Биография семьи

Я никогда не встречался со своими дедами. И сейчас, когда я старше каждого из них, таких, какими они пропали без вести, мне хочется записать уже для своих внуков ту историю, которую я помню со слов своих родителей, бабушек.
Итак. Мой дед по отцу был башкирином. Тимиров Муса Фатхеевич, 1908 года рождения, из г. Баймак, в первый раз призван в 1939 г., по словам бабушки, воевал на финской, дослужился до старшего сержанта, помкомвзвода, в июле 1941 г. был мобилизован и отправлен из Уфы вместе с другими бойцами на Ленинград. Но где-то под Ленинградом эшелон разбомбили и после от деда не было ни одной весточки. Бабушка про него мало что рассказывала. Знаю только, что его родители были баями, жили очень богато. Видимо, поэтому дед смог получить образование в Уфимском педагогическом техникуме, по окончании которого был направлен в родной Баймак директором школы. Жили они там с бабушкой довольно зажиточно, по крайней мере на одном фото, где бабушка позировала на какой-то лужайке, рядом с ней стояла девушка с ребенком. Ребенком, кажется, был мой отец, а на мой вопрос, что за девушка, бабушка небрежно отмахнулась: "А, горничная".
Сама же бабушка, в девичестве Насырова Фатыма Нурисламовна, была родом из п. Чишмы, тогда еще маленькой деревни, из бедной семьи, в которой было 6 дочерей и ни одного сына. Мальчики рождались, но умирали в детстве. По "Столыпинской реформе", как говорила бабушка, крестьянам давали землю по количеству "лиц мужеского пола", моему прадеду, естественно, ничего почти не досталось. Когда в 1912 г. родилась бабушка, причем с сестрой-двойняшкой, отец с горя ушел на несколько дней в лес, а мать всерьез подумывала двойню утопить. Но, слава богу, не решилась, за что ей отдельная благодарность от потомков. После революции землю раздали крестьянам "по количеству едоков", и у прадеда возникла новая проблема: как обработать 9 десятин, когда в доме только одна пара мужских рук? Примерно в это же время через Чишмы проложили железную дорогу, и деревня превратилась в крупный железнодорожный узел. Жизнь оживилась, бабушка бегала на станцию продавать пассажирам молоко, там и выучила русский язык. Училась в школе, что интересно, в младших классах ее учили арабскому алфавиту, в старших латинице, а в техникуме уже кириллице. В итоге бабушка и в глубокой старости свободно писала как арабским, так и латинским шрифтом. Как-то утром в январе 1924 г. она с детьми пришла в школу. Навстречу вышел в слезах учитель и сказал: "Дети, идите домой, уроков не будет. Ленин умер." Бабушка рассказывала: "Мы так мало знали о нем, что побежали домой с криками: "Ура, уроков не будет! Какой-то урыс (русский) умер!"
Еще бабушка рассказывала, что как-то через деревню проходил чехословацкий корпус и у них в доме встали на постой несколько солдат. Она запомнила, что один из солдат упражнялся на улице с шашкой, она подошла поближе и чуть не попала под удар. Чех страшно испугался, подхватил ее на руки, осматривал, пока не убедился, что, слава Богу, не поранил, и передал в руки окаменевшей от ужаса матери. Еще она помнила голодный 1921 год. Тогда в их деревню приехали волонтеры из армии спасения США. Они давали детям по куску белого хлеба и кружке какао в день. Она на всю жизнь запомнила тот кусок хлеба и всегда тепло относилась к Америке. Также она рассказывала, что после введения НЭПа у них как-то сразу появилось множество лавок. Она тогда впервые увидела финики. Это меня поразило. Представляете силу коммерции? Только прошел голод, военный коммунизм и тут, спустя буквально полгода в глубине России в лавке продают финики!
Сестра-близняшка бабушки умерла намного раньше бабушки, от рака. Бабушка долго переписывалась со своей младшей сестрой, Наилей. Та вышла замуж и жила в деревне мужа - Сафарово, около Чишмы. Папа ездил туда в детстве с бабушкой, помнит немного. Я же их, к сожалению, никогда не видел. Бабушке раз в год приходила от сестренки посылка с медом и соленым гусем. Мед был роскошный, настоящий башкирский мед. Мы его переливали в деревянный бочоночек из липовой скульптурки медведя с бочонком. Мед съедался, но еще несколько месяцев из бочонка шел аромат меда. В ответ бабушка посылала южные сухофрукты - курагу, изюм.
О дедушке я знаю очень мало, но как-то я был в архиве МВД в г. Уфе с моим дядей по матери, где он обратил мое внимание на стенд, посвященный Отечественной войне 1812 г. Там я с изумлением увидел свою фамилию и узнал, что "1-й тептярский полк под командованием майора Темирова принял участие в боевых действиях в составе отдельного казачьего корпуса атамана Платова". Если учесть численность Башкирии того времени - что-то около 50 000 человек - население небольшого городка, то он мог вполне оказаться моим предком. Проверить, конечно, сложно, но душу немного греет наличие такого геройского, пусть и предположительного предка. 
Бабушка рассказывала, что она влюбилась в деда на первом же курсе. Он был старше ее на 4 года, учился на старших курсах и не обращал никакого внимания на  первокурсницу. Она же привела в действие всю женскую хитрость и  к окончанию техникума они были мужем и женой.

