Дневник лейтенанта Горелова. Часть II. Пролог.

                
Юрий Лазарев.

                
ДНЕВНИК   ЛЕЙТЕНАНТА   ГОРЕЛОВА

Часть II

Поезд «Санкт-Петербург-Севастополь».
Октябрь 200… года.

Я сплю крепко. Старая корабельная привычка. Правда, в поезде на остановках частенько просыпаюсь. А тут – Москва. Стоять тридцать минут. Услышал негромкий шум и суету в купе. Александр и ещё двое мужчин крепкого телосложения аккуратно разбудили и подняли Игоря, стали помогать ему одеваться. Потом втроём вывели ещё не протрезвевшего нашего попутчика в коридор и вынесли следом его вещи.
По звуку дыхания Татьяны понял, что она тоже не спит. Спящий человек дышит ровно и редко, не делает даже изредка глотательных движений.
 Александр скоро вернулся, раздражённо снял постельное бельё Игоря с матраца и перенёс на его бывшее место свою постель с верхней полки.
«Что-то случилось?» – тихо спросил я у Александра, перестав прикидываться спящим.
Тот явно без желания ответил: «Он только до Москвы ехал. За компанию, так сказать. А папа за ним прислал машину и охранников. Папа у него – олигарх. Здесь, в Москве живёт. Один из соучредителей нашей фирмы. Ну, не олигарх, конечно, но денег хватает...»
«А чего это Вы вниз съехали?» - удивился я, поздно поняв, что проявил неуместное любопытство.
«Да…, так просто», -  почти растерянно ответил Александр, ложась на постель, и демонстративно отвернулся от меня лицом к стенке.
Всё оставшееся время стоянки мы лежали в полной тишине. Никто не спал. Потом, наконец, поехали, и я быстро заснул.
Утром, открыв глаза, я обнаружил, что Александр уже встал и тихо пил утренний кофе. Кажется, от запаха кофе я и проснулся. На верхней полке напротив Татьяны спит новый пассажир. Из-под простыни торчит только взлохмаченная седоватая шевелюра. На вешалке висит чёрная кожаная куртка, заляпанная грязью на спине, в районе подола.
Выспался. Я всегда хорошо высыпаюсь в поезде. Я люблю поезд с детства. Только жаль, что давно уже нет стука вагонных колёс. С ним было романтичнее. Уже лет сорок стыки колёс сваривают,  а не привинчивают гайками. Рельсы портятся меньше. И романтики меньше. Но скорость поездов всё равно упала по сравнению с советским временем. Парадокс демократического прогресса?
Сейчас приведу себя в порядок, дождусь, когда Александр уйдёт к своим в соседнее купе (что ему здесь делать?), и продолжу чтение дневника.
После  умывальника я, не спеша, принялся завтракать.  Но, вопреки моим ожиданиям, мой вчерашний оппонент вовсе не собирался уходить к приятелям. Он достал книгу Акунина и погрузился в чтение. Я постоял немного у окна в коридоре. Послушал. Во всём вагоне тишина. Наше с Александром взаимное «доброе утро» было пока единственным звуком речи.  В соседнем купе – тоже тишина. Друзья Александра спят. Видать, он самый крепкий среди них. Кстати, очень крепкий. Наверняка подкачивается в каком-нибудь фитнес-клубе.
Хоть бы Татьяна проснулась что ли. Он бы на неё отвлёкся. Уже десятый час. Хотя, сто грамм коньяка…
Всё! Буду работать. Не боюсь же я этого парня в самом деле? После вчерашнего разговора у меня появились интересные мысли…
Я снова достал из походного портфеля карандаш, листы «Дневника» и начал их перечитывать.
Мой покой длился недолго. Видимо, Александру надоело читать Акунина. Он положил свою брошюру на колени, откинулся к стенке купе и посмотрел в мою сторону.
«Вы продолжаете заниматься своей книгой?», - произнёс мой сосед и, не дожидаясь моего ответа, продолжил: «Вы извините, я вчера резковат был. Это всего лишь моё частное мнение. Но я от него не отказываюсь».
Я понимающе кивнул в ответ, но промолчал.
