Ивен Хантер. «Падший ангел»

Ивен Хантер. «Падший ангел»
http://smena-online.ru/stories/iven-khanter-padshii-angel

Он явился ко мне рано утром - когда я составлял бухгалтерскую ведомость для своего маленького цирка. Рабочие сворачивали шатер и собирали реквизит, готовясь к переезду в следующий городишко, а я сидел у себя в вагончике с гроссбухами, записывая, кому сколько причитается, - может быть, потому и не услышал, как открылась дверь.

Когда я поднял голову, передо мной стоял долговязый мужчина средних лет. У него было узкое лицо с маленькой щеточкой усов и карими глазами, а черные волосы торчали дыбом.

- Мистер Маллинз? - осведомился он с какой-то странной, кривой улыбочкой.

- Да, - кивнул я. - Но я занят.

- Я не отниму у вас много времени, - тихо проговорил он и подошел к столу - мягкой, скользящей походкой, словно двигался на сма¬занных роликах.

- Мне все равно, сколько времени это займет. Я занят по горло.

- Меня зовут Сэм Анджели.

- Рад знакомству, мистер Анджели, - буркнул я. - А меня - Энтони Маллинз. Очень жаль, что вы так торопились, но...

- Я воздушный гимнаст, - перебил он меня.

- У нас уже есть три воздушных гимнаста, -сухо сообщил я, - и все они - отличные исполнители. Наш бюджет не позволяет.

- Но такой, как Сэм Анджели - только один, -усмехнулся он, ткнув себя большим пальцем в

грудь.

- Что есть, то есть, - согласился я. - Если перечислять их в алфавитном порядке, то это: Сью-Эллен Брэдли, Артур Фарнингс и Эдвард-Великий.

- Но не Сэм Анджели.

- Нет, конечно. Было бы трудно звать их всех Сэмами Анджели, поскольку они даже не родственники. Даже если бы и так, то для цирка это не годится... будь они хоть тройняшками!

- Сэм Анджели - это я. И я лучший, - самоуверенно заявил он.

- Я еще не встречал ни одного воздушного гимнаста, который бы не считал себя лучшим на свете.

- В моем случае это - истинная правда.

Я молча кивнул и, пожевав немного сигару, вернулся к своим книгам. А когда вновь поднял голову, он по-прежнему с улыбкой стоял передо мной.

- Послушайте, друг мой, я искренне сожалею, что для вас нет места, но...

- Почему бы вам не взглянуть на то, что я умею?

- Я очень занят.

- Ваш главный купол все еще установлен. Просто уделите мне пять минут, только и всего.

- Друг мой, с какой целью? У меня уже есть.

- Мистер Маллинз, можете захватить ваши книги с собой. и не пожалеете.

Я посмотрел на него, а он уставился на меня - с таким проникновенным выражением, что я почему-то и впрямь поверил, что не пожалею, посмотрев его номер.

- Хорошо, - кивнул я. - Но мы лишь напрастно теряем время.

- Времени у меня сколько угодно, - пожал он плечами.

Когда мы с Анджели вошли внутрь, он внимательно посмотрел на трапецию, а я с сарказмом поинтересовался:

- Не слишком ли высоко для вас?

Он в ответ лишь небрежно пожал плечами.

- Я бывал и выше, друг мой... гораздо выше. И тут я заметил, что страховочная сетка уже

снята.

- Ничего не получится, сетки нет.

- Мне не нужна сетка, - отмахнулся он.

- Вы собираетесь сломать себе шею с помощью моего реквизита? Предупреждаю - моя страховка не покрывает.

- Никто шеи не сломает, - холодно перебил меня Анджели. - Лучше присядьте.

Я пожал плечами и сел, думая о том, что, в конце концов, это его шея, и надеясь, что доктор Липски не пьян, как обычно. А Анджели на¬чал взбираться на трапецию.

- О'кей, вы готовы? - наконец окликнул он меня.

- Готов.

Я задрал голову.

- Дело будет так, - прокричал он, сидя на трапеции, - ему пришлось кричать, потому что она находилась в доброй сотне футов над манежем. - Я раскачиваю вторую трапецию, а потом ту, на которой сижу. И перепрыгиваю с одной - на другую. Все ясно?

