ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РФ

Обязательность страхования гражданской ответственности владельцев транспортных средств совершенно очевидно является ограничением права собственности (статья 35 Конституции Российской Федерации), свободы договора (статья 421 ГК Российской Федерации), свободы предпринимательской и иной экономической деятельности (статьи 8 и 34 Конституции Российской Федерации), что признает в принципе и Конституционный Суд Российской Федерации. Однако он признает такое ограничение обоснованным, с чем нельзя согласиться. Это обоснование, по нашему мнению, носит неубедительный и некорректный характер.

Так, ссылка на статью 210 ГК Российской Федерации о бремени содержания собственником принадлежащего ему имущества не имеет никакого отношения к рассматриваемой проблеме, поскольку обязанность страхования ответственности выходит за пределы содержания имущества как такового. Весьма сомнительным представляется и возведение смысла этой нормы к известной из теории солидаризма максиме, что собственность обязывает сама по себе, и обоснование этой спорной политической идеей права государства налагать обременения на собственника по своему усмотрению.

Не представляется корректным и аргумент к "странам с рыночной экономикой". Рыночная экономика вовсе не предполагает и не предопределяет необходимость обязательного страхования, а скорее наоборот, призвана поощрять его добровольные формы. При недоказанности сопоставимости правового регулирования этих вопросов в разных странах (а Конституционный Суд Российской Федерации даже не предпринял такой попытки) опыт зарубежных стран тем не менее свидетельствует о том, что в значительном числе спорных случаев причинения вреда вследствие дорожных происшествий проблемы страхового возмещения представляют не меньшую трудность, чем при реализации российского закона.

По мнению Конституционного Суда Российской Федерации, ограничение конституционных прав в данном случае обусловлено необходимостью особой защиты общего блага - жизни, здоровья и имущества пострадавших, а также высокой степенью риска причинения вреда при использовании транспортных средств как источника повышенной опасности. Однако конституционность ограничения прав и свобод определяется не только целями защиты, но и соразмерностью. Эта мера необходимости ограничения, как она понимается в Конституции Российской Федерации (статья 55, часть 3), международных пактах о правах человека и в практике применения Конвенции о защите прав человека и основных свобод, предполагает правомерность введения ограничений прав и свобод только тогда, когда отсутствует иная возможность регулирования и не может быть обнаружен иной механизм правовой защиты конституционно значимых ценностей.

Между тем такой механизм именно для данного случая давно существует, и Конституционный Суд Российской Федерации неоднократно ссылается на него в своем решении. Это глава 59 ГК Российской Федерации, регулирующая обязательства вследствие причинения вреда, и его статья 1079, специально предусматривающая ответственность за вред, причиненный деятельностью, создающей повышенную опасность для окружающих. Обязанность полного возмещения вреда Гражданский кодекс Российской Федерации возлагает на владельца транспортного средства, при использовании которого был причинен вред. Непонятно и спорно утверждение Конституционного Суда Российской Федерации, что указанная норма Кодекса сама по себе не является гарантией возмещения вреда потерпевшим. Кстати, при этом суд отмечает, что и страховая сумма не гарантирует потерпевшему полное возмещение вреда, поскольку имеет иное назначение.

Сравнение гарантий возмещения вреда по Гражданскому кодексу Российской Федерации и по Федеральному закону "Об обязательном страховании гражданской ответственности владельцев транспортных средств" свидетельствует отнюдь не в пользу последнего. В отличие от Кодекса Федеральный закон предусматривает не полное, а лишь частичное возмещение вреда, и в случаях недостаточности страхового возмещения, в том числе вследствие действий страховщика, потерпевший все равно вынужден обращаться дополнительно к нормам главы 59 ГК Российской Федерации и судебной процедуре. Кроме того, участие в отношениях по возмещению вреда страховщика, имеющего собственный материальный интерес, не облегчает положение потерпевшего, не имеющего с ним договорных отношений, и, как показывает практика, представляет для него главную проблему. Наконец, и это констатирует сам Конституционный Суд Российской Федерации, предусмотренный названным Федеральным законом механизм возмещения вреда по сути и по степени сложности не отличается (!) от механизма, предусмотренного главой 59 ГК Российской Федерации. Иными словами, Конституционный Суд Российской Федерации признает, что вводящий дополнительные обременения и ограничения прав и свобод рассматриваемый Закон вовсе не улучшает положение потерпевшего и не облегчает достижение поставленной цели по сравнению с действующим гражданским законодательством.

Отсюда однозначно должен бы последовать вывод о его неконституционности, поскольку устанавливаемые законом обременения собственника и ограничения его прав не отвечают той мере необходимости, которая предусмотрена в статье 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, и налицо нарушение запрета умаления законодателем прав и свобод (статья 55, часть 2, Конституции Российской Федерации).