Однако Александр продолжил: «Если Вы позволите, я найду у Вас  эпизод, который, на мой взгляд, просто никакой критике не подлежит. Такое нельзя сейчас писать. Я не из критиканства, просто помочь хочу».
Мне стало любопытно и действительно страшновато: «Это какой же эпизод? Подскажите, я найду».
Новый попутчик сверху закашлял и заворочался на своей полке. Мы снизили тон разговора.
«Ну, там про Ленина. Ваш герой о Ленине почти как о Боге высказывается. Помните, он читает цитату на столе под стеклом в комнате своего начальника и вспоминает портрет Ленина в своей прежней каюте…», - объяснил Александр.
«В наше время отношение к Ленину было другим», - ответил я, а сам облегчённо подумал: «Хорошо. Значит он до записей об Иисусе Христе ещё не добрался. Дэн Браун отдыхает!»
Александр наклонился ближе к моей полке: «Я понимаю, но книгу-то Вы пишете в наше время. И читать её будут люди, знающие, кем был на самом деле «вождь мирового пролетариата»! Я чувствую, что Вам не нужно напоминать, какие преступления совершены Лениным? Гражданская война, миллионы жертв, массовое истребление интеллигенции, разрушенная страна, просто предательство в интересах Германии! Разве этого не достаточно, чтобы предать анафеме этого человека и его идеи?»
«Для нашего поколения Ленин был великим вождём», - я очень не хотел продолжения вчерашней дискуссии, но и поддакивать Александру не мог.
«Он был кровавым тираном и привёл к власти ещё более кровавого», - врезал мне мой молодой оппонент, но разговор был прерван тем, что наш новый попутчик с верхней полки опять закашлял там, у себя наверху, задвигался, поднялся, начал одевать брюки, лёжа на полке, потом спустился вниз. Какой-то сгорбленный, взъерошенный, небритый, с боевыми шрамами от сна на лице и запахом перегара, укутанный накинутым на плечи полотенцем. Он прихватил с собой комком какую-то свою одежду и вышел из купе.
Даже сладко спавшая Татьяна заворочалась на своём месте.
Александр так красноречиво-брезгливо проводил взглядом этого типа, что я без озвучивания понял:  вот вам – типичный представитель вашего поколения!
Какое-то время мы молчали.
Александр предложил мне кофе из своего термоса. Хороший кофе. Пригодился и мой лимон, оставшийся от вчерашнего коньяка. Сразу понятно, что командировщик он опытный. А если посылают в командировки, значит и специалист неплохой.
Мы замечательно попили кофе в полной тишине. И всё-таки мир не воцарился. Александр продолжил экзекуцию: «Извините, а Вы читали книгу «Красный террор в России?»
«Не читал, но наслышан…».
«Как же можно после такой книги нейтрально относиться к Ленину? А о том, как большевики на германские деньги организовали октябрьский переворот, Вы знаете?», - Александр видимо собирался провести со мной основательный экскурс в историю в целях исправления моих идейных заблуждений, но наша беседа опять была прервана.
Вернулся наш попутчик. Причёсанный, пахнущий дезодорантом, бритый, худощавый мужчина лет сорока пяти, теперь уже не только в брюках, но и в рубашке, мятой, но с галстуком. Со стаканом чая. Побухтел по поводу грязи на своей куртке, очистил её салфеткой, смоченной в кипятке (моё предположение об обрызгавшей его  зловредной машине оказалось верным). Достал со своей полки кожаную сумку, вынул оттуда горсть московских шоколадных конфет «Петушок–золотой гребешок», по одной конфете положил на стол напротив нас, сел на полку рядом с Александром и принялся пить чай. Странно, что-то неуловимо знакомое, но забытое мелькнуло в облике нового попутчика.
Александр выдержал демонстративную паузу, пока всё это действие происходило, и продолжил, как будто этого человека и не было: «Только один факт провоцирования бунта на германские деньги – это же измена Родине, государственное преступление! Именно поэтому этот факт и был скрыт от людей на долгие годы».
«Да, это была большая ошибка», - внезапно вступил в разговор наш попутчик, прихлёбывая свой чай: «Сталин много ошибок наделал. Надо было обязательно это обнародовать. Понятно, конечно, что подробности подобных операций – стратегический секрет. В годы гражданской мало кто понял бы. А позже… Возможно, какое-то время надеялись применить эту технологию ещё раз. Но ни мировой, ни европейской революции не случилось. Надо было обнародовать».
