Почему у чиновников нет иммунитета

Имеется в виду иммунитет против коррупции.

Его не существует потому что, с одной стороны, в государстве распространена коррупционная культура: она затронула, в частности, и судебную систему.

А с другой стороны, совершенно неэффективен общественный контроль.

Чиновникам и, в том числе, мантиеносным это позволяет все вопросы решать в узком кругу.

Но, пожалуй, хуже всего то, что законодатель не обеспечивает возможность общественникам выметать сор из судебной избы.

По данным Левада-центра 60% граждан России считает, что страна движется в правильном направлении. В каком же направлении она движется? Если курс на перестройку, погубившую СССР, никто еще не отменил. Решив поверить данные Левада-центра, в сообществе «Клуб интеллектуалов» я запустил опрос, предложив «сообщникам» поделиться своим мнением о нынешнем курсе России.

28% участников опроса или 534 человека ответили да, поддерживаю; 61% или 1151 человека – нет, не поддерживаю; 11% или 213 человека усомнились в том, что у России вообще есть стратегия.

Отсюда вывод: сориентировав страну на «рыночные отношения», перестройка обеспечила расцвет коррупции, затронувший, в частности, святая святых государства – его судебную систему. Спрашивается, может ли государство приобрести иммунитет против этой заразы?

Да, конечно! Если ст. 392 ГПК РФ «Основания для пересмотра судебных постановлений, вступивших в законную силу (по вновь открывшимся или новым обстоятельствам)» дополнить таким основанием пересмотра судебного решения как обращение в суд зарегистрированного субъекта общественного контроля.

Пойдет ли на это Государственная Дума РФ? Да, конечно, если ее целью так же, как и целью государства в целом станет служение обществу.

То, что сейчас творится в российской судебной системе, можно обозначить термином «беспредел», означающим действия, переходящие любые рамки писаных и неписаных законов, представляющие крайнюю степень беззакония.

Изначально этот термин использовался только в криминальной субкультуре и означал грубое нарушение воровских «понятий», но постепенно стал общеупотребительным.

Этот термин, как нельзя лучше характеризует дело Николая Игнатьева.

Напомню, что решением от 18 ноября 2011 года судья Эдуард Каминский – в ту пору судья Кировского районного суда Казани (ныне судья Верховного суда Республики Татарстан) зачистил муниципальную квартиру, нанимателем которой был Игнатьев, от его жены – Гюльнары Зиннатуллиной.

И, как считаю я – руководитель Правозащитного центра (зарегистрирован управлением Минюста по Республике Татарстан) преступно проигнорировав тот факт, что Гюльнара осуществляет за своим мужем – инвалидом I группы постоянный внешний уход.

Попирая права собственника – муниципального образования судья Каминский решил в зачищаемую квартиру вселить постороннего для семьи Игнатьева Ирека Каюмова с его новорожденной дочерью. Несмотря на то, что г-н Каюмов – собственник частного дома не был в установленном порядке признан нуждающимся в муниципальном жилом помещении.

Ради принятия этого, как я считаю, позорящего отечественную судебную систему, решения, судья Каминский в нарушение закона «установил» факт, имеющий юридическое значение. И заключающийся в том, что «во второй половине восьмидесятых годов двадцатого века Н.А. Игнатьевым в данное жилое помещение была вселена Назифа Назифулловна Каюмова с несовершеннолетним в то время сыном И.Ш. Каюмовым».

Судья Каминский, надо полагать, опирался на то, что «в 1991 году И.Ш. Каюмов был зарегистрирован в спорном жилом помещении временно, а с 25 июля 1995 г. – постоянно, что подтверждается выпиской из (фальшивой. – Е. А.) домовой книги».

И, наконец, наиболее существенное основание «законного и обоснованного» решения судьи Каминского: «Как последовательно утверждает в судебном заседании И.Ш. Каюмов, он согласия на вселение в спорное жилое помещение Г.Ф. Зиннатуллиной не давал».