 Бабушка, насмотревшись в детстве на бедность, не хотела иметь детей. Тем не менее в 1932 г. она родила девочку, которая прожила 2 года и умерла, если мне не изменяет память, от скарлатины. После этого они удочерили другую девочку, дальнюю родственницу, но и она скончалась. Бабушка не хотела больше рожать, даже сделала один раз себе искусственный выкидыш, случившийся у нее в магазине. Она рассказывала, что потеряла сознание и ее увезли на скорой. Несмотря на все это, в 1939 г. у них родился здоровый мальчик, который и стал моим папой.

Ташкент - город хлебный

После того, как дед пропал без вести, бабушке пришлось туго. Она не получала паек на мужа-фронтовика, тут еще, видимо, стали намекать, что байский сынок, возможно, и не пропал вовсе, а перешел к немцам. А что делали с женами изменников Родины, знали тогда хорошо. Короче, бабушка собралась чуть ли не в 24 часа, села с сыном в поезд и поехала на юг. 
 Вышла она на вокзале в Ташкенте. И первое, по ее словам, что бросилось в глаза - хлеб! Белый хлеб! Горы лепешек из пшеничной муки, продававшиеся на каждом углу. Она на моей памяти до конца жизни не покупала ржаной хлеб, говоря, что наелась его в войну.
В Ташкенте она получила направление в Кокандский детский дом воспитателем. Приехав туда, она получила комнату, паек на себя и на ребенка. Жизнь налаживалась. По крайней мере, голодная смерть им уже не грозила. Но, видимо, на всякий случай, она поменяла фамилию на девичью, с которой и прожила всю оставшуюся жизнь.

Она рассказывала, что у них в детдоме были дети, эвакуированные из Ленинграда. Когда в начале 80-х вышел фильм "Ленинградцы, дети мои" узбекского режиссера Д. Салимова, я очень хотел сводить ее в кино, но потом испугался, что ей может стать плохо во время просмотра. Так этот фильм никто у нас и не посмотрел. Отцу наверняка тоже было бы тяжело вспоминать все это.

Папа Вася

После окончания войны вместе с другими демобилизованными в детдоме появился учитель русского языка. Он прошел 2 войны, финскую и Великую Отечественную, сначала штабным писарем, а потом фельдшером, носил круглые интеллигентные очки, был родом из Чувашии и, в общем-то, понравился моей бабушке. Женщина она была видная, и разница в возрасте - он был на 6 лет моложе, не смущала ее. Так у моего отца появился отчим. Звали его Василий Яковлевич Яковлев. Я в детстве называл его "папа Вася", так его за глаза называли потом все родные, так я его буду называть и дальше.
В наше время, получив доступ к сайту объединенной базы данных МО РФ, я посмотрел данные о нем и понял, почему папа Вася часто говорил, что хочет написать роман о своей судьбе.