- Все! - крикнул я в ответ. По природе я человек спокойный и не люблю кричать, а кроме того, он собирался выполнить самый элементарный трюк воздушных гимнастов, так что удивляться было нечему.

Анджели оттолкнул вторую трапецию, и она пошла от него по ровной дуге, затем вернулась, и он оттолкнул ее вновь - на этот раз дальше и выше. Затем раскачал перекладину, на которой стоял сам, и обе трапеции принялись летать взад-вперед, каждый раз подскакивая все выше и выше. Он встал на перекладину, глянул на вторую трапецию, рассчитывая прыжок, а потом крикнул мне:

- Чтобы было интереснее, я сделаю кульбит!

- Валяйте!

- Ап!

Его трапеция скользнула вниз и пролетела вперед, а вторая достигла конца своей траектории и пошла назад. Слегка согнув ноги в коленях и пригнув голову, он рванулся вперед - то есть пошел на кульбит.

Анджели сделал отличный чистый переворот и протянул руки к перекладине второй трапеции, но та уже была слишком далеко. Его пальцы схватили воздух, и он, упустив трапецию, полетел на арену головой вниз.

Я вскочил, разинув рот, вспомнив, что под ним нет страховочной сетки, и представляя, какое месиво сейчас увижу на полу арены. Он камнем рухнул вниз, а я зажмурился от ужаса и стиснул кулаки в ожидании звука удара. В шатре наступила мертвая тишина. Я вздохнул и осторожно приоткрыл глаза.

Сэм Анджели встал и, небрежно стряхивая опилки с одежды, спросил:

- Ну как, вам понравилось?

Некоторое время я стоял столбом, потрясенно пялясь на него.

- Вы... вы...

- Вам понравилось? - повторил он.

- Доктор Липски! - завопил я. - Док, быстро сюда!

- Никакой доктор не нужен, - с улыбкой заявил Анджели, подходя ко мне. - Как вам мое падение?

- Падение?.. Я не... Вы хотите сказать?..

- Падение, - кивнул Анджели. - Классная работа, правда?

- То есть?

- Надеюсь, вы не думаете, что я упустил перекладину случайно? Выполняя такой детский трюк?
- То есть, вы... упали нарочно? - Я сглотнул и уставился на него: все кости целы, следов крови не видать...

Публика чуть подалась вперед, как бывает обычно, когда вступает дробь, и Анджели, раскачав трапеции, изготовился к прыжку в перекрестье лучей прожекторов. Дробь не умолкала, и тут гимнаст, подпрыгнув, перевернулся раз... два... а затем вытянул руки к перекладине, но его пальцы соскользнули... и он полетел вниз.

- Разумеется, мистер Маллинз, - улыбнулся он. - Это - моя специальность, я сам ее придумал. Знаете, почему публике нравятся выступления на трапеции? Вовсе не потому, что для этого нужно какое-то особое умение, а потому, мистер Маллинз, что все люди по своей натуре порочны. Они приходят полюбоваться, как этот болван на верхотуре рано или поздно сорвется и свернет себе шею!.. Вот я и придумал этот трюк. Если публике так уж охота посмотреть на сорвавшегося гимнаста, то - пожалуйста. И начал учиться падать.

- То есть?

- Поначалу я падал с кровати, потом из окна первого этажа, потом - с крыши. и наконец, совершил свое самое большое падение, которое. Впрочем, вам это ни к чему. Суть в том, что теперь я могу упасть с любой высоты. Если честно, ваша трапеция подвешена довольно низко.

- Довольно низко, - тихо повторил я.

- Да.

- В чем дело?! - выпалил доктор Липски, врываясь в шатер в расстегнутой рубашке. - Что стряслось?

- Ничего, - пробормотал я, медленно качая головой. - Все о'кей, док.

Литература

- Тогда какого черта?..

- Я лишь хотел сообщить вам, что мы только что наняли нового воздушного гимнаста.

- М-да? - промычал пьяный как обычно док¬тор Липски. - Вот и славно!