На мгновение опять воцарилась тишина.
«Это ты о чём?», - не выдержал Александр.
«Это я о том, как Ленин нашёл и использовал деньги и помощь одного из крупнейших империалистических хищников, Германии, для поддержки левого движения в России», - невозмутимо ответил бывший небритый.
«Грязные немецкие деньги…», - продолжил было Александр, но «бывший небритый» его перебил.
«Не более грязные, чем те, которыми пользовались тогдашние «патриоты». Им деньги давали охранка, российские оружейные и т. п. промышленники, чтобы война продолжалась. За эти деньги сотни тысяч мужичков свои жизни положили. В наши времена даже лучше, чем раньше, понятно, как деньги делают политику, чтобы потом вернуться гораздо большими деньгами. С помощью немецких денег Ленин всего лишь выровнял шансы в политической борьбе. А результат известен: революция победила, Россия вышла из войны, преодолев, казалось, неизбежную катастрофу, сначала потеряла часть территорий, но затем вернула их, а Германская империя в конце концов рухнула, едва социалистической республикой не стала. Заодно несколько притормозили Антанту, чтобы та воевала с Германией, а не революцию в России давила. Кто оказался победителем? Ленин. Это не Ленин – германский шпион. Это Германия оказалась его орудием. Гениальная стратегическая операция!»
Закончив фразу, новый сосед невозмутимо продолжил свой чай. Александр отвернулся к окну. Его лицо выражало полное негодование. Опять тишина.
«Вы извините, что я встрял. Я уже не спал, когда ваш разговор начался. Просто мне обидно, когда организаторы и жертвы нынешней пропаганды обвиняют нас в…, как Вы там сказали,… «относился к Ленину, как к богу?», - незнакомец обратился к Александру.
«Вам-то что за дело», - огрызнулся тот.
«Да так, ничего. Хотя, уже то приятно, что Вы человек не равнодушный. Активная жизненная позиция, как говорили во времена развитого социализма.», - бывший небритый от Александра обернулся ко мне: «А что за ленинская цитата под стеклом у начальника, что за портрет? Для «раньше» - это, конечно, типичный случай».
«Это из художественной книги …», - начал я было и опять почувствовал что-то знакомое в облике человека, сидевшего напротив.
«А, понятно, прежнее что-то», - отвернулся попутчик.
Александр оправился  от короткого шока: «Почему вы не знали тогда подлинной истории, понятно. Информации не было. Я говорю о том, на кой чёрт вам сегодня тему всеобщей любви к «вождю» поднимать, это же никому не интересно и большинству противно?»
«Я только мысли человека тех лет воспроизводил», - попытался объяснить я, но незнакомец перебил и меня.
«Что значит «не интересно»? Не было бы интересно, вы бы эту тему не поминали. Подозреваю, что это беда нового поколения. Попытка оправдания своего непродуктивного нигилизма нашими ошибками», - ответил Александру… Как его называть-то?
«Какой ещё «нигилизм»? Мы работаем, дело делаем, людей кормим и страну из разрухи вытаскиваем. А вы эту страну угробили и всю жизнь на кровавого вампира молились… Это ваше поколение – жертва пропаганды и советского образа жизни», - начал свою фразу Александр.
«До людей сейчас точно никому дела нет, и не страну вы поднимаете, и не дело -  вы деньги делаете», - глядя в свой чай, отвечал защитник социалистического прошлого.
«Мы просто нормально живём. Мы – свободные люди, работаем на себя, хотим – за границу едем, хотим – загородный дом строим. Мы сами решаем, что читать, что по телевизору смотреть, какую одежду носить, какую причёску… Вы же – набор рабских комплексов, которых у нас уже нет. Изображали верноподданичество! Друг друга боялись, друг друга закладывали. А чуть империя затрещала – все в кусты! Никого в защитниках не оказалось! Такую страну развалили!!!», - Александру, видимо, показалось, что он перехватил инициативу, а я почувствовал себя в их компании лишним.

