Победа Сталина

Любовь к Сталину за последние годы выросла с 25 до 45 процентов, по другим опросам — до 52%, вдвое! Такое резкое изменение невозможно объяснить статистической ошибкой. Что же случилось?

В понедельник 22 июня в 6 часов вечера мне предстоит спорить в прямом эфире радио «КП» о Гитлере, Сталине и судьбе страны. Поскольку в процессе яростных дебатов не всегда удаётся высказать свою позицию полностью и чётко, излагаю её в своём блоге на сайте «Эха Москвы».

Сталин стал другим? — Нет, он мёртв (в том смысле, что новых приказов не отдаёт лично). Люди узнали о нём что-то новое, необычайно прекрасное? — Ничего.

Сталин не изменился, история не изменилась. Значит, изменились люди. Возможно, некие идеи носятся в воздухе и материализуются в соцопросах. Но всегда ли мнение народа — критерий истины?

«Земля стоит на трёх китах!» Неважно, сколько тысяч лет люди верили в это. Важно: Земля никогда на китах не стояла, не стоит и стоять не будет.

Марксизм-ленинизм — где? Где величайшее гениальное учение, единственно верное? Ответ: там же, где Зевс и целая куча богов-олимпийцев. Строили грандиозные храмы, приносили грандиозные жертвы (гекатомба — одновременное сожжение ста быков; это вам не овечка на тротуаре возле мечети).

Таблица умножения работает при любом политическом режиме. А Зевс всемогущий и марксизм-ленинизм — теперь лишь экспонаты Исторического музея Заблуждений. Экспонаты есть, а вера людей в них пропала. На месте веры — пустота, черепки археологов.

Отношение к Сталину — потрясающая тема для историков, психологов, социологов. При жизни он был обожествлён. В публичной сфере любовь к вождю была 100-процентная (слово «рейтинг» тогда не существовало). Его превозносили в печати, на партсобраниях, в кино и даже за столом в гостях. Критика вождя была невозможна, считалась преступлением; могли посадить даже за непочтительный анекдот.

Но что говорили дома? среди близких друзей? на фронте в кругу однополчан? По доносам стукачей и отчётам НКВД-КГБ известно: люди вели злобные, враждебные, клеветнические разговоры.

За «политику» сидели миллионы. Они не пытались свергнуть Сталина, не организовывали покушений. Они всего лишь без восторга оценивали происходящее.

…Некоторые утверждают, будто Сталину поклонялись и поклоняются фанатики.

Не такие уж фанатики. В 1956-м — всего лишь через 3 года после смерти бога — произошло разоблачение. И никто не вышел на демонстрацию протеста. Куда подевались фанатики? Точнее — куда подевался их фанатизм?

В 1961-м набальзамированный труп выкинули из Мавзолея и снесли памятники. Где были фанатики, массовые самосожжения? Где были миллионы детей, когда партаппаратчики оскверняли могилу Отца? Может, радовались возвращению настоящих отцов, уцелевших в ГУЛаге, и концу страха, в котором жили 30 лет?

Когда человек желает какому-то гаду гореть в аду, разве он любит ад? Ад — место наказания, страшное место. И если грешник туда попал — то уж точно поделом. Там ошибок не бывает; судью не купишь и не обманешь.

Но хоть ад — место справедливого наказания, само оно — не восхищает, не манит. Наоборот — внушает ужас и отвращение.

Например, желание, чтобы некий маньяк-убийца всадил пулю в Сталина, не означает любви к маньяку. Пусть казнь справедлива, но ни любви к палачу, ни даже уважения к нему быть не может.

…Нам говорят: вот опросы — почтение и любовь к Сталину растут. Но победа его не тотальна — не 100%, даже не 86, всего лишь чуть больше половины.

Конечно, действует телевизор, странные иконы с генералиссимусом, слова из Кремля о важной роли, рассказы политологов про «эффективного менеджера»…

Но главное в другом: на опрос отвечают живые! Мёртвые кричат, но мы не слышим. Считается, будто они молчат.

Если б все жертвы Сталина: расстрелянные священники; дети, лишённые родителей и засунутые в детдома; миллионы раскулаченных сосланных и погубленных крестьян; уморенные голодом; военачальники, писатели, учёные, рабочие, врачи — миллионы сгинувших вообще ни за что… Встань они, эти миллионы скелетов и калек, и пойди, поползи по Красной площади — посмотрели б мы, кто стал бы целовать портрет Усатого Отца.

И если Сталин сейчас набирает 50 с чем-то процентов, то это потому, что те, кого он погубил, не родили детей.

