Хочешь есть — помогай готовить

Пока советские танки не ворвались в Берлин, немцы верили, что побеждают. Они слушали государственное радио и читали государственные газеты.

Май 1945 года. Жители Берлина возвращаются в свои дома
Марк РЕДЬКИН / Фотохроника ТАСС

Немецкое телевидение началось 20 февраля 1938 года, когда его создатели провели первый успешный эксперимент: организовали трансляцию речи фюрера на несколько телевизионных приемников. В тот день в рейхстаге Адольф Гитлер произнес гневную речь о миллионах соотечественников, лишенных родины и оказавшихся за границами Германии. Он имел в виду немецкое население Австрии и Чехословакии. Гитлер угрожающе сказал, что не потерпит нарушения их прав. Проиграв Первую мировую, Германия лишилась всех колоний и восьмой части собственной территории. Шесть миллионов немцев остались за пределами страны (из них три миллиона — в составе только что созданной Чехословакии). Гитлер потребовал «восстановить справедливость и вернуть родину» немцам, которые были ее «лишены».

Главное — верить!

Каждое выступление Гитлера выстраивалось как театральная постановка. Улыбка, жест, поза — все было отработано перед зеркалом. Массовые мероприятия, марши под барабанный бой, наглядная агитация, картины и плакаты нацистской партии создавали настроение, в котором пробуждались ледяная ненависть к врагам, фанатичная готовность к самопожертвованию.

Толпа в Германии тех лет была настроена на ту же волну, что и он. Гитлер исходил из того, что каждый, кто пришел его послушать, только что ощущал себя маленьким, одиноким, никому не нужным человеком, который не способен справиться со своими проблемами. И вдруг он оказывается среди множества единомышленников, и он захвачен пьянящим чувством принадлежности к мощной силе. Фюрер олицетворял мечты и фантазии немцев, он выражал их затаенные желания и надежды.

Эстетика важнее политики. Красное знамя с черной свастикой на белом круге в качестве партийного символа предложил Фридрих Крон, зубной врач, еще в 1920 году. Свастику изобразили и на партийном значке, ношение которого стало обязательным.

Критика власти исключалась. Любая оппозиция рассматривалась как абсолютное зло. Для тех, кто поначалу пытался критиковать политику новой власти, Геббельс придумал злобную формулу: «Осквернители собственного гнезда». Несогласных отправляли в концлагерь. Сомнения, дискуссии — все это было забыто. Одно мнение, один взгляд. Фюрер всегда прав. Гитлер внушал немцам: «Тот, кто несет в своем сердце веру, наделен самой мощной силой в мире».

В обществе, изолированном от внешнего мира и лишенном реальной информации о происходящем, люди утрачивали способность к здравой оценке. А кто сохранял, предпочитал помалкивать. И лишь очень немногие были против режима. Ими занималось гестапо.

В кольце врагов

4 января 1939 года президент США Франклин Делано Рузвельт обратился к стране с посланием, в котором связал внешнюю политику с моральными ценностями. Он говорил об опасности, которая исходит от стран, «где не существует демократии». После оккупации Чехословакии президент Рузвельт ввел 25-процентный налог на немецкие товары, что в Берлине сочли объявлением экономической войны. Пропаганда твердила: «Весь мир ненавидит нашу страну. Британцы вводят против нас блокаду. Американцы отказываются с нами торговать». Немцы слышали, что они в кольце врагов, которых необходимо сокрушить, чтобы принести в мир свет добра.

Уверенность в справедливости своей миссии позволяла легко участвовать в любых преступлениях. Тотальный режим создает особую духовную атмосферу, в которой и развернулся доктор Геббельс. Очень трудно, почти невозможно было противостоять Гитлеру во время его триумфов. Пропаганда создавала атмосферу всеобщего восхищения, что тоже нельзя сбрасывать со счетов. Вот чем руководствовался Геббельс: «Толпа, подобно насекомому, которое летит на свет, инстинктивно обращается к тем ораторам, которые говорят то, что толпа желает слышать».

Геббельс занимался интеллектуальной организацией политической ненависти, чтобы сплотить нацию и воспитать восхищение войной. Потому он так ненавидел либеральные ценности, писал о смертных грехах либерализма. Он не разговаривал, он не рассказывал. Он не информировал. Он бранился. Он клеймил врагов. Его наглый и хамский тон свидетельствовал: вот мы какие! Никто нам не указ!