В дальнейшем последовал диалог разгорячённых спорщиков. Господи! Вчера правый активист покоя не давал, сегодня к нему левый добавился.
«Насчёт ответственности нашего поколения за развал Союза это Вы абсолютно правы, как это не прискорбно. А вот что касается комплексов… За всех наших…, за всё наше поколение ответить не могу, но вот есть один, как Вы выразились, «комплекс», который в основном человека от животного отличает. «Совесть» называется. Так вот, этот комплекс в нынешнее время действительно умирает», - с сожалением в голосе произнёс старший спорщик.
«Ну, начинается! Это в ваши-то времена совесть в почёте была? Чистое лицемерие!», - Александр изобразил подобие смеха: «Как могут совестливые люди наплодить памятников Ленину по всей стране и обвешать своё жильё его иконами?»
«Вот это могу точно утверждать: для подавляющего числа людей в мои времена честным человеком было быть почётно, хотя и не всегда выгодно. Сейчас же иметь совесть глупо. Даже не знаю, стоит ли учить совестливости детей. Это же прямой путь к нищете. А вот ваше непонимание Ленина и причин народной любви к нему - это у вас наверняка от каких-либо личных обстоятельств, наверняка трагедия семьи, в связи с чем я Вам искренне сочувствую. Да ещё от слабого знания истории. В наши времена свои проблемы с этой наукой были, сейчас же – совсем беда. До чего же вы от нынешней пропаганды страдаете! Ну, хорошо, если Ленин – «кровавый», то кто не кровавый? Суворов, Пётр Первый, Александр Невский и многие другие нынешние «чистые» герои - кровавые…», - ответил новый попутчик.
«Бред какой-то. Причём тут Александр Невский?», - развёл руками Александр.
«Да не бред. Александр Невский, например, подавил антимонгольское восстание в Новгороде. Тысячи лучших людей, готовых к вооружённому сопротивлению иноземным поработителям, погибли. Но они не понимали, а он понимал, что сил Новгорода не хватит, чтобы отбить монголов, что в ответ на восстание монголы уничтожат последний островок русской независимости. Пришлось такой вот ценой добровольно принять татарских численников. Я Вам подобных ситуаций ещё с десяток рассказать могу, почти о всех наших великих. Вы поймите, ваше понятие «кровавости» Ленина, это от расстрела царской семьи и от «Красного террора». Не поминали без меня ещё эту книгу?»
Я закивал утвердительно, но опять же моё участие в разговоре не потребовалось. Александр контратаковал.
«А у вас есть возражения? Этого недостаточно?»
«Да, конечно, по-человечески жалко невинных, хотя сам Николай вполне расстрела заслужил. Но ведь это гражданская война была! Нам сейчас трудно представить ту степень ожесточения, до которой люди дошли. Ведь почти по Христу стало: «Где есть пятеро, трое против двоих станут. Брат пойдёт на брата, сын на отца!» О царской семье слёзы льём, а о тысячах уничтоженных семей красных никто вспоминать не хочет».
«В Евангелиях совсем другой смысл в эти слова заложен. Война тут ни причём. Это уж точно пропаганда. Только красная…».
Незнакомец как-то разочарованно-устало взглянул на своего собеседника: «Да нет. Это честный взгляд. Как раз в этой самой книге, «Красный террор», есть неплохой комментарий. О причинах поражения белого движения. Там, помнится, говорится о том, что кроме «красного» террора существовал и «белый». Причём этот «белый» террор был ничем не меньше по размаху. Только этот террор осуществлялся в отличие от красного беспорядочно и демонстративно. Когда красные к городу подходили, было ясно, кому прятаться, убегать, или попа звать. Красные забирали в ЧК – и нет человечка! Где-нибудь в подвале, или в лесу расстреливали. А когда белые приходили, то сразу «с порога в морду!» Вешали публично, на фонарных столбах! Деникин пытался бороться против тылового мародёрства, открытых грабежей и беспорядочного террора. Не совладал с господами офицерами. Врангель на эти дела особо не реагировал. А Колчак сам и руководил! Такое партизанское движение против себя породил! До сих пор его в Сибири поминают «добрым» словом. Лучше бы дальше географию продвигал, романсы писал, или минное дело совершенствовал».