Мы переехали с другой город, и я представил Анджели своим остальным гимнастам: Сью-Эллен, Фарнингсу и Эдварду-Великому. В то время я был куда моложе и любил полюбоваться стройными ножками в трико, а у Сью-Эллен они были что надо. Еще у нее были прекрасные светлые волосы и голубые глаза, и когда я знакомил ее с Анджели, эти самые голубенькие глазки окинули его таким взглядом, что мне закралась в голову мысль - а не совершил ли я ошибку, наняв его? Я объявил им, что сегодня Анджели попользуется шатром один, и весь день просидел, наблюдая, как он прыгает к трапеции, промахивается, летит вниз и падает: на нос, на голову, на спину и так далее. Особенно внимательно я пытался уловить момент, когда он падал, но каждый раз вокруг него взмывало облако опилок, и мне так и не удавалось разглядеть, что с ним происходит внутри. Тем не менее, он каждый раз вставал, отряхивался, и я бежал к нему, предполагая найти сотню переломанных костей, а то и пробитый череп, но он стоял с приятной улыбкой на лице, словно ниоткуда и не падал.

- Это потрясающе! - сказал я ему. - Почти сверхъестественно!

- Знаю, - спокойно кивнул он.

- Мы начнем сегодня же! - распаляясь все больше, воскликнул я. - Вы готовы начать сегодня?

- Я могу начать когда угодно.

- Сэм Анджели!.. - воскликнул я, взмахнув рукой, словно уже был в перекрестье прожекторов. - Сэм Анджели... - Тут я запнулся и опустил руку. - Это ужасно.

- Я уже все придумал.

- Что?

- Сценический псевдоним.

- И какой же?

- Падший Ангел.

В тот вечер публики было не слишком много. Сью-Эллен, Фарнингс и Эдвард-Великий вышли на манеж и проделали все свои обычные трюки, но народ реагировал вяло, и все аплодисменты уместились бы в баночке из-под сардин. Кроме меня. Когда я видел Сью-Эллен, то аплодировал, как сумасшедший, и мне было плевать на публику. Когда гимнасты покинули манеж, вышел я и объявил:

- Леди и джентльмены, а теперь я с огромным удовольствием представляю вам американскую премьеру великого артиста... Итак, Падший Ангел!

Разумеется, никто из публики и глазом не моргнул.

- Обратите внимание, - продолжал я, - что страховочные сетки убраны из-под трапеций, а сами трапеции - подняты под купол цирка. Падший Ангел выступит перед вами на высоте ста пятидесяти футов, без страховки, и исполнит самые сложные смертельные трюки.

Публика слегка оживилась, но особого восторга не выказала.

- А теперь... - крикнул я, - Падший Ангел! Анджели вышел на манеж: длинный, тощий и мускулистый - в красном трико, усыпанном золотыми блестками. Когда он ухватился за веревочную лестницу, было заметно, что зрители уже начинают потихоньку скучать от всех этих акробатов. Достигнув нужной высоты, Анджели немного поразмялся, раскачиваясь и перепрыгивая с одной трапеции на другую, при этом сделав несколько весьма сложных кульбитов. Затем он взглянул на оркестр, Чарли начал выбивать дробь, а я крикнул в мегафон:

- А теперь - леденящее кровь двойное сальто на высоте ста пятидесяти футов - без страховки!

Публика чуть подалась вперед, как бывает обычно, когда вступает дробь, и Анджели, раскачав трапеции, изготовился к прыжку в перекрестье лучей прожекторов. Дробь не умолкала, и тут гимнаст, подпрыгнув, перевернулся раз, два, а затем вытянул руки к перекладине, но его пальцы соскользнули. и он полетел вниз.

Какая-то женщина пронзительно взвизгнула, все до единого повскакали с мест, и из четырех сотен глоток одновременно вырвалось изумленное «Ах!» Аджели падал... падал... падал... (женщины начали закрывать глаза и визжать, а мужчины - отворачиваться), пока камнем не рухнул на арену, подняв облако опилок, и над публикой пронеслось приглушенное «Ох-х-х!» Все стояли, испуганно притихнув и ожидая развязки.

А затем Падший Ангел как ни в чем не бывало легко вскочил на ноги и, спокойно отряхнув свое красное трико, посмотрел на публику и улыбнулся - широкой счастливой улыбкой. После чего, одарив улыбкой и вторую половину зала, протянул к зрителям руки, словно говоря:

- Мои детишки! Мои чудесные маленькие детишки!

