко. В своем нетленном свидетельстве о войне Жуков сообщил: «Мы хотели посоветоваться с начальником политотдела 18-й армии Л.И. Брежневым, но он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелые бои».

Кузнецов, Новиков и Штеменко после войны написали мемуары. Надо сказать, уровень у всех троих — выше среднего. Ни один из них не вспомнил о том, что они в то время знали какого-то Брежнева и хотели получить его совет. Совет получить хотел один только Жуков, но расписался за всех: мы хотели. В тот момент составе Действующей армии было 13 фронтов, 3 флота, 13 воздушный, 5 танковых, 3 гвардейских, 4 ударных и 60 общевойсковых армий. На протяжении всей книги Жуков ни разу не выразил желания советоваться с членами военных советов фронтов, флотов и армий. Зместителя Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза Жукова Г.К. тянуло только в 18-ю армию. При этом с командующим 18-й армией генерал-лейтенантом К.Н. Леселидзе Жуков советоваться не хотел.

С начальником штаба 18-й армии генерал-майором Н.О. Павловским тоже решили не советоваться. Членом военного совета 18-й армии в тот момент был генерал-майор С.Е. Колонин, ему подчинялся начальник политотдела полковник Л.И. Брежнев. Так вот Жукову не хотелось советоваться и с членом военного совета, который был высшим политическим контролером 18-й армии и носил на плечах генеральские погоны. Жукову хотелось получить совет только у подчиненного этого генерала, у полковника Брежнева, который у генерала Колонина был руководителем административного аппарата. Красная Армия была многомиллионной. Генералов — тысячи. Полковников — десятки тысяч. Жукову на войне ужасно хотелось встретиться только с одним из этих полковников. Кстати, обратим внимание на мелкую деталь.

В тексте Жукова звание Брежнева не названо. В противном случае, глупость выпирала бы слишком явно: Маршал Советского Союза, единственный заместитель Верховного Главнокомандующего жаждет получить совет полковника, да не боевого, а партийно-политического. 2. Пролетели годы, умер Жуков, потом умер Брежнев. И пришла пора смеяться. Над Жуковым. Это каким же надо быть холуем, чтобы опуститься до таких низин лизоблюдства. Последний раз жуковские откровения о том, как на фронте он хотел встретить полковника Брежнева, прозвучали в 1985 году в шестом издании. В седьмом издании этот фрагмент вырезали. Но требовалось объяснить, отчего же он присутствовал в шести первых изданиях. Авторский коллектив мемуаров Жукова был немалым, потому объяснений было много. И все разные.

Иногда один и тот же соавтор Жукова рассказывал одно, через некоторое время — другое. Вот рассказ Анны Давыдовны Миркиной, которая была в группе авторов. Она поведала, что в лизоблюдстве виновен вовсе не Жуков и не литературные холуи, которые за него сочиняли рукопись. Во всем виноват злодей Брежнев. Рукопись якобы никак не пропускали в печать, потом намекнули на причину задержки: «Л.И. Брежнев пожелал, чтобы маршал Жуков упомянул его в своей книге. Но вот беда, за все годы войны они ни разу, ни на одном из фронтов не встречались. Как быть? И тогда написали, что, находясь в 18-й армии генерала К.Н. Леселидзе, маршал Жуков якобы поехал посоветоваться с начальником политотдела армии Л.И. Брежневым, но, к сожалению, его на месте не оказалось. «Он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелые бои».

«Умный поймет», - сказал с горькой усмешкой автор. Эта нелепая фраза прошла во всех изданиях «Воспоминаний и размышлений», с первого по шестое включительно». (Огонек. 1988. №18. Стр. 19) Из этого варианта рассказа Миркиной следует: авторам рукописи намекнули, они намек поняли, задалась вопросом: как быть? И выход нашли: хотел Жуков встретиться с Брежневым, да не вышло. Миркина всеми силами старалась отмазать Жукова, мол, это не он принимал решение вписать Брежнева, решение принято неизвестно кем. Достаточно интересно, что принимающий решения упомянут Миркиной во множественном числе: и тогда написали. Взяли некие безымянные граждане, да и вписали в мемуары Великого Стратега нелепую фразу про несостоявшуюся встречу с будущим Генеральным секретарем ЦК КПСС.

В этом оправдании содержится признание, что мемуары сочиняли гурьбой, решения принимали коллективно, а Стратег отношения к этому не имел. Его работа, - одобрять и соглашаться. Прошло семь лет и та же Миркина выдвинула иную версию, куда более драматичную: «Леонид Ильич Брежнев тоже захотел попасть в мемуары Жукова… Кто-то из помощников подсказал генсеку оригинальный ход. Жукову «предложили» вставить текст… Конечно, на даче Жукова была буря. Я приехала уже после ее окончания: всем стало ясно, что без этой вставки книга не выйдет. Георгий Константинович был мрачный, как тень. Он долго молчал, потом сказал: «Ну ладно, умный поймет» и подписал текст». (Аргументы и факты. №18-19 1995.) Второй вариант кардинально отличается от первого. В первом варианте кто-то неизвестный из ЦК КПСС намекнул на необходимость помянуть Брежнева. Коллектив авторов мемуаров Жукова искал решение и его нашел. Во втором варианте инициатива принадлежала самому Брежневу. Фразу придумали не авторы мемуаров Жукова, а кто-то из помощников Генерального секретаря. По настоянию Брежнева ее навязали Великому Полководцу.