«Может быть, всё это и так. Только автором, инициатором кровопролития стали большевики и Ленин конкретно. Вы его телеграммы и записки о расстрелах читали? Он гражданскую войну развязал, он её подогревал, он её до такого ожесточения и довёл! Белые только ответили тем же», - продолжал наступать Александр.
«Ложь», - твёрдо продолжил новенький: «Война началась с белого мятежа атамана Каледина ещё в декабре семнадцатого. Тогда же началось формирование добровольческой белой армии. Войска Каледина были разбиты казачьими силами Военно-революционного комитета Донской области, который ещё и не подчинялся Советской власти. И только в феврале восемнадцатого, если Вы знаете, была создана Красная Армия, причём не для гражданской войны, а для обороны от немцев, наступавших на Петроград. Тех самых немцев, шпионом которых, по Вашему мнению, был Ленин. Одновременно с немцами с Кубани начал наступление Корнилов. Хорошее совпадение? Весной началась иностранная интервенция. Таковы факты. О них и в современных честных справочниках прочитать можно. Могу порекомендовать».
«Ленину война нужна была даже в оправдание своих теорий! Сталин развил эту теорию дальше, до массовых репрессий против своих же граждан»,  - Александр начинал явно нервничать.
«В семнадцатом году в России не оказалось другой силы, кроме большевиков и эсеров, способной пусть  не без насилия, но вытащить Россию из пропасти, в которую её загнали Николай и временное правительство. Не красные подогревали жестокость, а сам народ. Гражданская война дала выход всему народному гневу, накопившемуся за столетия крепостного ярма! Да, Вы правы, теория революции была создана и оказалась верной, во всяком случае для тех времён. Тенденция к общеевропейской революции имела место. За всю историю человечества никому, кроме Ленина, не удавалось обосновать свою политическую идею теоретически, а затем осуществить её на практике! Да, эта теория предполагала, что свергнутая власть попытается вернуть своё положение силой! И это оказалось точным предвидением. Поэтому защищались от контрреволюции так же жестоко, как она наступала. А теорию послереволюционного развития создать не удалось. Исторических прецедентов побед социализма не существовало. От этого и многие последующие беды. Подозреваю, что из всего Ленина вы только эти расстрельные записки и читали. А, например, как радовались красные мирной передышке в восемнадцатом году, не знаете. Они надеялись, что мир наступил надолго, начали мирное строительство…»
«Какая ещё передышка, какое ещё мирное строительство?! Последний хлеб у крестьян отнимали! Баржи с заложниками топили!»
Александр отчаянно наступал, а по виду «бывшего небритого» стало ясно, что спор ему наскучил. Но он продолжал отбиваться: «Мил человек. Чтобы понимать историческую логику, нельзя мерить события ценой «слезы ребёнка», как это не цинично звучит. Ленин задолго до войны разработал теорию революции. Он обобщил историю классовой борьбы от Спартака до французских революций. Поражения угнетённых всегда приводили к колоссальным репрессиям со стороны победившей власти. К этому, не первый раз, кстати,  шло и в России. Борьба шла на выживание. Логика политики в войне совершенно особенная. Война вообще – зло.  И уж если она началась, то часто случается, что, чтобы избежать большего зла, приходится совершать зло меньшее».
Кажется, я смогу прекратить эту перебранку. Я вспомнил! Я вспомнил, откуда я его знаю!
«А Вы в РДК  не состояли случайно?», - перебил я спорящих вопросом к новому разговорчивому попутчику. Он вдруг замялся и каким-то извиняющимся тоном ответил: «Было такое».
«А это не Вы ли выступали в самом начале этого движения на собрании в Симферополе, во Дворце культуры железнодорожников? Вы предложили собранию немедленно начать сбор подписей за отставку тогдашнего Верховного Совета Крыма. И ещё пригрозили руководству, что если вас сейчас не поддержат, вы начнёте это дело самостоятельно? Кажется, вы от имени феодосийской организации выступали! А потом интервью с вами ещё в программе «Взгляд» показывали!», - обрадовался я своей догадке.
«Давайте не будем о грустном», - как-то сконфуженно ответил новый попутчик, но внимательно вгляделся в меня, видимо, перебирая в памяти зрительные образы тех дней: «Мы знакомы?»