Геббельсовское ведомство сообщало исключительно о победах и достижениях, о безграничной любви немецкого народа к фюреру. Неприкрытое насилие сопровождалось ужасающим лицемерием. Немецкие журналисты безнаказанно лгали. Власть полностью контролировала прессу и радио. «Нам нужно радио, марширующее вместе с нацией, — внушал стране Геббельс, — радио, работающее для людей». Профессиональная журналистика перестала существовать.

Только победы

Май1945 года. Советские танкисты у Бранденбургских ворот
РИА Новости

Пока советские танки не ворвались на улицы немецких городов, жители Третьего рейха пребывали в уверенности, что Германия побеждает. Преимущество вермахта было очевидным. Самая современная техника и самые стойкие в мире воины: «лучшему солдату — лучшее оружие». Они слушали государственное радио, читали партийные газеты и смотрели выпуски официальной кинохроники. Созданная немецкими пропагандистами картина заменила реальность.

У себя дома на Герингштрассе министр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс устроил демонстрационный зал. Он сам внимательнейшим образом просматривал подготовленные к прокату выпуски кинохроники. Тщательно правил и видеоряд, и дикторский текст.

— Я в восторге от нашей кинохроники, — говорил Геббельс. — Она запечатлела героическую эпоху, не имеющую аналогов в истории.

Основную часть хроники — фронтовые эпизоды — поставляли военные операторы, входившие в состав пропагандистских рот вермахта. Себя они именовали «новым видом вооруженных сил». Отбором операторов и корреспондентов в пропагандистские роты ведал партийный аппарат.

Каждый понедельник уже готовый выпуск кинохроники показывали Гитлеру. В 1944 году фюрер перестал смотреть новости. Он слишком хорошо представлял себе положение на фронтах, и продукция Геббельса его больше не утешала.

Но остальные зрители по всей стране продолжали лицезреть победы германского оружия. И верили. Дело было не в талантах доктора Геббельса. Дело было в том, что они не могли не верить!

Предательство в Мюнхене

— Демократической стране, — меланхолически заметил Невилл Чемберлен, — трудно затеять войну только для того, чтобы помешать судетским немцам самим решать, какое правительство они желают иметь.

Судьба Судетской области, а в реальности всей Чехословакии, решилась в Мюнхене на конференции руководителей четырех держав — Англии, Германии, Италии и Франции. Гитлер получил все, что требовал. Чехословакию лишили Судетской области, где чехи соорудили мощные оборонительные укрепления. Страна стала беззащитной… Немецкие войска вошли в Судетскую область. Отныне она именовалась Судетенланд.

В разделе Чехословакии приняли участие соседи, Польша и Венгрия, откликнувшись на приглашение Берлина. Гитлер по-свойски сказал главе венгерского правительства адмиралу Миклошу Хорти: «Хочешь есть — помогай готовить».

Польше достались территории с населением 240 тысяч человек, а Венгрии отошла Закарпатская Украина с почти миллионным населением.

Гитлер с самого начала знал, что не удовлетворится Судетами. 15 марта 1939 года самостоятельная Чехословакия прекратила свое существование. Словакию отделили и посадили там марионеточное правительство. Чехией управляли практически напрямую. 17 марта Гитлер въехал в Прагу. Пражане мрачновато посматривали на фюрера, хотя в стране было немало немцев, довольных оккупацией. Гитлер объявил о создании протектората Богемии и Моравии. Объяснил: тысячу лет провинции Богемия и Моравия входили в жизненное пространство немецкого народа. После присоединения Судет немцы говорили: наконец-то нашим соотечественникам вернули родину. Большинство не понимало или не хотело понять, что это только прелюдия к большой войне.

Апрель1943 года. Адольф Гитлер и рейхсминистр пропаганды Йозеф Геббельс на встрече в резиденции фюрера Бергхоф
waralbum.ru

«Мы никогда не проиграем войну»

Геббельс всегда оказывался впереди немецких войск. Он прогнозировал, например, взятие определенного города, и через два-три дня немецкие войска его действительно брали. Это повышало доверие к пропаганде. Когда Красная армия начала ломать хребет вермахту, его риторика свелась к примитивным лозунгам: «Нацию, желающую быть свободной, поработить нельзя!», «Любые жертвы ради свободы!», «Не думай о тяготах, думай о великой цели!», «Тяжелые времена, упорный труд, крепкие сердца».

