Из истории слов: "Кавардак"

Из истории слов: "Кавардак"
http://msk-slovar16-17v.slovo-spb.ru/larin0010.htm


История слова кавардак гораздо более короткая, близкая, но тем не ме­нее сложная в перипетиях семасиологического развития и потому особен­но любопытная.

Это слово с эпохи татарского ига изустным путем начало проникать в народные говоры. В деловом приказном языке оно прослеживается только с конца XVI в., в XVIII в. почти не употребляется, а в XIX-XX вв. широко известно в крестьянских диалектах; со второй половины XIX в. довольно часто встречается в художественной литературе, но в особом от народно­го значении.

По мнению акад. Корша, оно заимствовано из киргизского куурдак — 'мелко искрошенная и изжаренная в прокипяченном масле баранина'. Древнее значение этого слова сохранено в нерчинских говорах — 'жаркое из печени и сердца барана, мелко искрошенных, одетое брюшинной ру­башкой того же барана'. Вариант этого исходного значения слова сохра­нился в говоре уральских казаков: «вяленые кусочки красной рыбы. Те­перь кавардаков совсем уже не делают».

Богатый материал по двоякому применению этого слова в XVII в. дают дела Приказа тайных дел, кн. 1:

1) «Велено наготовить ... на стрелецкие кормки ковардаку ветчинно­го» <...>

4) «Прислано ... ковардаку рыбья з жиром, белужья пластинчатого 13 вЂдръ, сомовья пластинчатого 11 вЂдръ» <...>

Ранее ковардакь астраханской упоминается в Столовой книге патри­арха Филарета Никитича. В Кладовой росписи боярина Б.И. Морозова читаем; «... взято съ Москвы съ Борисомъ Ивановичемъ столовыхъ обиходовъ ... кадка икры паюсной, кадка икры луконныя, кадка кавардаку, галенокъ лимоновъ...».

От степняков мы переняли способы консервирования мяса и рыбы для дальних походов провяливанием и заливкой жиром. Доведя это из­готовление кавардака до высокого совершенства, придворные и бояр­ские повара превратили этот вид походной пищи в лакомство, которым царь угощает и одаряет в знак особой милости, а бояре, отъезжая в свои поместья, не забывают захватить с собой кавардаку наряду с лимона­ми и паюсной икрой. Но когда это блюдо указано было готовить для казенной «кормки» низшего войскового состава, оно быстро утратило все свои достоинства. Можно представить себе, каким кавардаком ста­ли кормить солдат подрядчики-казнокрады, если прочитать историю этой реалии в народном предании, в показаниях крестьянских говоров XIX в.

[Опыт]:

1) «Жидкое кушанье дурно приготовленное» (москов., симбирск., тамбов.).

2) «Кушанье из различных припасов (из щей, сухарей, луку и проч.)». <...> Понятно, что это слово, своего рода обвинительный документ против администрации, — не попало в словари Академии Российской; нет его и в «Лексиконе треязычном» 1704 г., нет и в Словаре Ив. Гейма. К тому же его реалия, кушанье — вышло из обихода высших классов.

Жуковский еще мог употребить это слово в старинном значении — как яркий штрих в шутливой пародии на ироическую поэму, с туманным на­меком на новое значение:

Меж тем собирался
Тихо на береге Карповки (славной реки, где водятся карпы,
Где, по преданию, Карп богатырь кавардак по субботам
Ел, отдыхая от славы), на береге Карповки славной
В семь часов ввечеру Арзамас двадесятый.
            (Протокол 20-го Арзамасского заседания (1817 г.).

Но скоро это слово войдет в литературный язык как ходовая заглохшая метафора:

«А тогда и прочие начнут выдумывать, и выйдет у нас смятение, т.е. кавардак» [Салтыков-Щедрин. Помпадуры и помпадурши]; «Иначе он, зная все старые глупости, может наделать чорт знает какого кавардаку, так как он способен удивить свет своею подлостью» [Лесков. Соборяне]. <...>

Самым критическим моментом в истории слова кавардак был переход от предметного значения к абстрактному. И здесь недостаточно было об­щей закономерности метафорического применения, так как уже появле­ние названия постный кавардак было обусловлено метафорой (по сход­ству способов приготовления). Только резкое усиление эмоциональной окраски (вследствие изменения самой реалии) создало предпосылку для того особого вида метафоры — по эмоционально-оценочному ореолу значения, который позволил применять это слово к вызываю­щим неодобрение явлениям общественной жизни. Закономерной в этом семантическом скачке является утрата предметного, конкретного значения еще в силу того, что из узкой среды, из солдатского языкового обихода, в котором оно имело конкретное значение, слово перешло в общий язык буржуазного общества, где сохранен только эмоциональный тон его и рас­плывчатый контур значения: «мешанина... и прескверная». Такие заимство­вания из аргоидных разговорных диалектов обычно не бывают долговеч­ными в общем литературном языке.