Клуб друзей Ангелины

Ангелине Гусельниковой четыре года. У нее тяжелый врожденный сколиоз. Позвоночник искривлен на сто градусов, то есть почти под прямым углом. И дело не в том, что это некрасиво. Дело в том, что сдавлены внутренние органы, сердце врезается в легкие, почки врезаются в печень. Такие дети не живут долго, если не вставить им в спину американскую раздвигающуюся железяку, гибкий и прочный высокотехнологичный прут, который распрямляет позвоночник и растет вместе с ребенком.

— Ну и ресницы у тебя,— говорит Мышь и тычется Ангелине толстым плюшевым носом в щеку.— Красивые!

Мышь огромная. Больше Ангелины раза в три. Ангелина не знала, что Мышь умеет ходить на задних лапах, сидеть, обнимая девочку, на табурете за компьютером, говорить смешным толстым голосом всякие глупости, щекотаться мягкими лапами и тыкаться носом в щеку. Ангелина кричит:

— Мышь, перестань щекотаться! И вообще не ерзай на стуле, а то ты меня столкнешь! И вообще давай играть песенку!

Мышь, конечно, щекотаться не перестает. Но, продолжая щекотаться, берет Ангелинины крохотные ручки в свои огромные плюшевые лапы, и вместе они играют на клавиатуре компьютера простенькую песенку. Это игра такая, такая электронная игра. И Ангелина даже начинает подозревать, что когда она засыпает, огромная плюшевая Мышь сама тут сидит за компьютером и сама, без Ангелины играет в компьютерные игры.

Мышь анимирую я. Мне не трудно. Мне весело говорить за Мышь всякие глупости ворчливым голосом. Мне весело переставлять по ковру Мышиные ноги размера приблизительно 76-го, мне нравится тыкать Мышиным носом Ангелине в щеку и смотреть, как Ангелина смеется. Мне трудно бывает только обнимать девочку большими мягкими Мышиными лапами.

Когда Мышь сидит рядом с Ангелиной на табуретке, обнимает Ангелину и щекочет по ребрам, я волей-неволей тоже прикасаюсь своею рукой к Ангелининым ребрам, к Ангелининой талии, к Ангелининой спине.

И это невыносимо. Человек, даже маленький, не может быть на ощупь таким, какова Ангелина. Таким на ощупь может быть птенец. Человеческая спина не может давать ладони то же тактильное ощущение, которое дает килевидная птичья грудь — тепло, трепет, сердце бьется под ребрами. Кажется, сейчас вспорхнет. Кто вспорхнет? Девочка? Куда может вспорхнуть из рук девочка? Не думай об этом! Не думай! Несколько девочек уже вспорхнули и не вернулись. И я кричу голосом плюшевой Мыши:

— Ну что, Ангелинка, щекотно?

И руку мою, манипулирующую огромной мягкой Мышиной лапой, сводит так же, как сводит руку, если держишь в руке птенца, опасаясь раздавить.

Ангелинина мама, настоящая красавица, брошенная за то, что не бросила больного ребенка, смотрит, как мы играем с ее дочкой, и, я чувствую, вот-вот влюбится. Ей лет двадцать пять, не больше. Она не знает, как вести себя с лысым сорокалетним дядькой, который битый час ползает тут по ковру и играет с ее дочкой в плюшевую Мышь. Она не знает, как вести себя со мной, поэтому ведет себя со мной, как с врачом,— описывает симптомы, отвечает на незаданный вопрос "на что жалуетесь". Она рассказывает, что когда Ангелина начала ходить, ей сначала показалось, будто у девочки ноги разной длины. Она обращает мое внимание на то, как Ангелина выворачивает коленку. Она рассказывает, как Ангелине в Петербурге делали операцию, иссекали грыжу спинного мозга, и как с тех пор они ждут, что из Петербурга придет им вызов вставлять в позвоночник высокотехнологичный американский металлический прут, а вызов все не приходит. Она жалуется, что Ангелина очень плохо ест, и потому плохо растет. Она жалуется, что Ангелина не может долго ходить, что на прогулках проходит метров двести и просится на руки, и это еще летом, а зимой в тяжелой и теплой одежде совсем ходить не может. Она что-то слишком много жалуется, эта настоящая красавица. Надо занять ее делом.

Тут у нас на ковре есть еще целая куча всякого игрушечного народа, который тоже пора анимировать и подключать к играм. Кроме большой Мыши, здесь есть еще маленькая Мышь. Она умеет смешно топать ногами и может петь тоненьким голосом веселые песни. Это уж точно дело Ангелининой мамы. Не могу же я одновременно говорить толстым голосом за большую мышь и петь тонким за маленькую. А еще тут у нас есть фарфоровая кукла, которую нужно заводить, и тогда кукла крутится вокруг своей оси, демонстрируя чудеса балетной своей осанки. Кукла нужна нам как пример для подражания. А еще тут у нас есть кошка. Настоящая. Ангелина говорит, что кошка ручная, потому что она исцарапала Ангелине все руки. Ручную кошку можно заставить охотиться за маленькой мышью. А еще есть Крош, синий кролик, он настоящий музыкант, и за музыку для наших танцев отвечает он.

У нас тут будут танцы. Нас тут целая банда. Мы веселые. Мы можем устроить праздник. Мы можем заставить девочку смеяться, но...

Мы не можем выправить девочке позвоночник. Вы можете.