В 1989 году я написал статью «ЧЬЯ ПОБЕДА?». Она вышла в январе 1990-го в журнале «Страна и мир», а летом 1991-го — в московском журнале «Социум». Номер «Социума» был весь посвящён войне (50 лет с начала Великой Отечественной); там я оказался под одной обложкой с Владимиром Богомоловым («В августе 1944-го»), Виктором Некрасовым («В окопах Сталинграда»), Светланой Алексиевич («У войны не женское лицо») и др.

Места не хватало, и журнал взял примерно половину моей статьи, в частности, «самое криминальное место»: о том, что если бы в 1941-м Гитлер добрался бы до Сталина, то поражение это было бы временным, мы всё равно победили бы, но с меньшими потерями. Так и написано было чёрным по белому:

«Народ бы поднялся. Сталин, сталинизм — никогда.
Свобода от сталинизма пришла бы в 1941-м, а от захватчиков — в том же 1945-м… Ведь со своим фашизмом никто не умеет бороться, а с чужим, с пришлым, — ого!»

Что Германия (даже победив) не смогла бы удержать — сомнений нет. Римская империя не удержала Францию, Германию, Египет… И сама развалилась. Англия не удержала Индию, Америку…

Нагляднее и печальнее собственный пример. Прошло всего 45 лет после великой Победы, и победитель исчез. Отвалились сателлиты: Венгрия, Польша, Чехословакия… А потом потеряли и собственную территорию: Казахстан, Среднюю Азию, Прибалтику, Закавказье, Белоруссию, Молдавию, Украину — эти потери грандиозные. А если осознать, что произошло это в мирное время, что не враг захватил, а потеряли по собственной глупости и жадности…

Тогда, в самом начале 1990-х, статья была встречена с пониманием и одобрением. Прошло 15 лет, и в 2005-м мне предложили опубликовать её снова. Предчувствия у меня были плохие. О том, как с 1989-го изменилось общественное мнение, все знали. Тогда — Гласность, торопливое отвинчивание гаек. К 2005-му их уже вовсю завинчивали. Но отказываться от своих убеждений не хотел; «Чья Победа?» вышла в «МК» 22 июня 2005 года.

Масштаб беды превзошёл все самые мрачные ожидания.

С того дня — 10 лет подряд — меня преследует тысячекратно опубликованная клевета: мол, Минкин мечтал о победе Гитлера, мечтал жить на оккупированной территории и «пить баварское».

Трудно сказать, чего больше в этих обвинениях: глупости или подлости. Можно спорить: больше было бы жертв или меньше, если бы Гитлер грохнул Сталина в 1941-м. Но приписывать мне мечты об окончательной и вечной победе Гитлера — нельзя. Русским языком написано: мы всё равно победили бы. Вся статья о том, что без Сталина мы победили бы с меньшими потерями, а жизнь потом началась бы другая. Не гнали бы в ГУЛаг тех, кто выжил в немецком плену. Не держали бы крестьян в крепостной зависимости. Не громили бы кибернетику и генетику. Да мало ли…

Винить меня за фразу в середине статьи? Винить Кутузова, что сдал Москву, и делать вид, будто не знаешь, ради чего? Винить Толстого: мол, «Война и мир» описывает сдачу Москвы, и делать вид, будто не знаешь, что дальше?

Многие люди почему-то верят, что Победой мы обязаны Сталину, а без него Советский Союз ждало поражение. Извините, но так думать — это настоящее духовное рабство.

Значит, умри Александр I и Кутузов в августе 1812 года (до, во время или сразу после Бородинского сражения) — Россия сейчас была бы французской колонией?

Умри Сталин от инфаркта летом или осенью 1941-го, мы всё равно победили бы. Но никогда никто в мире эту победу не приписывал бы Сталину.

Вы верите, что победил он. Я знаю, что победила страна. Так кто из нас патриот? Страна победила, несмотря на его безумия. Заплатила немыслимую цену. И до сих пор не знаем, какую. А те, кто гордо повторяет «любой ценой», — так ведь не они погибали. Весь их подвиг: ленточку к своему мерседесу привязать.

Почти сразу после Победы Сталин сказал, что мы потеряли 7 миллионов человек. Это в 4-5 раз меньше реальных потерь. Скорее всего, сознательно обманывал, ибо понимал, что гениальный вождь должен нести меньшие потери, чем глупый бесноватый враг.

Числом потерь он мог манипулировать как угодно. Но время он исказить не мог. Никакими силами невозможно изменить факт: от границы до Москвы война дошла за 3,5 месяца. Обратно — за 3,5 года. Какой «внезапностью» это можно объяснить?

Внезапное вероломное нападение 22 июня 1941 года — главное объяснение наших поражений. Но почему эта внезапность продолжала действовать в августе, в октябре? И почему 1942-й оказался ещё более катастрофическим, хотя ни о какой внезапности уже и речи быть не могло?

Русский человек, советский офицер надел форму СС, кланялся Гитлеру, Гиммлеру, ручкался с кровавыми нацистами… Штирлиц делал это: а) ради блага Родины и б) рискуя жизнью.

