Стоп РАН

Российская наука снова оказывается в центре большой политики. С одной стороны, вероятное закрытие фонда «Династия» дает ясный сигнал бизнесу: вкладывать в научные исследования в России не имеет смысла. То есть надеяться, что финансирование науки у нас в обозримом будущем пойдет по западному пути, когда значительное количество лабораторий и университетов находится в частных руках, не стоит. С другой — само государство предлагает ученым радикально пересмотреть существующие правила игры в сфере финансирования науки. Сейчас каждый институт получает из бюджета фиксированную сумму, которая распределяется по усмотрению руководителя научной организации. Минобрнауки выступило со смелой инициативой: не менее 75% средств выделять конкретным ученым и группам исследователей на конкурсной основе.

Руководство РАН в лице Владимира Фортова предсказуемо протестует против такого сценария. Ясно, что от традиционной уже, сложившейся за последние 25 лет системы финансирования науки при реализации этого сценария ничего не останется — бюрократы от науки полностью потеряют контроль над ситуацией в подведомственных организациях. При этом Фортов, как опытный администратор, кажется, понимает, что старую систему спасти уже не получится, и призывает искать компромисс в эти «трудные времена». Однако по-настоящему алармистские сообщения приходят от молодых ученых. Биолог Евгений Онищенко, например, подсчитал, что если требования Минобрнауки станут реальностью, РАН придется сократить штаты научных сотрудников в три раза.

При этом аргументация чиновников — что бывает не так уж часто — в данном случае может быть названа убедительной. В Федеральном агентстве научных организаций (ФАНО) говорят, что нынешняя система финансирования является рудиментом 90-х годов, когда государство не выделяло на науку сколько-нибудь существенных средств.

Тогда поступающие из бюджета символические суммы использовались для поддержания текущей жизни в оставшихся НИИ. Постепенно, по словам представителя ФАНО Алексея Медведева, все адаптировались к такой ситуации: государство недоплачивает ученым, но и не спрашивает с них результата. Теоретически сейчас все должно поменяться: ученые получают деньги, но на конкурентной основе и под конкретные результаты.

Звучит хорошо, но в ФАНО предпочитают умалчивать о том контексте, в котором предлагаются эти как бы прогрессивные меры. На фоне растущего дефицита бюджета перед правительством по-прежнему стоит вопрос о выполнении майских указов Путина от 2012 года. И если не привлекать дополнительные источники финансирования, повысить зарплаты для ученых можно лишь за счет сокращения их численности. При этом чиновники не считают необходимым ни обсуждать судьбу ученых, признанных неэффективными, ни всерьез консультироваться с научным сообществом — готово ли оно выдавать те самые результаты на подобных условиях.

Показательной в этой ситуации является позиция Валерия Рубакова, одного из самых успешных и цитируемых российских физиков. Ученый категорически выступил против новой системы финансирования науки, хотя его самого трудно обвинить в неэффективности и консерватизме. Рубаков сумел организовать продуктивную работу в Институте ядерных исследований РАН задолго до нынешних «оптимизаций». Его выступление против ФАНО заставляет нас задать два вопроса. Во-первых, насколько компетентны действия чиновников-реформаторов? Во-вторых, можно ли в принципе доверить судьбу национальной науки небольшому закрытому клубу чиновников и принимать подобные решения без широкого обсуждения с участием ученых?