Простите, но на каком основании г-н Каюмов мог санкционировать (или не санкционировать) воссоединение супругов?!

А теперь проанализируем решение судьи Каминского на предмет его законности и обоснованности, опираясь на Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2003 г. N 23.

Пленум разъяснил, что судебное решение можно считать законным, если оно принято при точном соблюдении норм процессуального права в полном соответствии с нормами материального права. И – обоснованным, если факты, имеющие значение для дела, подтверждены исследованными судом доказательствами. Из чего следует, что судебное решение содержит выводы, вытекающие из фактов, установленных судом.

Внимательно изучив дело Игнатьева, независимый эксперт Евгений Каштанов обнаружил, что судья Каминский в нарушение ряда норм так и не дал оценки доводу Игнатьева о том, что г-н Каюмов не является членом его семьи.

А я хотел бы обратить внимание небезразличного читателя (и прокуратуры) на другое обстоятельство. Оно заключается в том, что исполком муниципального образования города Казани решение судьи Каминского не исполнил и соответствующего постановления не издал.

И у него на это, наверное, была серьезная причина. Она, полагаю, заключалась в том, что в этом случае исполкому пришлось бы пренебречь нормами ЖК РФ...

Но, несмотря ни на что, г-н Каюмов своей цели достиг. И получил-таки благоустроенную трехкомнатную квартиру. Эту квартиру ему, пренебрегая правами ее собственника квартиры – муниципального образования города Казани решением от 3 октября 2013 года предоставил судья Владимир Морозов. В обход тысяч казанских семей, нуждающихся в переселении из аварийного жилья…

В последующем вступившими в силу судебными решениями было установлено, что ни родственником, ни даже членом семьи Игнатьева г-н Каюмов не является.

И что домовая книга, на выписку из которой опирался судья Каминский (и прокуратура Кировского района, решившая в нарушение ст. 45 ГПК РФ облагодетельствовать г-на Каюмов) не является достоверной.

Если бы судья Каминский достоверно знал про эти обстоятельства, он, наверное, вынужден был бы принять иное решение, потому что в этом случае согласия г-на Каюмова на вселение Игнатьевым своей супруги уже не потребовалось бы.

Осознавая это, я обратился к прокурору Кировского района КазаниРавилю Вахитову. И попросил, действуя в интересах инвалида, направить в суд заявление о пересмотре решения судьи Каминского по вновь возникшим обстоятельствам.

Внимание г-на Вахитова я обратил на то, что упомянутое решение Зиннатуллину побуждает к преступлению, предусмотренному ст. 125 УК РФ (оставление в опасности), а Игнатьева – к самоубийству (ст. 110 УК РФ).

Однако в удовлетворении моей просьбы г-н Вахитов отказал, обосновав это тем, что судья Каминский дал-таки соответствующую оценку тому, что г-н Каюмов на момент судебного разбирательства не являлся членом семьи Игнатьева.

Но ведь Евгений Каштанов, повторюсь, обнаружил, что это не так, что никакой оценки доводу Игнатьева о том, что г-н Каюмов не является членом его семьи, судья Каминский не дал. И, добавлю, тем самым проявил халатность.

Понимая, что г-н Вахитов льет воду на мельницу г-на Каминского, который, возможно, льет воду на мельницу г-на Каюмова, я решил бить челом региональному прокурору Илдусу Нафикову. В надежде на то, что он обяжет г-на Вахитова обратиться в суд с заявлением в защиту прав, свобод и законных интересов инвалида Игнатьева. И потребовать пересмотра решения судьи Каминского.

Кроме того, я обратился в суд с заявлением о восстановлении права Игнатьева на пользование квартирой, из которой его по требованию районной прокуратуры решил выселить судья Морозов. Он своим решением обязал исполком Казани вселить Игнатьева в благоустроенную квартиру, расположенную на недоступном тому втором этаже многоквартирного дома. Без жены, без которой он физически не может жить, но вместе с семьей врага инвалида г-на Каюмова.

