С чувством юмора дело плохо

   И тут же увидел, что не угадал с аудиторией, – это был не тот человек, который жить не может без добродушного подшучивания. Он глянул на меня с одним из тех скучающих, угрюмых, напряженно-сомнительных выражений, которое вам никогда не захотелось бы увидеть на лице несведущего чиновника, а особенно – на лице американского таможенного или иммиграционного служащего; поверьте мне, эти люди обладают такой властью, которую вы вряд ли захотели бы проверить. Если бы я сейчас просто упомянул слова «полный личный досмотр» и «резиновые перчатки», то думаю, вы уловили бы смысл. Когда я говорю, что у них есть законное право остановить вас, я говорю это во всех возможных смыслах.

   К счастью, как оказалось, этот человек решил, что я попросту невероятно туп.

   – Сэр, – уточнил он, – у вас есть какие-либо предметы фруктового или овощного происхождения?

   – Нет, сэр, нету, – сразу же ответил я, и одарил его самым уважительным и раболепным взглядом, который, как я полагаю, когда-либо я изображал.

   – Тогда проходите, пожалуйста, – сказал он.

   Я покинул его, покачивающего головой. Я просто уверен, что весь остаток своей карьеры он будет рассказывать о кретине, который принял его за зеленщика.

   Итак, поверьте мне, никогда не шутите с властью в Америке, а когда заполняете иммиграционную форму, под вопросом «Состояли ли вы в коммунистической партии или пользовались иронией в общественно-значимой ситуации?», отмечайте «Нет».

   Конечно, ирония тут – ключевое слово. Американцы ей не слишком пользуются. (Здесь я иронизирую, а вот они вообще этим не пользуются.) По большей части это всё скорее здорово. Ирония – близкая родственница цинизма, а цинизм – не добродетельная эмоция. Американцы – не все, но значительное большинство – не нуждаются ни в одной из этих эмоций. Их житейский подход доверчив, прям, просто-таки трогательно буквален. Они не ожидают никаких словесных вывертов во время разговоров, так что вы поставите их в тупик, если ими воспользуетесь.

   У нас был сосед, на котором я проверял эту гипотезу первые два года после нашего переезда сюда. Всё начиналось вполне безобидно. Вскоре после нашего переезда у него перед домом рухнуло дерево. Утром я проходил мимо и увидел, что он распиливает дерево на маленькие куски и грузит на крышу автомобиля, чтобы вывезти – целиком и полностью. Дерево было ветвистым, и ветви свисали по обе стороны машины весьма экстравагантно.

   – А, видно, вы маскируете машину, – прозаично заметил я.

   Он на мгновение задержал на мне взгляд.

   – Нет, – твёрдо заявил он. – У меня прошлой ночью во время грозы упало дерево, и теперь я убираю его, чтобы всё тут очистить.

   После этого я не мог остановиться и продолжал над ним понемногу подшучивать. Перелом, если так можно выразиться, произошёл, когда я однажды рассказывал ему о крайне неудачном полёте, в результате которого я просидел «на мели» в Денвере всю ночь.

   – С кем вы летели? – спросил он.

   – Не знаю, – ответил я. – Я ни с кем из них не был знаком.

   В его взгляде читалась внутренняя паника:

   – Нет, я имею в виду, какой авиалинией вы летели?

   Вот после этого случая моя жена и запретила мне подшучивать над ним, ведь, несомненно, наши разговоры доставляли ему головную боль.

   Из этого легко сделать вывод, и тот самый, к которому очень часто приходят прозорливые наблюдатели, – американцы органически не способны понимать шутки. Как раз я читаю «В стране Оз» нашего Говарда Джейкобсона*, человека разумного и проницательного, который походя отметил, что «у американцев нет чувства юмора». Всего полдня заняло бы найти тридцать или сорок замечаний подобного толка в современных работах.

   Я могу понять это настроение, но на самом деле оно неверно. Даже мгновенное раздумье напомнит нам о самых забавных людях из числа когда-либо живших – Братья Маркс, У.С. Филдс, С. Дж. Перелман, Роберт Бенчли, Вуди Аллен, Дороти Паркет, Джеймс Тербер, Марк Твен – они были или есть американцы. Более того, и столь же очевидно, они не стали бы знамениты, если бы не получили огромного числа благодарных последователей на собственной родине. Так что дело вовсе не в том, что мы не можем создавать или наслаждаться комическими остротами тут, на месте.

   Но конечно, правда и то, что остроумие здесь не столь почитаемо, как в Британии. Джон Сиз однажды сказал: «Англичанин легче перенесёт замечание, что он – плохой любовник, чем то, что у него нет чувства юмора». (Что, возможно, в конечном счёте, и к лучшему). Я не думаю, что многие американцы подпишутся под этим. Юмор – это как хорошие навыки вождения, или умение оценить букет вина, или способность произнести правильно «газетный подвал» – достойно похвалы, стоит этим восхититься, но не сказать, чтобы жизненно важно.

   Не сказать, чтобы тут, в Америке, не было людей с подлинным чувством юмора, просто их немного. Когда сталкиваетесь с кем-то подобным, то это похоже на то, – я так представляю – как два масона нашли друг друга в переполненной людьми комнате. Прошлый раз со мной такое произошло несколько недель назад, когда я прибыл в наш местный аэропорт и подошёл к такси, чтобы доехать до дома.

   – Свободны? – спросил я водителя.

   Он посмотрел на меня с таким выражением, которое я сразу распознал – взгляд того, кто видит отличный повод, ему поданный.

   – Нет, – сказал он с насмешливой искренностью. – Я занят, как и все вокруг.

   Я чуть не обнял его, но это, конечно же, завело бы шутку слишком далеко.

Примечание:

* – британский писатель и журналист. Наиболее известен благодаря своим юмористическим романам.