АНОНС! ВЕЧЕРНЕЕ ЧТЕНИЕ

Совершенно случайно я получила БОЛЬШОЕ удовольствие, прочитав эту вещь.

Тут дан отрывок, для затравки, а полностью можно прочитать тут:http://maxpark.com/community/5858/content/3437395

ВЫБОР

Я на убитых деньги не зарабатываю.

   Пилит и пилит. Настроила свой язык, как токарный станок и стружку с души снимает. До дна достаёт. А оно и так за несколько лет «новой» жизни, которая хлынула, словно водопад, продырявилось. Того и гляди, что обвалится.  Не даёт ни отдохнуть, ни продохнуть, заездила и не слазит, угнездилась, как на коне, только плетью не хлещет, всё  думает перестроить его на свои мысли.

   А начала скоблить с тех пор, как  Кутузкин и Фонарёв неделю назад уехали за временными деньгами, как в станице называют «убойные деньги», а муж Сергей не захотел ехать...

   И покатила.

Настырная баба, что камень с горы. Звёздочную наклейку ей бы  поставить, да никогда руку Сергей на неё не поднимал. Не мужское дело  бабьё тело кулаками замешивать. С мужиками махнул пару раз в лоб, тройку в бока. Если мало, то и на спине между лопатками или на носе рассечку  можно поставить и расписаться. А расписываться Сергей может. Не с мякины отец и мать его вылепили, а с дедовской крепости. У деда Ивана спина от оглобли не прогибалась, а оглобля ломалась...

   ...Не выдержал Сергей, бывший тракторист, почти тридцать  лет, отлаживавший совхозные поля под зерно, подсолнечники, кукурузу, выметнулся с летней кухни, которая к дому, как ласточкино гнездо прилепилась. Желваками бугристыми заиграл, запустив с маху  ногой в ярости в пустое, помойное  ведро, которое, распарывая воздух, со свистом забор перескочило и на улицу вылетело, в стороне оно стояло, но в бешенстве всё мешает, где бы ни мостилось.

    Завихрился Сергей по двору кружалом, даже пыль скрутил в столб. Куда бы ещё злость приложить и наслоившуюся накипь с души вытряхнуть. Возле курятника заметил он  топор, схватил и к берёзовым чуркам не шагом, а вихрем помчался и давай вдоль и поперёк осаживать их.

За ним вылетела жена Светлана.

- Не подходи, - заорал Сергей. – Зарублю, мать твою.

   Запустил бы слова и покрепче, чтоб её с порожек  в кухню загнать, а она стала, как вкопанная, и стоит. Ну, и стерва, баба.

   Сергей ещё больше её припаливает, а оторвать глаз не может. Мало, что ухватистая на руку. Дом в чистоте держит. Одежонка ребятни хоть и заплатанная, да заплатки так в аккурат подобраны, словно на фабрике шили, а не через её руки с иголкой и ниткой прошли. Огород  кургузый, а насыщенный, и сама в цвете. Куда не кинь взгляд хоть на ноги, хоть на грудь и лицо – везде взгляд липнет, а сердце от этого, вроде, по всему телу шмыгает и кровь гоняет, да так, что в голове мысли горят...

    Выписанная баба. Идёт, так не корячится, не шкрябает,  как другие. Ветром несётся. Всё своё, как на показ несёт, так что мужики, когда глянут на неё, масленеют в глазах и  вздрючку от своих жён на полную завёртку получают.

- Ляпнула с дуру, прости, Сергей.

- С дуру? – Чурка с разрывающимся звуком промахнула по двору  и, воткнувшись в  калитку, снесла её. – Ты мне ляпаешь уже целый месяц об этом.

- Две недели, - вставила Светлана.

- И всё с дуру?  Не поеду.

   Он со всей силы всадил топор в пенёк от спиленной дикой груши. Запыхавшись, сел на  просмолённую шпалу, и, вытащив пачку сигарет «Дон», разорвал её, вынув одну замозоленными пальцами, закурил. Задохнулся от сильной затяжки. Чтобы ещё под руки схватить, да треснуть? Отделался ногами. Всю пачку растоптал. Жара парит, на спину, словно кипяток наливают. Сергею бы в холодок, да  разговор с женой его голову, как гвоздями забивает.

   Серёга мог бы сбрехать. Сказать, что поедет, а сам уехал бы к брату в деревню.  Там тоже не гладко и ровно жизнь идёт, ухабами и рытвинами тоже перевита, но порыбачил бы месячишка два, возле костра ночью посидел бы, тишь послушал, ухи с братом похлебал бы и заполировал бы самогоном. В сене луговом  поспал бы...