Русский человек, царский офицер, генерал-фельдмаршал сдал Москву Наполеону. Несомненно: Кутузов сделал это ради блага Родины; хотя наверняка кто-то тогда называл его предателем, а Сталин бы его расстрелял.

Русский человек, царский генерал в пьесе Булгакова «Бег» с ненавистью говорит важному гаду:

ЧАРНОТА. Знаешь, Парамон, грешный я человек, нарочно бы к большевикам записался, только чтоб тебя расстрелять. Расстрелял бы и мгновенно выписался бы обратно.

Можно выдернуть у Чарноты несколько слов, и всю последующую жизнь его гнобить: мол, царский офицер мечтал вступить в ВКП(б). А он-то хотел только на минутку и ради благого дела. Но говорят: это, мол, не важно.

Нет, только это и важно. Он действовал в интересах Родины, он так понимал интересы Родины. Он настоящий патриот.

Многие абсолютно исключают даже мысль, что поражение может принести пользу побеждённым. Но поражение, безусловно, пошло на пользу Германии, Японии…

Камбоджа жалеет ли, что Вьетнам вторгся на их территорию и уничтожил режим Пол Пота, который успел убить треть населения родной страны и не собирался останавливаться?

«Чья Победа?» написана с одним чувством — боли за погубленные миллионы лучших людей, написана ради одной идеи — благо России.

Но с 22 июня 2005 года, со дня вторичной публикации и по сей день все обвинения, как под копирку: автор мечтал о победе Гитлера. Это подло и вдобавок глупо.

Мечтать о прошлом нельзя. Мечтать можно только о будущем. «Чья Победа?» — не мечты о рабстве под немцами, это всего лишь рассуждения: что было бы лучше?

Для России было бы лучше, если бы ЦК ВКП(б) расстреляли как бешеных собак. Ибо они действительно были бешеными собаками — перекусали пол-планеты и погубили страну. К 1941-му Россия была истерзана страхом, безумием и беззаконием. Крестьян уничтожали вслед за дворянами и священниками — за что?! И воевать за эту власть народ не хотел. 3 миллиона сдались в первые 4 месяца. Такого не было в России ни при каком царе.

Поверьте, история знает слово «если»! Знает лучше всех. Две Кореи — идеальный и фантастически наглядный пример: вот что бывает, если воцаряется безумная жестокая власть. Одна нация, один климат, один язык, единая история до 1948-го. А теперь одна — успешная, живая, завалившая пол-планеты автомобилями и телефонами, другая — мрачно доделывает атомную бомбу (и не на продажу).

Всё зависит от того, кто пишет историю. Вот бы почитать учебник истории Северной Кореи: величайшие мудрецы человечества Ким Ир Сен, Ким Чен Ир, Ким Чен Ын. Едешь в южнокорейской машине и читаешь о гениях Северной Кореи в ноутбуке, сделанном Южной.

Добавим, в Южной Корее никаких особо гениальных вождей не было. Наоборот: там президентов и премьеров не раз гнали поганой метлой, судили, в тюрьму сажали. А Северной уже почти 70 лет правят грандиозные гении — и… Как же так? У гениальных кормчих страх, отчаяние, изоляция и нищета, а у заурядных и даже порой вороватых — процветание?

...Когда Сталину в 1945-м сказали, что лобовое взятие Берлина приведёт к огромным потерям, он ответил: «Нам дешёвая победа не нужна». Прав оказался гениальный людоед; мы до сих пор больше гордимся гигантскими потерями, чем скорбим о них.

Сталин приносил народ СССР в жертву даже без особой необходимости (коллективизация, Беломор-канал). Тем более, он не считался с жертвами на войне. Если мы кого и спасли, то Германию да и всю Центральную Европу. Продлись война ещё всего лишь три месяца, и атомные бомбы упали бы не на Хиросиму и Нагасаки, а на Берлин. Америка не упустила бы такую эффектную возможность забрать себе роль спасителя цивилизации.

Впервые за 10 лет я отвечаю на клевету. Мне жаль, что этого не сделали коллеги; самому себя защищать неловко.

Мои обвинители сами никогда не воевали, их мнение в общем-то ничтожно. Они используют меня как повод, чтобы снова и снова бить себя в грудь и рассказывать публике о том, какие они патриоты. На фоне «предателя-негодяя» это выглядит эффектнее.

Но защитники у меня всё же есть. Их мнение гораздо важнее, потому что они — фронтовики, солдаты Великой Отечественной.

…Уже после того, как «Чья Победа?» была опубликована, за меня поручились люди, которых я бесконечно уважаю.

В Союз писателей
Рекомендую Александра Минкина в члены Союза писателей. Знаю его давно как талантливого человека, гражданина… Слава Богу, что уже возможно руководствоваться этими принципами! 
Б.Окуджава
19.2.1996.