Налетами союзной авиации на немецкие города командовал британский маршал Артур Хэррис. Он считал, что атаки с воздуха подорвут мощь Германии и боевой дух немцев. Его летчики разбомбили 61 город. Разрушили три с лишним миллиона домов. Летом 1943 года Гамбург бомбили девять дней и ночей. После очередных бомбардировок Геббельс патетически говорил: «Женщины подходят ко мне, возлагают на меня руки в молитве и просят Бога хранить меня. Наша мораль и нравственность таковы, что мы никогда не проиграем войну».

Немецкие газеты возмущенно писали: «Ковровые бомбардировки — типично британский способ ведения войны, звериная жестокость. Добродушный немец на такое не способен…»; «Террористические налеты британской авиации на немецкие города — преступное уничтожение памятников европейской культуры».

Пропагандисты Геббельса получили указание акцентировать внимание на зверствах врага. Клеймить Соединенные Штаты как империалистическую державу, которая эксплуатирует остальной мир. Геббельс распорядился: «При каждом удобном случае наши радиостанции должны называть Черчилля алкоголиком, первой скрипкой дьявольского оркестра, а Рузвельта — наемником плутократов с Уолл-стрит».

— На лондонской бирже установили бюст Сталина, — злобствовал Геббельс. — Ему там самое место.

В последние месяцы войны министр пропаганды играл на страхе перед Красной армией: «Солдаты вермахта на Восточном фронте, немецкие моряки на Балтике защищают мирное население от оргий мести Красной армии, от массовых изнасилований и произвола убийц».

Месть и изгнание

Но война пришла на немецкую землю, и рассчитаться за преступления режима пришлось немцам.

В последние дни войны имперский комиссар обороны Судетенланда обергруппенфюрер СС Генлейн пытался бежать на Запад. Но 9 мая 1945 года в городе Эгере (ныне чешский Хеб) угодил в плен к американцам. Он понимал, что его выдадут чехословацким властям. В ночь на 10 мая в камере Генлейн покончил с собой: разбил очки и осколком стекла перерезал вены.

Его заместитель по партии обергруппенфюрер СС Карл Герман Франк тоже попал в плен к американцам. Его передали правительству Чехословакии. Чехи Франка ненавидели. Суд установил его вину в гибели четырех тысяч мирных граждан. В мае 1946 года его повесили.

Досталось не только нацистским функционерам. Немцы вызывали слепую ненависть. Президент Чехословакии Эдвард Бенеш декретом №33 от 2 августа 1945 года лишил немцев чехословацкого гражданства.

— Мы не хотим жить рядом с ними, — мрачно сказал Бенеш. — Поэтому они должны покинуть страну. У нас есть моральное и политическое право требовать этого.

Немцам давали 24 часа на сборы, имущества разрешали брать не больше 50 килограммов. Изгнание сопровождалось расправами. В результате избиений и невыносимо тяжелого пешего перехода несколько тысяч человек умерли.

Из восстановленной единой Чехословакии изгнали 3,5 миллиона судетских немцев и еще 150 тысяч немцев, которых туда нацисты переселили после Мюнхенского соглашения 1938 года. Остаться разрешили только небольшой группе немецких коммунистов. Но и они предпочли переселиться в советскую зону оккупации Германии.

— Мы будем последовательно изгонять немцев из республики, — сказал вслед за Бенешем глава компартии Чехословакии Клемент Готвальд, — и заселять приграничье чехами и словаками. Мы должны избавиться от пятой колонны.

С 1944 по 1947 год пятнадцать миллионов немцев были изгнаны из родных мест. Они потеряли дома и имущество. Женщин насиловали, мужчин убивали. Многие погибли от голода и холода по дороге. Это была месть. Нацисты устроили мировую войну и убили миллионы людей ради того, чтобы все немцы жили в едином государстве, чтобы все немецкие земли принадлежали Германии. И потеряли всё!

Немцы считали себя жертвами.
Но они были преступниками.

Леонид Млечин
журналист, историк