Роман мог получиться очень захватывающим. Достаточно того, что по данным сайта, Василий Яковлевич пропал без вести в июле 1941 года под Львовом! Я помню, как он рассказывал, что перед войной их переместили в западную Украину. Он даже рассказывал, как однажды он шел в штаб по лесной дороге и его нагнала телега с местным крестьянином. Крестьянин радушно предложил молодому солдату доехать на телеге. Папа Вася очень испугался: их предупреждали воздерживаться от контактов с местным населением из-за возможных провокаций. Но крестьянин оказался совсем безопасным и по дороге сказал: "Ты, солдатик, нас не бойся, мы русских любим. Мы большевиков не любим".
И что интересно, начал он войну писарем, а закончил - фельдшером. Причем про вторую часть нигде в интернете данных нет. И сам папа Вася никогда про это не упоминал, как, впрочем, и о своем участии в войне.

Киргизия

Однажды папа Вася пришел к моей бабушке, моему отцу уже было около 11 лет, и сказал: "Есть такая республика - Киргизия, там нам дают работу и жилье". Бабушка представления не имела, где это находится, но мужу верила безоговорочно и через месяц они уже получали направление на работу из управления народного образования в г. Фрунзе.
Школа, куда их направили, оказалась киргизской, деревня с громким названием "Путь Ильича", тоже. Там им дали саманную землянку. Километрах в 10 находилась огромная, около 10 000 жителей, русская деревня Бурулдай, туда и определили учиться моего папу. Ходил он туда до 10 класса пешком. Он рассказывал, что путь его лежал мимо конефермы и он всегда с удовольствием наблюдал, как выгуливали мощных красавцев жеребцов, как он восторгался их силой и грацией.
 Папа Вася и бабушка были определены в киргизскую школу преподавателями русского языка, бабушка в младших, а папа Вася в старших классах. Потом папа Вася взял еще на полставки преподавание немецкого языка (и когда его успел выучить - загадка), в общем, стали довольно зажиточными, по местным меркам, людьми. 
Интересно, что к бабушке киргизы приводили на учебу своих детей и говорили: "Мясо ваше, кости наши", что означало разрешение бить детей, но только не ломая костей. Гораздо позже я узнал, что этой формулировке не один век, а, может, и больше. 
Через несколько лет они купили в той же деревне небольшой домик, тоже саманный, и это был дом, который я уже застал. Мой отец, закончив школу, поехал в город Фрунзе поступать в университет, что, в общем-то, неудивительно для сына учителей, поступил на вечернее отделение, факультет механико-математический, стал работать на стройке, где и познакомился с моей мамой.

Мое детство. 

Мои родители познакомились, будучи студентами - вечерниками и строителями днем. С такими нагрузками не до флирта, поэтому они моментально поженились, тут же получили однокомнатную квартиру, как молодая семья и передовики производства. Там я и родился.
Мне было около 10 месяцев, когда меня привезли в деревню дедушке с бабушкой. 60-е годы потом назвали красивым словом "бэби-бум", что для моих родителей означало полное отсутствие мест в садике, о чем я и не жалею, потому что благодаря этому все мое детство прошло в деревне под чутким и внимательным контролем и заботой двух педагогов - профессионалов. Первые мои воспоминания связаны именно с этой деревней. Я помню один обрывок, эпизод, меня держит на руках папа Вася и спрашивает; "Где папа, где мама?" Вечереет, перед глазами роскошный закат с багровым небом, переходящим выше в желтый, потом синий и в фиолетовый цвета, я смотрю туда и точно знаю, что мои родители там, где заходит солнце, поэтому я уверенно тычу ручкой в сторону заката.
Жил я у них почти безвылазно до школы. Родители навещали меня, видимо, по выходным, и не каждый раз, все-таки до города было более 100 км, и, когда я начал говорить, я назвал бабушку "мамой", а дедушку "папой". Они рассказывали, что очень долго переучивали меня называть их правильно, и в итоге я стал называть бабушку "баба", но дедушку упрямо называл папой, точнее, папой Васей. Так его потом все за глаза и называли.
После того, как родители окончили учебу, они стали работать по специальности: папа в школе учителем физики, а мама шеф-поваром в столовой. Тогда же папа Вася вдруг захотел получить образование. Он поступил в университет на филолога, кажется, на заочное отделение, естественно. Мама рассказывала, как он приезжал к ним на сессию, как готовился. Ему было трудно учиться, все-таки возраст - под 50 лет. Но он успешно закончил ВУЗ и продолжал работать в школе. У меня сохранился блокнот, где каллиграфическим почерком выведено что-то вроде шпаргалки - краткое содержание повестей, романов, съездов ВКПб и КПСС, там же записаны расписания занятий, даже указано, где и с кем он должен был встретиться в такой-то день.

