Мы молодые пацаны, не спецподразделение «Альфа»

10 марта 1995 года, во время штурма Бамута, разведвзвод под командованием сержанта Бларнейского ворвался в дом, где боевики удерживали детей для «живого щита». Боевики открыли кинжальный огонь, чтобы вернуть себе заложников, и Бларнейский принял решение выносить детей из под огня. Взвод Бларнейского спас тогда восемнадцать детей, из них восьмерых вынес сам сержант:

На фото: Даниил Бларнейский перед армией. Вот этот совсем юный мальчишка смело пошел под пули и спас 18 детей!!!

«Тяжело вспоминать, не хочется углубляться в детали. Остались вопросы с той операции, на которые я не смогу ответить никому и никогда, как все произошло и почему. Приказ мы получили накануне, толком не знали, что там происходит. Мне было на тот момент 19 лет, уже сержант мотострелковых войск. 10 марта 1995 мне дали в командование группу из 30 человек – молодых ребят по 18-19 лет.

Я не ожидал, что нас отправят на штурм Бамута. В этом селе находились боевики, которые взяли в заложники людей, они держали их в старом амбаре. Нам дали приказ: «Стоять на позициях и не вмешиваться». Мы изначально понимали, что боевики обходят нас и по количеству, и по оружию. Мы заняли позицию около села. Все бойцы знали свою задачу, но тут все изменилось… Мы услышали вопль, крики, началась какая-то потасовка внутри амбара. Пришлось вмешаться. Поняли, что там дети…

Как потом оказалось, в заложниках были и взрослые. Именно они устроили потасовку, чтобы привлечь наше внимание, их сразу убили. В этой ситуации нельзя было медлить, я расстрелял рацию – приказ был нарушен. Вернемся или нет – только Богу было известно. Но там дети.

Когда нас заметили боевики, они подожгли амбар, в котором и находились заложники. Сейчас, анализируя ситуацию, я понимаю, что все это было сделано специально, чтобы поймать нас в ловушку. Но тогда перед глазами были только детские лица и их пронизывающий крик, он до сих пор в моих ушах. Началась перестрелка. Мы выносили детей из амбара, уже рушился потолок, огонь сковывал движения, от гари щипало глаза, невозможно было дышать. Мы вытащили из горевшего здания всех детей.

Их было 18, всем по 5-6 лет. Они кашляли и плакали. Мы оказались в окружении, чего и добивались боевики. Перестрелка не прекращалась, а идти с маленькими детьми – это можно сразу ставить крест на жизни. В тот момент мы не задумывались о себе, только дети и их спасение. Я взял ребенка и, прикрывая его своим телом от пуль, побежал от амбара к дороге, чтобы передать своему бойцу. Такое чувство, что время остановилось в тот момент: я не понимал, сколько часов прошло с начала операции, оно казалось вечностью. Я не видел уже ничего вокруг, кроме пролетающих пуль и как один за другим мои ребята падают на землю, мертвые…

Помню только, как осталась одна девочка.

Она прижалась к земле, плакала. Девочка была ранена, вся ее одежда была в крови. Я прижал ее к груди и побежал. В меня выстрелили, ужасная боль – жилет не выдержал, пуля прошла к телу. Все почернело, но голова давала сигнал: «Ты должен. У тебя на руках ребенок». Я донес ее до укрытия и упал, но сознание не отпускало меня: там были мои бойцы, им нужна помощь. Я надел другой жилет и вернулся к месту перестрелки. Мой товарищ был сильно ранен, я пытался его спасти, отстреливался до прихода помощи. Он умер в больнице…

Животный, леденящий страх, который парализует мысли, все тело до кончиков пальцев ног. Вот, что я чувствовал тогда. Мне сейчас 39 лет, я нахожусь за 2000 км от того места, но мне и сейчас страшно. Столько лет прошло. Просто стыдно, что ты здоровый мужик, а тебе страшно… О геройских вещах от меня не услышите, бравировать не собираюсь. Страшно за себя до такой степени, что СТРАШНО… Все понимали, это конец, но служба есть служба – и мы сделали это. В тот день мы спасли всех детей. Из моей группы осталось всего четверо, а 27 ребят не вернулись с той операции. Мы сделали тогда выбор, пошли против устава, пошли на смерть.

В моей жизни часто вставал выбор. И в тот день пришлось его сделать. Когда от твоего решения зависят жизни людей, и какой бы ты выбор не сделал, исход не однозначен. Я ослушался приказа, пошел спасать детей и повел за собой ребят. Мы с самого начала осознавали, что не вернемся оттуда. Мы молодые пацаны, не спецподразделение «Альфа», обычные солдаты, которые любили жизнь, мечтали о детях и семье. Но мы сделали этот выбор.

Я никогда не задумывался, что в моей жизни может встать такой выбор. Но приходилось выбирать постоянно. Я окончил школу, поступил в ПТУ на электрика. В 18 лет пошел в армию, попал в учебку. Оттуда уже в Чечню. Первая моя операция проходила в Грозном на Новый год, Там я увидел смерть в лицо, почувствовал ее запах.

Получил медаль «За отвагу», сержанта – приятно. А потом операция 10 марта 1995 года в Бамуте. Чуть под трибунал не отдали за нарушение устава, комиссовали: «Нарушил приказ! Не вмешиваться!». А мы вмешались. Тогда и «поцарапало» немного, осколками задело, пулей в спину. Еле довезли, совсем «плохой» был. Но выжил, все хорошо. Наградили Орденом мужества. Отучился в институте на технолога, красный диплом. Теперь шеф-повар, готовить очень люблю. Вроде бы простая жизнь, простой человек, а что за плечами, какой груз…

Я не жалею, что так сложилась судьба. Я служил своему народу, своей Родине. Родина, есть ли слова в русском языке, чтобы рассказать о ней. Что это для меня? Родина – это долг, большое чувство, верх всего. Если ты мужчина, то ты – солдат, защитник.

Я по-другому и не мог поступить, как бы я посмотрел в глаза моих дедов? Мой дед погиб под Сталинградом, бабка воевала. Я просто не имел права жить иначе. Я счастлив, что защищал свою Родину, свой народ. И я всегда готов встать на защиту вновь».