В первом варианте бури не было. Оно и понятно: фразу выдумали в своем кругу. Во втором варианте – буря, ибо Стратегу стараются всучить то, чего он не желает. Давайте на минуту согласимся. Давайте поверим: Жукова заставили. Он согласился и философски заметил: «Умный поймет». По Жукову, тот, кто покорно выгибается перед очередным гениальным вождем, кто жуковское усердие на этом фронте понимает и оценивает, тот умный. А кто жуковского рвения не понимает и не оценивает, кто сам не прогибается, - тот, выходит, дурак. Стратегу можно было бы не унижаться. Можно было бы объявить: да не буду я позориться! Не буду всякую чепуху подписывать! Не будет книги с моим именем. Кому хочется задницу брежневскую лизать, пусть лижет, я воздержусь. Пусть рукопись лежит, сменится власть, тогда потомки узнают всю правду. А пока рукопись пусть ждет в надежном месте до лучших времен. На это нам отвечают: так ведь он же хотел правду о войне донести! И ждать не мог! Ради этого был вынужден соглашаться на роль придворного шута. Согласен. Только вот какая неувязка вырисовывается. Жуков целовал Брежнева в корму ради того, чтобы сообщить потомкам какую-то великую правду. Пусть будет так. Однако прошло время и журнал «Родина», издаваемый администрацией президента РФ категорически сообщил, что «даже школьников предупреждают — пользуйтесь изданиями начиная с 10-го.» То есть, нет никакой правды в первых девяти изданиях, тем более — в самом первом.

Была бы в книге Жукова правда о войне, тогда можно было сказать: ради этого Великий Стратег был вынужден пойти на сделку с совестью... Но правды в книге не было. Об этом нам сообщили граждане из печатного органа, который является рупором президента РФ. Объясните же мне: если не ради правды о войне, то ради чего холоп Егорка вылизывал барскую задницу дорогого Леонида Ильича? 3. Товарищ Патоличев Николай Семенович на фронтах Второй мировой войны не воевал ни одного дня. Он чем-то руководил в глубоком тылу. А в момент, когда Жуков создавал свое эпохальное творение о войне, товарищ Патоличев был министром внешней торговли. И Жуков в своих мемуарах тепло отозвался о заслугах товарища Патоличева, высоко оценил его личный вклад в Великую Победу. Читаю мемуары Рокоссовского, Конева, Василевского, Новикова, Кузнецова, Штеменко, диву даюсь: ни один из них тыловых заслуг товарища Патоличева не оценил, трудового подвига не воспел. Один только Жуков глубоко вникал в тыловые дела, видел настоящих творцов победы, прославлял их на века и на весь мир. И опять же, ради чего? Ради правды, которая в творениях Жукова не содержится. Товарищ Косыгин Алексей Николаевич, тоже не фронтах Второй мировой замечен не был, правда, несколько месяцев находился в блокадном Ленинграде.

Во время написания жуковского мемуара Косыгин был главой правительства Советского Союза. Такого человека Жуков пропустить не мог, вписал в свои воспоминания, хотя вспоминать было нечего: на войне Жуков Косыгина не встречал. Говорят: не вспомнил бы Косыгина и Патоличева, не пропустили бы книгу. Чепуха! Если Жуков угодил самому Брежневу, то какой бы Косыгин или Патоличев осмелился остановить публикацию? Но Жукову было мало одного Брежнева, он и другим вождям рангом поменьше угодить старался. * * * Теперь советую накрепко пристегнуться. Если нет ремней безопасности, держитесь за стенку. Последний раз о желании Маршала Советского Союза Жукова найти на фронте мало кому тогда известного политического горлопана полковника Брежнева и с ним обсудить положение на фронтах было сообщено в шестом издании мемуаров Жукова в 1985 году. После того 30 лет о таком желании Жукова не сообщалось. Три десятка лет такой вариант высмеивался как абсурдный. Понятно, что Великий Полководец никакого Брежнева на войне не знал и знать не мог. Это злодей Брежнев, дорвавшись до верховной власти, решил к славе Великого Жукова примазаться, потребовал для себя место в мемуарах и в истории.

И вот 5 марта 2015 года была подписана в печать новая версия книги Маршала Советского Союза Г.К. Жукова «Воспоминания и размышления». На этот раз без указания номера издания. Откроем страницу 419 и прочитаем... Желательно по слогам: «Мы хотели посоветоваться с начальником политотдела 18-й армии Л.И. Брежневым, но он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелые бои». Граждане! В 1968 году злодей Брежнев якобы требовал для себя почетного места в мемуарах Великого Полководца: не впишешь меня, не выйдет книга! Но Брежнев Леонид Ильич умер 33 года назад. Расскажите же мне, кто в 2015 году потребовал вписать подобную фразу в великую книгу? Во времена Жукова и Брежнева все издательства были под полным контролем государства, номерок, который означал разрешение цензуры, печатали даже на детских книжках про Колобка. Кто же сейчас требует от мертвого Стратега изгибаться перед давно умершими вождями развалившейся правящей партии развалившейся сверхдержавы?

Мне ясно одно: как бы мы не относились к Брежневу Леониду Ильичу, как бы не зубоскалили над ним, сколько бы анекдотов о нем не рассказали, в данном случае он чист. Винить за эту фразу в мемуарах Жукова надо не его, а сочинителей и издателей. Хотелось бы услышать их объяснения.

Виктор СУВОРОВ