Публика кричала и свистела, топала и орала, некоторые даже вопили: «Браво! Брависсимо!». Стоявшая рядом со мной Сью-Эллен вздохнула и прошептала:

- Тони, это потрясающе!

Несмотря на крики «Анкор!», в тот вечер я не стал выпускать Анджели «на бис», а, наоборот, спрятал подальше и стал дожидаться аншлага.

«Лавина» обрушилась на нас следующим вечером. Мы гастролировали в маленьком городке, но, по-моему, все, кто был в состоянии шевелить ногами, явились на выступление. Они заполнили шатер до отказа, стоя в проходах, пихаясь и толкаясь, с нетерпением пропуская прочие номера программы, но когда вышли воздушные гимнасты, толпа оживилась, потому что ждала именно Падшего Ангела - уж очень всем хотелось убедиться, что слухи о нем - чистая правда.

Когда я объявил его выход, наступила полная тишина. Анджели вышел, взлетел на перекладину и вновь принялся показывать свое мастерство, но все дожидались двойного сальто, зная, что он упал именно во время этого трюка.

Но Анджели оказался отличным актером, понимая, что главное в его шоу - это элемент неожиданности. Так что на этот раз он не стал доводить дело до двойного сальто, а просто в процессе одного из самых рутинных трюков раскачал трапецию и рванулся к ней, только промахнулся и сорвался вниз. Публика с воплями вскочила на ноги.

Многие пропустили само падение, но в этом-то весь «фокус» и заключался, ибо они пришли и назавтра, но Анджели никогда не повторялся. Он падал то в середине выступления, то под конец, а как-то раз упал вообще в самом начале, едва прыгнув на трапецию. Однажды он блестяще выполнил всю программу, но, спускаясь по веревочной лестнице, зацепился ногой за ступеньку и под пронзительный визг кувыркнулся на манеж.

И после каждого выступления он подходил ко мне со сверкающими глазами и повторял:

- Тони, ты их слышал?

Они хотят, чтобы я упал и свернул шею!

Возможно, так оно и было. А может, они радовались тому, что после падения он поднимается живой и невредимый. Как бы то ни было, но работал он чудесно. Бизнес процветал, и я начал подумывать, не обновить ли верх купола или даже ввести в программу номер с каким-то дрессированным животным. Я повысил всей труппе жалование и прикидывал, не увеличить ли свою долю, но самое главное - был готов задать Сью-Эллен вопрос, который собирался задать уже давно. И все это - благодаря Сэму Анджели. Как-то вечером я застал ее наедине, неподалеку от слоновника.

- Послушай, Сью-Эллен, - начал я, - у меня уже давно кое-что на уме.

- Что именно, Тони? - невинным тоном спросила она.

- Я владею всего лишь маленьким цирком, и, сама знаешь, богачом никогда не был, а посему боялся даже об этом заикнуться. Но сейчас, когда дела резко пошли в гору...

- Не надо, Тони, - остановила она меня.

- Прошу прощения, Сью-Эллен?

- Не надо ни о чем просить. Не знаю, возможно, раньше я бы ответила «да», но не сейчас. С тех пор, как я встретила Сэма, он - все, что мне нужно в этой жизни. Понимаешь?

- Полагаю... да.

- По-моему, я его люблю. Я молча кивнул.

- Тони, мне ужасно жаль, но...

- Дорогая, если это принесет тебе счастье... - Закончить фразу у меня просто не хватило сил.

Возможно, мне стоило тут же уволить Анджели, но разве любовь уволишь? Вместо этого я с головой ушел в работу, стараясь пореже сталкиваться со Сью-Эллен. Я научился предсказывать реакцию зрителей и, поняв, что, как ни крути, Фарнингс и Эдвард (от титула «Великий» пришлось отказаться) уступают Падшему Ангелу, придумал для них свою программу, а Сью-Эллен ввел в номер Анджели - теперь у него появилась партнерша, с которой можно предварительно «поиграть», сделав падение более эффектным.