На этом фоне претензии к неопределенности нормы о делегировании Правительству Российской Федерации полномочий по установлению правил и тарифов обязательного страхования представляются второстепенными и не устраняют порочность концепции обязательного автострахования в целом. Установление любого ограничения права собственности - в виде обязательного платежа в публичных целях, включая его размеры и все основные элементы, по нашему мнению, возможно только законодателем. Поэтому некорректной представляется скрытая ссылка на позицию Конституционного Суда Российской Федерации, изложенную в Определении от 15 декабря 2000 года N 294-О, в котором установление ставок вывозных таможенных пошлин на нефть Правительством Российской Федерации, а не законодателем в исключение общего правила оправдывалось необходимостью оперативного реагирования на быстрые изменения конъюнктуры и цен на мировом рынке. Такое объяснение неприменимо для тарифов страховых платежей. Во всяком случае, Конституционный Суд Российской Федерации не привел никаких убедительных доводов об оперативной необходимости вмешательства Правительства Российской Федерации в данном случае.

Применительно к данному обременению представляется верной и универсальной правовая позиция Конституционного Суда Российской Федерации, изложенная в Постановлении от 11 ноября 1997 года N 16-П, о том, что установление налогов и сборов (и, добавим, любых обязательных финансовых обременений) только и исключительно в законодательном порядке представляет собой один из принципов правового демократического государства и имеет своей целью гарантировать, в частности, права и законные интересы граждан и юридических лиц от произвола и несанкционированного вмешательства исполнительной власти. В противном случае принцип определенности и стабильности правовых отношений подвергается угрозе, поскольку обязанность может быть изменена в худшую сторону в упрощенном порядке.

Это особенно важно именно потому, что вопрос о страховых тарифах в данном деле имеет особое значение и вызывает наибольшие сомнения в их справедливости. Так, очевидны экономическая необоснованность размера страховых тарифов и несоразмерность их в ряде случаев финансовым возможностям плательщиков; весьма спорна связь с местом регистрации транспорта и мощностью двигателя транспортного средства. Чрезвычайной сложностью отличается методика их исчисления, не поддаются корректировке размеры тарифов относительно факторов риска и размеров ущерба, которые они призваны возмещать. Критическая масса этих недостатков явно превышает разумные пределы. Конституционный Суд Российской Федерации отказался, однако, вторгаться в эту сферу.

Вряд ли можно согласиться с утверждением Конституционного Суда Российской Федерации, что законодатель реализует в Федеральном законе "Об обязательном страховании гражданской ответственности владельцев транспортных средств" функцию социального государства.

Это было бы понятно, если бы бремя расходов несло государство за счет бюджетных средств, как в случае обязательного государственного страхования военнослужащих, работников внутренних дел и т.п. Но в данном случае бремя страхования возлагается на владельцев транспортных средств. Более того, переложение всей ответственности за последствия дорожно-транспортных происшествий на частных лиц вызывает обоснованные опасения, что это существенным образом снижает заинтересованность государства в выполнении собственно социальных функций в этой сфере - по регулированию и охране безопасности движения, строительству и обустройству дорог, контролю за безопасностью транспортных средств, устранению тех бесчисленных факторов, которые способствуют аварийности и травматизму, и т.д., поскольку все неблагоприятные последствия считаются застрахованными и уже оплачены.

Не убеждает голословное утверждение, что поголовное обязательное страхование всех владельцев и всех транспортных средств не нарушает принципов равенства и справедливости. Общеправовые представления о вине и солидарной ответственности возлагают ее лишь на субъектов, действовавших совместно или причинивших вред взаимодействием принадлежащих им источников повышенной опасности. В данном же Законе обременение возложено на всех скорее по "родоплеменному" признаку принадлежности к владельцам автомобилей, хотя известно, что подавляющее большинство водителей (по некоторым данным - до 90%) вообще не попадают в страховой период в ситуацию страхового случая. Вряд ли соответствует справедливости обязывание их гарантировать своей собственностью возмещение вреда, к причинению которого они не имели никакого отношения.

Между прочим, Конституционный Суд Российской Федерации так и не дал вразумительного ответа заявителю С.Н. Шевцову (и многим другим частным владельцам нескольких автотранспортных средств), почему они должны страховать каждую автомашину в отдельности, если физически невозможно использовать их одновременно. Очевидно, не без основания многие специалисты видят единственное разумное объяснение этой и прочих правовых несообразностей закона в лоббировании интересов отдельных страховых компаний.

