Живое слово о Мёртвом доме

Самая христианская книга Достоевского – это «Записки из Мёртвого дома». Она произвела на меня даже большее впечатление, чем «Братья Карамазовы», «Идиот» или хрестоматийное «Преступление и наказание». «Смирись, гордый человек!», - призывал Фёдор Михайлович в знаменитой Пушкинской речи, находясь на вершине своей славы. Но убедительней всего эту мысль он проиллюстрировал в самом начале своего пути на литературный Олимп, работая над «Мёртвым домом».

Впервые эта книга попалась мне в нашей городской центральной библиотеке, куда я школьником аккуратно наведывался раз в неделю. Помню, что отложил её в сторону даже с каким-то испугом. Из школьной программы я вынес представление о Достоевском, как о недобром колдуне, который безжалостно заманивал читателя в свою книжную преисподнюю. «Мёртвый дом» одним своим названием укреплял эту сомнительную репутацию писателя. Конечно, для «Записок…» тогда я был слишком юн.

Прошло время. Передо мной, по словам другого классика, буднично щеголяла жизнь, поворачиваясь иногда не совсем привлекательными сторонами. Однажды в разговоре с институтским приятелем, который неожиданно для меня избрал духовную карьеру, я пожаловался на судьбу. Он улыбнулся и посоветовал почитать православных авторов. Я стал отговариваться, аргументируя отказ тем, что привык к авторам, так сказать, «светским».

--Ну, хорошо,- согласился приятель. – Тогда возьми Достоевского, «Мёртвый дом». Только «переварить» такую вещь сразу не получится…

Об этом разговоре я вскоре забыл. Но однажды на книжном развале, разбирая букинистические издания, наткнулся на тот самый томик, который некогда так испугал меня в библиотеке. На почти новенькой обложке значилось: Ф. М. Достоевский «Записки из Мёртвого дома». Было похоже, что прежний владелец издания мало интересовался его содержанием.

Дома я развернул местами слипшиеся страницы и закрыл книгу далеко за полночь. …

Сибирь. Каторжный острог. Дворянин Горянчиков, осуждённый за убийство жены из ревности. И его товарищи по несчастью: заклеймённые воры, убийцы, бродяги. Кругом цепи, ругань, физическая и моральная нечистота. Истории преступлений, тяжёлые и смутные, как винный угар. Помню, меня впервые поразила тогда мысль Достоевского о том, что человек ко всему привыкает. Даже к такому.

И вместе с тем, эта вещь писателя-каторжанина не оставляла ощущения безнадёжности. Тогда я так и не смог понять, почему. Но мой приятель был прав, намекая на то, что смысл подобных книг открывается лишь при повторных прочтениях. Именно христианский дух этой книги, дух смирения и всепрощения, осознания целительности страданий делает «Записки» вечной книгой врачующей душу читателя.

Правда, некий горький привкус книга всё же оставляет у современного читателя. Но виноват в этом не Достоевский. Со времени, когда «Записки…» вышли в свет и до наших дней прошло полтора века и даже чуть больше. Между тем, как мало подвинулся в своей нравственной эволюции человек! Перечитывая «Записки…» уже в наши дни другой писатель трагической судьбы, Варлам Тихонович Шаламов, вынужден был признаться: «Как мало изменилась Россия!» Более того, Шаламов даже намеревался «разоблачить наивность «Записок…», их литературность. По мнению автора «Колмыских рассказов» реалии современных Мёртвых домов далеко превосходят всё, увиденное Достоевским.

Но, думается, обвинять автора «Записок…» можно в чём угодно, но только не в наивности. Глубины человеческого падения Достоевским были исследованы всесторонне. И из путешествия по этим кругам адам вышёл он с твердой верой в «идеал Христа» , выше которого писатель не признавал ничего.