«Нет. То есть я-то Вас вспомнил, но мы не общались. Я в составе севастопольской делегации приезжал»,  - я обрадовался возможности поговорить с человеком из  своего прошлого.
Мои последние слова каким-то образом изменили настрой собеседника, и он уже более бодро продолжил: «Это было первое моё выступление…»
Но снова вмешался Александр: «Так Вы политикой занимаетесь? И наверняка в компартии!»
«Нет. Я в партиях не состою с 91-го. Хотя убеждения у меня остались прежние. Я, в отличие от бывшего генсека, не меняю их по обстоятельствам», - ответил «левый спорщик», на пару секунд задумался и вдруг лукаво продолжил: «Давайте тему сменим. Не честный это спор. С моей стороны. Лучше поспорим о музыке, или о женщинах. Или о спорте?»
«Да о чём с вами спорить… Вы – вечно вчерашний!»
«Тогда, может, разберёмся физически?»
«Что Вы имеете в виду?», - не понял Александр.
«Видите ли, я историей серьёзно занимаюсь», - начал развивать свою мысль старший спорщик, улыбаясь, вставая и снимая рубашку: «Первая книга моя вышла, правда, пока по истории Древней Руси. Вторую готовлю. Мне с Вами спорить и не честно. Весовые категории разные. А вот выяснить, кто из нас сильнее физически…»
«Да Вы что, драться что ли со мной собрались? Тут уж у меня весовая категория выше», - искренне удивился атлет-Александр, тоже встав.
«Господь с Вами! Армреслинг! За столиком достаточно места …» - старший,  всё так же улыбаясь, напряг бицепс. Новый попутчик оказался на полголовы ниже Александра, однако, фигура у моего бывшего соратника по политической борьбе сейчас выглядела вполне спортивной, он явно предвидел, что этот факт окажется для нас неожиданностью, и продолжил: «А кто проиграет – несёт чай для девушки! Идёт?»
Я и Александр разом повернули головы в сторону полки Татьяны.
«Я могу, наконец, переодеться?» – возмутилась она сверху.
Как я сразу не догадался! Она, вероятно, проснулась уже какое-то время назад и наблюдала за этим петушиным ристалищем. А заметил это только новенький.
«Тогда я сдаюсь и несу чай добровольно», - нашёлся Александр.
Обстановка резко разрядилась. Мы, все мужчины, весело вышли в коридор. Рассматривали осенний пейзаж за вагонным окном. Разговаривали совершенно мирно.
Александр спросил: «Так Вы историк?»
«Нет. Это миссия. По-вашему - это моё увлечение, но весьма основательное. Дело жизни», - ответил наш новый попутчик.
Минуты через три нам милостиво разрешили войти.
Решили заново позавтракать в компании с попутчицей.
«Все начинающие писатели тщеславны», - начал новый разговор Александр: «У Вас наверняка с собой экземплярчик  имеется…»
«Это, конечно, тоже небольшой подвох с Вашей стороны. Но Вы правы», - с этими словами новый попутчик снова залез в свою сумку и достал оттуда небольшую книгу в мягкой цветастой обложке.
Мы  завтракали, болтали на пустяковые темы, книга переходила из рук в руки, мы листали её, рассматривали иллюстрации.
«Человек, пишущий книги в мягких обложках…» , - прокомментировал Александр и передал книгу Тане.
Ну, вот. Он не только мой бывший политический соратник. Он тоже начинающий писатель. И с этими мыслями я обратился к нашему новому попутчику: «Знаете, а я тоже пишу книгу. Мы как раз о ней в нашей компании и беседовали. И в те времена борьбы за Крым Вы могли в газетах читать мои статьи. Статьи Андрея Горелова. Это был мой литературный псевдоним».
Мой собеседник изменился в лице: «Как Вы сказали?..»
 «Так Вы…»,- вдруг спросила его Татьяна: «Кто Вы???»…
На её коленях лежала развёрнутая на титульном листе книга:
А. Горелов, В. Стефанцов
«Повесть временных лет».
Языческие времена»
Иллюстрации А. Горелова и В. Стефанцова.