Однако исполком, обязанность, возложенную на него судей Морозовым, до настоящего времени не исполнил и, постановления, на основании которого с Игнатьевым мог быть заключен договор социального найма, не издал.

Игнатьев же по решению суда был снят с регистрации по адресу прежней своей квартиры, где вынужден оставаться, поскольку не имеет возможности вселиться в квартиру, выделенную несуществующей в природе «семье» Игнатьева-Каюмова.

Интересно, понимает ли руководитель фракции КПРФ в Государственном Совете Татарстана Хафиз Миргалимов к чему привел его депутатский запрос?

Этот запрос он направил прокурору республики. И попросил его принять меры к улучшению жилищных условий семьи инвалида. Устраивает ли его то, что результатом слаженных усилий суда, исполкома Казани и прокуратуры послужило улучшение жилищных условий… г-на Каюмова? А сам Игнатьев, оставшись у разбитого корыта, проживает в том же самом ветхом доме 1934 года постройки, «удобства» в котором запроектированы не были. Но теперь уже без регистрации, что не позволяет ему получать соответствующую субсидию.

Учитывая сложившуюся ситуацию, автор этих строк и обратился в суд. Рассмотрев это обращение, судья Татьяна Шеверина оставила его без движения. Она установила, что в моем заявлении не приведены доказательства обоснованности заявленных требований.

Судья Шеверина любезно разъяснила, что на вынесенное ею определение я могу подать частную жалобу в региональный Верховный суд. Тот самый, заметим, где теперь работает г-н Каминский...

Но зачем жаловаться, если можно пояснить, что свое заявление я подал в порядке обжалования действий (бездействия) заинтересованных лиц, а именно исполкома и прокуратуры. Они-то и должны доказать суду, что заявитель жалобы требует невозможного.

В самом деле, если верно мое предположение о том, что г-н Каюмов заказал «правильное» решение, а судьи его заказ добросовестно исполнили, то стоит ли поворачивать правильное, с точки зрения закона, судебное решение?

С рукописью этой статьи ознакомился опытный адвокат (его имя из этических соображений называть не стану). Он заметил, что право, конечно же, должно соответствовать морали (об этом говорят и председатель КС РФ Валерий Зорькин, и председатель регионального суда Ильгиз Гилазов.– Е. А.). Но в романо-германской правовой системе, используемой отечественным правосудием, судья всего лишь применяет норма права, действуя в рамках закона.

Мне – правозащитнику, казалось бы, не пристало спорить с адвокатом. Однако «пепел Клааса стучит мне в сердце», а внутренне убеждение подсказывает, что решение судьи Каминского ни в малейшей степени упомянутым в начале этой статьи разъяснениям Пленума ВС РФ не соответствует.

Что, впрочем, никак не может повлиять на его незыблемость. Отсюда неприятный вывод: государству всего важнее обеспечить незыблемость судебного решения. Пусть даже благодаря этому решению торжествует… коррупция. Без которой в деле Игнатьева, как я думаю, не обошлось.

Сам и посудите, ну, как г-н Каминский – явно умный человек и опытный судья может совершать столь непростительные ошибки. Я, например, не склонен считать его решение ошибкой.

А если решение судьи Каминского не ошибка, то чем оно может быть еще как не преступлением. Вот о чем хотелось бы поинтересоваться у председателя Следственного Комитета РФ Александра Бастрыкина.

И еще об одной причине отсутствия иммунитета против коррупции у чиновников. Она заключается в том, что ГД РФ не спешит с принятием закона, который обязал бы чиновников реагировать на результаты проверок, проводимых зарегистрированными субъектами общественного контроля.

А если депутаты не позаботятся о соответствующих прививках, то мы – общественники не сможем преодолеть беспредел, творящийся в Россия, которая, извините за непарламентское выражение, накроется медным тазом коррупции.

Чего и желают враги российского народа. Как внешние, так внутренние…

На основе авторской статьи в ИА REX.