В ее обязанности не входило ничего сложного: обычно либо она ловила партнера, либо он - ее, однако все заканчивалось впечатляющим падением Анджели из-под купола цирка: самое замечательное заключалось в том, что ей не приходилось рассчитывать время. Поначалу я пытался предсказать «тот самый» момент, но в итоге бросил это бесполезное занятие. Мне было очень больно наблюдать, какими восхищенными глазами смотрит на него Сью-Эллен, однако если она была счастлива.

А затем меня осенила гениальная идея! Чего ради мыкаться с маленьким шапито, когда можно объединиться с кем-нибудь еще и расширить дело?

Я разослал это предложение ряду крупных цирков, особо отметив, что с парнем, который и является «гвоздем программы», у меня эксклюзивный контракт, и надо понимать, что в случае чего Падший Ангел уйдет вместе со мной. Судя по всему, земля уже полнилась слухами, потому что в ответ посыпалась лавина писем от «крупных шишек». Все, как один, утверждали, что готовы объединиться с моим маленьким предприятием при условии, если мой артист - именно тот, о котором они слышали.

Всем заинтересованным лицам я отправил приглашение посетить мое обычное представление в пятницу вечером, чтобы они смогли лично по реакции публики убедиться, на какие чудеса способен Падший Ангел. Наутро на моем столе лежала пухлая пачка телеграмм, и я понял, что не прогадал!

Всю пятницу в цирке творился настоящий бедлам.

Вообще-то, это обычное дело для любого цирка, но в тот день разборки начались с самого утра. Сначала ко мне ворвалась Фифи, наша наездница-француженка в своих ослепительно-белых бриджах.

- Мой конечек! - с ходу выпалила она, гневно сверкая карими глазами. - Мой бедный лошадка!

- Что с ним такое?! - встрепенулся я.

- Что такое?! - взорвалась она. - С ним?

- Да, что?

Литература

- Нет, с ним все в порядке! - гаркнула Фифи. -Не в порядке с этот чертофф Хосе Эсперанса, который я собираюсь свернуть его тощую.

- Успокойся, милая. Давай по порядку.

- Я сказать ему - ведро ячменного, а не овсяного! От Жужу зависеть мой здоровье и жизнь, а он ест только ячменный, и я сказать этот проклятый Хосе.

- Хосе! - рявкнул я. - Хосе Эсперанса, мигом сюда!

Хосе был маленьким пуэрториканцем, взятым совсем недавно - симпатичный парнишка с карими, прямо-таки телячьими глазами и вечной улыбкой. Однако стоило ему сунуть голову в мой вагончик, при виде Фифи улыбка мигом погасла.

- Хосе, это правда, что Фифи просила накормить Жужу ячменем, а ты задал ему овса?

- Si, se or! - кивнул он. - Правда.

- Господи, Хосе, но почему...

- У меня не получилось, se or!

- Это почему? Хосе опустил голову.

- Из-за коня, сеньор. Он мне нравится. Хороший конек и всегда меня слушается.

- Ну и какие проблемы с ведром «ячменного»?

- Сеньор, - умоляюще глядя на меня, про¬бормотал Хосе. - Я не хотел, чтобы конь напился пьян.

- Пьян? То есть?

- Но, сеньор. целое ведро ячменного виски? Это много даже для лошади. Я не думал.

- Господи! - простонала Фифи. - Бог с ним, теперь я сама буду кормить коня.

Она выбежала из вагончика, а Хосе с тревогой спросил:

- Сеньор, я сделал что-нибудь не так?

- Все в порядке, Хосе, - успокоил я его. - Иди работай.

Я покачал головой, Хосе убежал, а когда я обернулся, передо мной стоял Сэм Анджели. Я не слышал, как он вошел, и мне даже стало интересно, давно ли он здесь, а потому спросил:

- Славный малый, верно?

- Если тебе такие нравятся.

- Ну, попомни мои слова, этот-то уж точно попадет в рай.

- Возможно, - усмехнулся Анджели. - Тони, я хотел с тобой поговорить.

- О чем?

- Об этих важных персонах, что сегодня будут на представлении. Чтобы посмотреть на меня.

- А что с ними такое?

- С ними все в порядке. Но представь себе... просто на минутку. что будет, если я не упаду?