Окуджава крайне редко давал рекомендации. К тому же ни рассказов ни романов ни стихов у меня нет и не было. Он рекомендовал меня в Союз писателей за публицистику. Случай единственный.

В приёмную комиссию Союза писателей

Не я один с огромным интересом читаю и перечитываю статьи, очерки и эссе Александра Минкина. Мы знакомы более 15-и лет, и я не устаю восхищаться его удивительной способностью не просто анализировать события, но и обобщать их. Минкин доносит до читателей нашу современность, не подогревая её, а проковывая до звона молотом писательского мастерства. Вот почему я горячо рекомендую принять в члены нашей писательской организации одного из самых ярких, талантливых и искренних публицистов современности Александра Викторовича Минкина. 
С уважением и надеждой, 
Б.Васильев
26.02.1996.

Что могут противопоставить словам Бориса Васильева, автора «А зори здесь тихие», «В списках не значился», — что могут ему противопоставить клеветники, будь их даже тысяча?..

…Только что и совершенно внезапно у меня нашёлся ещё один защитник и союзник. Можно сказать, что он в одиночку способен победить всех сталинистов и гитлеристов в мире. Но это неправильно. Он уже их победил. Просто они этого не знают.

Это немец. Зовут Томас Манн. Великий писатель, Нобелевская премия по литературе 1929 года. В 1933-м, как только Гитлер пришёл к власти, Томас Манн покинул Германию, не хотел жить под властью нацистов. Три года хозяева Третьего рейха уговаривали его вернуться, он категорически отказывался, в 1936-м его лишили гражданства и объявили врагом народа. Немцы, живущие под Гитлером и Геббельсом, скорее всего, быстро поверили, что Томас Манн — предатель Родины, пятая колонна, плюёт в глаза родному народу.

Томас Манн обращался к этому народу по радио, на волнах Би-би-си — английское радио, радио врага. Вот что он сказал немцам в марте 1941 года: 
«Если вы проиграете, мстительность всего мира обрушится на вас за всё, что вы причинили людям и народам. 
Если вы победите, если Англия падёт, и даже если вы выиграете войну континентов и завоюете Запад и Восток — неужели хоть один из вас верит, что это будет прочная победа, такая, которая создаст порядок и будет выносимой для вас и других — победа, после которой можно жить?
Может ли народ быть надсмотрщиком над другими народами, с полицейскими армиями по всему порабощённому земному шару, пока все народы заняты рабским трудом на расу господ? 
Об истории и человечестве можно думать сколько угодно низменно и скептически, но поверить в то, что весь мир признает окончательную победу зла и потерпит своё превращение в камеру гестапо, во всеобщий концентрационный лагерь, где вы, немцы, будете охранниками, — этого не может и величайший скептик».

«Низменно и скептически» — именно так думают об истории и человечестве нынешние сталинисты: мол, если б не Сталин — мы были бы обречены на вечное рабство под Гитлером. (А если б не Путин, уже по улицам Москвы ходил бы Саакашвили с американским автоматом на груди — так что ли?)

Томас Манн сказал это в марте 1941-го. Гитлер и Сталин тогда были союзниками. Но даже этот союз двух могущественных людоедов Манн считал обречённым на поражение. Против Гитлера в тот момент воевала только Англия, и с военно-политической точки зрения убеждённость писателя выглядела глупой. А он писал (до перелома, до Сталинграда, до Второго фронта): «Я верю непоколебимо в то, что Гитлер не сможет выиграть эту войну, и эта вера основана больше на метафизике и морали, нежели на военных расчётах».

Убогая вера сталинистов не основана на морали.

Во время блестящих побед Германии писатель Манн был уверен, что Гитлера ждёт крах. А у нас есть люди, которые не верят, даже зная, чем кончилось. И за моё убеждение в неизбежном поражении Гитлера — независимо от того, жил бы Сталин или нет — клеймят меня предателем.

Тем, кто искренне верит в Сталина, такие статьи как «Чья Победа?» причиняют боль; их протесты — крик боли; а того, кто причиняет им боль, они, естественно, считают врагом. Напрасно. Если у человека нарыв, врач режет; нож, кровь, боль, но врач не убийца. Вскрыть нарыв — другого способа нет. А то, что врачей считали вредителями и убивали — случалось не раз.

Сами обвинители меня не интересуют, но мнение миллионов читателей мне бесконечно важно. Те из них, кто поверил, будто я «мечтатель о Гитлере», испытывают отвращение ко всему, что я пишу. Говорят: я его не читаю, потому что он хотел победы Гитлера.

Вот ради них, ради читателей, и написан этот текст.

Сталин сейчас, в ХХI веке, одержал победу в России. Но сталинская победа, в отличие от Победы 1945 года, не вечна.