В школе мои деды работали основательно. У отца есть газета, где было написано о деде. Он был первым в республике учителем русского языка в киргизской школе, создавшим тематический кабинет, со стендами, портретами и т.п.

В этой школе вырос и я. Как только я начал ходить, меня потащили в школу, ведь бабушка еще не была на пенсии. Я немного помню, как сижу за очень высокой для меня партой и болтаю ногами, как на переменах меня тискают дети. 
В общем, к четырем годам я уже  бегло читал.
Когда мне исполнилось 6 лет, бабушка ушла на пенсию. Они тут же купили дом в Бурулдае, это был уже капитальный дом, кажется, даже немецкий, с печкой - голландкой посредине, греющей все комнаты, включая кухню, с 15 сотками земли, в центре деревни, на улице с символичным названием Интернациональная. Она и была интернациональной, по крайней мере наш квартал.Слева от нас жили киргизы, за ними чеченцы, потом русская семья. Справа русские, немцы, украинцы. Через дорогу - уйгуры, рядом с ними еще немцы. Вот такой "интернационал" моего детства.
Каждое лето я проводил в этой деревне, на Интернациональной улице. Детей моего возраста было много, мы играли в забытую к тому времени в городе лапту, правил я, к сожалению, не запомнил. Верховодил у нас сын председателя колхоза, на 3 года старше меня. Это был прекрасный, высоко порядочный человек, которого я буду помнить всю жизнь. Он нас действительно воспитывал. При нем мы не могли заматериться, он пресекал любые попытки национализма. Он был действительно порядочным человеком. Помню его имя - Витя Горбов. Что с ним стало, не знаю. Я надеюсь, что он жив и его жизнь сложилась удачно. 
До конца 5 класса я каждое лето проводил в деревне, за исключением  поездок с родителями на море.

Школа 

Когда меня бабушка повезла в город отдавать в первый класс, неожиданно выяснилось, что родители обменялись на 2-х комнатную квартиру в соседнем дворе. Я так привык к деревне, что помню, как мне было не по себе ходить среди высоких домов. Это были 3-х, 4-х этажные хрущевки, но мне они казались высотками.
В школу меня брать не хотели, так как мне не хватало до 7 лет аж 27 дней. Но, как выяснилось, завучем в школе была бывшая учительница моей мамы, и меня пригласили на Комиссию. Я пришел с мамой в школу с учебником "Родная речь" для 2 класса под мышкой. Учительница с добрыми глазами спросила меня, что у меня за книжка, я гордо назвал ее, потом меня кто-то попросил назвать буквы на обложке. Я обиделся, открыл книжку на первом попавшемся месте и громко прочел какой-то рассказик. Учителя переглянулись и та самая, с добрыми глазами, сказала: "Я беру его к себе". Потом я узнал, что это была одна из лучших учителей республики, Евфросинья Афанасьевна Егодурова, вечная ей память. 
Мне вообще везло на уникальных людей, тепло души которых я ощущаю сквозь десятилетия. Я с теплотой вспоминаю своих учителей, реально заботившихся о нас, болевших за нас душой.