- В каком смысле?

- В самом обыкновенном. Что будет, если я сегодня не упаду?

- Это просто глупо. Ты обязан упасть.

- Неужели? Где это сказано?

- В твоем контракте. Ты же подписал.

- Тони, в контракте нет ни слова о том, что я должен падать.

- Послушай, что ты задумал? Это подстава?

- Ничего подобного. Мне всего лишь пришло в голову, Тони, что, если сегодня все пройдет, как по маслу, ты станешь большим человеком. Но что от этого получу я?

- Ты хочешь прибавки, так, что ли? О'кей. Ты ее получишь.

- Мне не нужна прибавка.

- Тогда что?

- Всего лишь одна мелкая... пустяковина. Нечто, не имеющее финансовой ценности.

- А именно?

- Тони, почему бы нам не заключить сделку... так сказать, ударить по рукам? И если я сегодня упаду, то взамен получу некую пустяковину, совершенно не имеющую финансовой стоимости?

- И что это за пустяковина?

- Так мы договорились?

- Мне надо подумать.

- Тогда все отменяется.

- Нет, постой. Никак, под этой «пустяковиной» ты подразумеваешь Сью-Эллен?!

- Чтобы заполучить ее, мне не надо заключать никаких сделок! - самодовольно осклабился Анджели.

- В таком случае - деньги?

- Нет, стоимость подобных вещей не измеряется деньгами.

- Тогда зачем тебе она?

- Я их коллекционирую.

- И у меня она есть?

- Безусловно.

- И это не стоит денег?

- Нет, Тони, ни цента.

- Но что это?

- Тони... да или нет?

- Н-не знаю. Прямо скажем, довольно странный способ.

- Поверь, для тебя она не представляет никакой материальной ценности. Ты даже не почувствуешь ее утраты. Но, если хочешь, чтобы я сегодня упал, то прошу лишь об одном - отдать ее мне. Чтобы договориться, нам достаточно пожать руки.

- Ты несешь такую же чушь, что и Фифи!

- Так мы договорились? Если я упаду, то получу, что хочу?

- Ладно, договорись, - пожал я плечами. -При условии, что ты ничего не переврал. Что для меня она не представляет материальной ценности.

- Не переврал. Ну, так что, Тони, пожмем друг другу руки?

Он протянул мне руку, и я пожал ее. В этот момент его глаза блеснули торжеством, но его ладонь оказалась такой холодной, что я тут же отдернул свою.

- Итак, - устало произнес я, - что ты от меня хотел получить?

От ледяной улыбки Анджели меня зазнобило.

- Всего-навсего твою душу.

Внезапно я оказался в вагончике один - Анджели словно испарился, - а затем дверь распахнулась, и вошла Сью-Эллен, с ужасом глядя на меня.

- Прости, но я все слышала, - прошептала она. - Подслушивала у двери... Тони, что ты будешь делать?.. Что нам всем теперь делать?

- Деточка моя, - потрясенно прошептал я, -неужели подобное возможно? С виду он такой же, как мы с тобой. Как я мог на такое поддаться?

- Тони, мы должны что-то придумать, - мотнула головой она. - Остановить его!

Напоминаю, в тот вечер цирк был набит под завязку. Зрители сидели, стояли, висели на кана¬тах - повсюду. Первые ряды были заняты «шишками», лишь терпевшими мое, прямо скажем, довольно посредственное шоу, с нетерпением дожидаясь появления Главного Чуда - Падшего Ангела.

Я вышел на арену и с жалкой улыбкой пролепетал:

- Прошу прощения, господа, но пришла пора объявить следующий номер...

Обитатели первых рядов сверкнули зубастыми улыбками, понимающе кивнули, блеснули золотыми запонками и заколками для галстуков, пыхнули дымом первоклассным кубинских сигар, и мне вдруг ударила в голову совершенно дикая мысль: «ДА, МАЛЛИНЗ, ТЕПЕРЬ ТЫ МОЖЕШЬ ДО ТОШНОТЫ ОБКУРИТЬСЯ ЭТИМИ ПРОКЛЯТЫМИ СИГАРАМИ, НО ДУШУ-ТО СВОЮ ТЫ УЖЕ ПРОДАЛ!»

