О теориях старения и поисках вечной жизни

Одной из первых, к примеру, можно назвать энергетическую теорию старения Рубнера – она, как наиболее примитивная, опирается по большому счету на физические законы жизни.

Мыши никогда не в выигрыше

Так уж повелось, что биофизика видит жизнь как процесс, возможный только при непрерывном перетекании в живую систему энергии и материи. С материей все понятно: достаточно есть в меру, но вот следующая за ней энергетическая составляющая была куда сложнее для понимания. Она поддерживает процессы синтеза в организме, предотвращая элементарный износ тканей, клеток и даже структурных молекул. И трудно сказать, насколько изучен был в те годы феномен энтропии как меры необратимого рассеивания этой драгоценной энергии. А в живых системах, надо сказать, рассеивание это велико: энергия покидает нас в виде тепла и, вопреки всем законам физики, не поддается дальнейшему преобразованию и использованию в живом организме. Проще говоря, теплом, которое излучают наши тела, мы обогреваем всю Вселенную.

Подумайте об этом в следующий раз, когда будете отогревать руки дыханием или на глаза попадется мандельштамовское: «На стекла вечности уже легло мое дыхание, мое тепло», - даже не поспоришь - про вечность, и про тепло и необратимость энергетического обмена.

Но на очереди снова скучная физика. На ней основано физиологическое наблюдение о том, что у небольших по размеру организмов уровень энергетического обмена выше, чем у крупных. Для умозрительности эта разница часто иллюстрируется простым вопросом: «Что остывает быстрее – стакан или ведро, мышь или слон?»

Предвещая возможный вопрос: нет, если собрать кучу мышей размером со слона, их энергопотребление не сравняется, так как значение имеет и площадь поверхности: крупное животное тратит меньше энергии на поддержание стабильной температуры тела, нежели гора небольших.

Из этого следует, что технически небольшая масса тела, помноженная на высокий уровень обмена веществ, обещают весьма непродолжительную жизнь.

А если по-русски: мыши никогда не в выигрыше.

И на рубеже 19-20 веков Н.Рубнер, хорошенько оглядевшись вокруг, обратил на это внимание: крупные животные живут в разы дольше мелких собратьев. Увлекшись этой идеей, он рассчитал, что в течение жизни на 1 кг массы тела животного приходится неизменное количество энергии – около 200 ккал/г. И едва эта зарядка садится, следует смерть организма.

Стоит сказать, что если бы это было верным, страдающее ожирением и избыточным весом население Америки могло бы похвастаться исключительно высоким числом долгожителей.

Кроме того, Рубнер предположил, что человек имеет гораздо больший изначальный запас энергии, для сохранения которого нужно вести по возможности наименее активную жизнь: никаких пеших прогулок, поездок за границу и занятий боксом.

Разумеется, сегодня мы знаем, что активный образ жизни, наоборот, значительно продлевает как ее саму, так и сам период молодости, в общем-то, сохраняя товарный вид – для противоположного пола в том числе.

Булгаков знал

Но связано это может быть не только с животворящей физкультурой, но также с уровнем половых гормонов, выработка которых планомерно снижается к старости.

И споры о том, можно ли помолодеть, стимулируя их синтез, так и остались бы спорами, пока один предприимчивый и, бесспорно, смелый человек по имени Шарль Броун-Секар не подсадил себе семенники обезьяны.

И тут уже трудно сказать, на кого это произвело большее впечатление: общественность недоумевала, научное сообщество заинтересовалось, моралисты и пресса пришли в неистовство – словом, затронуты были все, кроме защитников животных. Что, может, и к лучшему. Заметный эффект не заставил себя ждать, а опубликованный в 1889-м году доклад «Об омолаживающем влиянии на организм человека вытяжек из семенных желез животных» поражал воображение описаниями улучшений умственных и половых функций, а также общего состояния жертв эксперимента.

У дверей аптек тут же выросли толпы лысеющих стариков, желающих приобрести «Броун-Секарскую жидкость», в стороне не остался даже Булгаков, по-видимому, следивший за этими экспериментами: в «Собачьем сердце» он предлагает пересадку яичников обезьяны даме, желающей привлечь внимание известного на всю Москву карточного шулера.

Однако привлечь удалось бы ненадолго: опыты, повторенные последователями диковинной теории и в 20-м веке, не обратили вспять процессы старения. Кратковременное омоложение лишь изматывало организм, заставляя его работать в агрессивном гормональном фоне, что в итоге только приближало старость.

О диетическом значении кислого молока

Комплексный и основополагающий анализ старости дал наш соотечественник - бессмертный и незабвенный И.И. Мечников (это который получил Нобелевскую премию за теорию иммунитета). 

И большинство людей, по мнению Мечникова, принимает смерть раньше времени исключительно из-за болезней, а в особенности – от интоксикации клеток нервной ткани. А они, в свою очередь, изменяются из-за токсического действия гнилостных бактерий, обителью которых является нижний отдел пищеварительного тракта – проще говоря, прямая кишка.

Ничего возвышенного и лиричного.

А вот понятие физиологической старости по Мечникову было тогда в новинку. Она является закономерным этапом развития и определяется некой степенью насыщения жизнью, которая для любого организма или личности может наступить в любом биологическом возрасте – начиная с этого момента процессы старения и разрушения будут преобладать над процессами синтеза и восстановления.

Мечников называл это «инстинктом смерти», и преодолеть его можно только «полностью развив в себе чувство жизни, то есть врожденное желание к ней».

Вот это звучит уже куда представительнее, надо сказать.

В честь этого Мечников оставил потомкам учение об ортобиозе – правилах «нормальной жизни», способных удлинить ее продолжительность (соблюдение правил гигиены, советы о вреде излишеств и пользе трудолюбия и умеренности во всем).

Ну и, конечно, труд «О діэтическомъ значеніи кислаго молока».

До конца своей жизни Мечников считал, что именно молочнокислыми продуктами можно бороться с неполезной кишечной фауной – а прожил он 71 год, достигнув и незначительно обойдя среднюю продолжительность жизни в тот период (если, конечно, не брать в расчет высокую смертность от инфекционных заболеваний).

Витаукт

Однако по объему и важности, пожалуй, сравниться с теорией Мечникова долгое время могла только появившаяся в восьмидесятых годах XX века адаптационно-регуляторная теория старения. Оставаясь за авторством В. Фролькиса и его школы, она предлагала совершенно новый взгляд на старость: это совсем не этап жизни, начиная с которого все идет не так. Старость – это обратная сторона жизни, идущая с ней рука об руку, и стареем мы непрерывно – уже на стадии зиготы, одноклеточного зародыша, еще не успев родиться.

Но, как и любая живая система, мы способны адаптироваться, в том числе выработать и систему защиты от старости, регулятором которой является процесс витаукта.

Витаукт объяснялся Фролькисом как некий запас сил организма, который в течение продолжительного времени может преломлять баланс все тех же вездесущих процессов живой системы – распада и синтеза – в пользу последних.

Таким образом, причины старения нельзя свести только к энергетическим потерям, изменению качеств клеток или болезням. Они в большей степени связаны с надежностью собственных механизмов организма, обеспечивающих поиск и устранение ошибок в нем – генетических, молекулярных и иных – в процессе жизни.

Продолжение следует.