Весьма спорным в аргументации Конституционного Суда Российской Федерации выглядит определение природы обязательного страхования автогражданской ответственности как института частного права. Очевидна недостаточность ссылки на то, что Гражданский кодекс Российской Федерации предусматривает такой вид страхования наряду с добровольным. Практика показала, что эти два вида страхования противоположны по своей сути, противоречат друг другу и, как оказывается, несовместимы. Именно Федеральный закон "Об обязательном страховании гражданской ответственности владельцев транспортных средств" фактически вытеснил добровольное страхование, поскольку не признал такой альтернативы, резко ограничил свободу договора и, соответственно, конкуренцию в этой сфере, в том числе при определении тарифов и условий страхования. Явно ошибочным выглядит утверждение Конституционного Суда Российской Федерации, что страховщики якобы самостоятельно определяют и индивидуализируют размер страховой премии, подлежащей уплате по договору обязательного страхования. Это тем более невероятно, что до и после этого утверждения обсуждается правомерность делегирования Правительству Российской Федерации полномочия по установлению страховых тарифов и коэффициентов, которые и предопределяют жестким образом размеры обязательных платежей. Конституционный Суд Российской Федерации предпочитает называть их платой за услуги или ценовыми ставками, но как ни назови - суть их прежде всего в том, что они не носят договорный характер, а их обязательность подкреплена мерами государственного принуждения: запретом использования транспортных средств по их прямому назначению под страхом административной ответственности.

Здесь отсутствуют какие-либо частноправовые принципы регулирования - добровольность, равенство участников, неприкосновенность собственности и свобода договора, но присутствуют все признаки публичного права - властное установление законодателя, обязанность перед государством, безвозмездный и безвозвратный характер платежа для подавляющего большинства владельцев транспорта. При этом Конституционный Суд Российской Федерации упорно и настойчиво подчеркивает общезначимость и публичный характер этих установлений, публичную цель, социальные задачи. Это и понятно, поскольку в противном случае трудно было бы оправдывать саму обязательность этих платежей и ограничение конституционных прав.

Парадоксальным, однако, является то, что для достижения публичных целей и социальных задач привлекаются частные страховые организации, деятельность которых, по сути, носит коммерческий характер и направлена на извлечение прибыли. В силу этого законодатель вынужден закладывать в размер страховых тарифов не только суммы, которые могли бы обеспечить страховые выплаты потерпевшим, но весьма существенную часть, которая должна покрыть расходы страхователя на администрирование платежей, заработную плату работников страховых организаций и принести сверх того определенную прибыль. Представленные Конституционному Суду Российской Федерации данные о том, что общие сборы по обязательному страхованию многократно превышают размеры страховых выплат, дают некоторые представления о том, какова эта часть. Это противоречит нашему пониманию справедливости. Вряд ли возможно найти конституционное обоснование того, почему государство считает себя вправе обязывать одно частное лицо отчуждать свою собственность, чтобы обеспечивать прибыль другого и навязывать услуги в принудительном порядке.

Еще более запутывает природу обязательного страхового платежа (страховой премии) то, что в его состав входит и сугубо фискальная часть - трехпроцентный сбор со всех выплат, который предназначен в специальные резервные фонды для гарантий и компенсационных выплат на цели, которые должны были бы финансироваться государством из собственного бюджета и которые не имеют уже никакого отношения к страхованию и личному риску владельца транспортного средства.

Не представляется убедительным оправдание Конституционным Судом Российской Федерации устанавливаемой законом обязательности членства страховых организаций во всероссийском профессиональном объединении под условием получения лицензии на обязательное автострахование. Последнее есть не что иное, как принудительная мера. Возложение на Всероссийский союз страховщиков некоторых функций государственного контроля за качеством страховых услуг само по себе сомнительно с точки зрения общественной природы этого объединения. Однако это не лишает его сущностных признаков, как и то, что услуги страхования по Гражданскому кодексу Российской Федерации оформляются публичным договором (статья 426), где понятие "публичный" имеет иной смысл. Исходя из этого, объединение страховых организаций не может быть признано не обладающим признаком общественного объединения, как, например, коллегия адвокатов в Определении Конституционного Суда Российской Федерации от 11 марта 1996 года N 43-О. Конституционный Суд Российской Федерации и не делает такого вывода, справедливо квалифицируя данное объединение как некоммерческую профессиональную общественную ассоциацию (союз) на добровольной основе, созданную для коллективной защиты интересов страховщиков, гарантии свободы деятельности которой предусмотрены статьей 30 Конституции Российской Федерации. Однако часть 2 той же статьи содержит абсолютный и не знающий исключений запрет принуждения к вступлению в какое-либо объединение или пребыванию в нем. Оправдание отступления от этого запрета как возможность ограничения прав в публичных целях, по нашему мнению, противоречит юридической логике.

Содержащаяся в Законе критическая масса недостатков говорит о неустранимой порочности его правовой концепции в целом. Необходимо согласиться с заявителями в том, что рассматриваемый Закон - как в целом, так и его отдельные положения - противоречит статьям 2, 8, 18, 19, 34, 35, 45, 55 и 57 Конституции Российской Федерации.