Но стоило мне объявить номер, как я испытал настоящее потрясение, увидев рядом с собой всех своих воздушных гимнастов: Сью-Эллен, Фарнингса, Эдварда и... Падшего Ангела. Стоило мне глянуть на Анджели, пересекавшего луч прожектора, все мои сомнения отпали разом - он не отбрасывал тени.

И тут я с изумлением увидел, как вся моя воздушная труппа проворно поднялась по лесенкам на трапеции. На лице Анджели играла победная улыбка, но лица остальных троих были крайне напряжены и серьезны.

Они проделали несколько трюков, однако по выражению лиц «больших шишек» было видно, что для них это обычное дело - не более того. Повернувшись к оркестру, я вскинул руки и, постепенно нагнетая напряжение, выкрикнул:

- А теперь, леди и джентльмены, Падший Ангел исполнит перед вами свое смертоубийственное, леденящее кровь, душераздирающее тройное сальто на высоте ста пятидесяти футов под куполом цирка без страховки!

Сью-Эллен послала свою трапецию к нему, Анджели: свою - ей навстречу. Сью-Эллен, поймав его за запястья, принялась его раскачивать. и все вокруг затаили дыхание, предчувствуя, что за этим последует. И только я один знал, что случится, если он и в самом деле упадет. Наша сделка, наша дьявольская сделка. Я и Сью-Эллен, приготовившаяся к прыжку Анджели, как пантера.

Чарли, как обычно, выбил свою барабанную дробь, от которой волосы вставали дыбом, резко смолк, и, Анджели, отпустив трапецию, перекувыркнулся в воздухе раз. два. три. но ладони Сью-Эллен впились в его запястья мертвой хваткой! Снизу я не видел его лица, но, казалось, он отчаянно пытается вывернуться. Этой секунды хватило, чтобы сзади подлетела трапеция с Эдвардом - Эдвардом Великим!, - мгновенно сцапавшим его за щиколотки. Анджели хлопнул в ладоши и бешено засучил ногами, пытаясь освободиться, но тот сработал безукоризненно. Вместо того, чтобы обхватить его за талию, он пустил трапецию назад, и запястья Анджели испытали на себе стальные объятия Фарнингса!

Тот, словно младенца, подбросил Анджели верх, его мгновенно перехватила Сью-Эллен и без промедления отправила обратно. Только тут до меня начало доходить, что на высоте ста пятидесяти футов происходит настоящее сражение! Затем Фарнингс перепрыгнул на трапецию Сью-Эллен, и они оба синхронно соскочили на промежуточные маты. После чего Эдвардс, совершив изящнейший кульбит, перевернул Анджели с ног на голову и аккуратно, словно младенца, водрузил его между Сью-Эллен и Фарнингсом, не замедливших заключить его в крепчайшие объятия!

Слушая негодующий свист и улюлюканье толпы, я не мог сдержаться от улыбки. Какая разница! «Большие шишки» выказывали первые признаки беспокойства, хотя им и доводилось слышать, что Анджели, бывает, падает в самый последний момент, так что по-прежнему оставались на местах. Однако сегодня Анджели упасть не было суждено, ибо Сью-Эллен, что было сил, цеплялась за его запястье, а Фарнингс - за лодыжку. Постепенно зрители начали вставать и расходиться, - а вслед за ними и "большие шишки" с мрачными минами на физиономиях, проклиная меня, на чем свет стоит.

Когда ко мне подскочил Анджели, на его лице вместо обычной улыбки багровела столь яростная гримаса, словно он был готов взорваться.

- Ты надул меня! - выкрикнул он. - Провел, как мальчишку!

- Пошел ты к черту! - негромко сказал я ему и он мгновенно исчез!

Ну, что тут еще добавить? Я - не Джон Ринглинг Норт, известный на весь мир. Я по-прежнему владею всего лишь маленьким, средней руки шапито, приносящим мне небольшой регулярный доход, а также целую кучу проблем в придачу. Зато по-прежнему сохранил свою бессмертную душу, а кроме того - еще одну, которая откликается на имя Сью-Эллен. И вы считаете, что этого мало?