Не стоит спрашивать, где он был

   Прошла вечность…И тот самый костер уюта и семейного комфорта, который вспыхивал и по-домашнему ворчал при одном их дыхании на него стал меркнуть. Они испугались. Сильно. Отсутствие огня в доме с неясным временным интервалом грозило либо его уменьшением с ярко выраженным значением, что будет ощутимо больно на бестелесной оболочке, либо потерей огня с полным разрушением и погружением в хаос. Чувствовался холод…Точнее его приближение. Зарождалась фобия одиночества, которая была основана на звуках пустоты и отсутствия света в доме. Холодный шепот проникал под кожу, вызывая неудовольствие  и настороженность перед приближающейся зимой.

     Сначала они стали бросать в огонь денежную бумагу. Костер быстро разгорался, как фейерверк и быстро прогорал. Потом они стали бросать в огонь дерево, сделали ремонт, купили мебель. Костер был очень красивым, действительно жарким, согревающим и надежным. Постепенно костер стал гаснуть, потом тлеть. Он просил её подкинуть дров, она просила его…Ему было некогда, а она как всегда куда-то спешила…И однажды костер погас. Кто-то из них забыл закрыть окно, а весенний сквозняк был очень любопытен…Он унес с собой запахи, звуки и свет.

    Когда она пришла, то было очень холодно. Она поняла, что он не придет, но не могла преодолеть себя и не ждать. Он просто не мог идти к ней и видеть её умытое слезами лицо дворняжки, которое вызывало жалость и одновременно омерзение к себе от чувства жалости. Тяжелое ожидание от его переизбытка отравляло её, заставляло тело кататься по полу и издавать странные звуки и хрипы умирающего животного. Прошла вечность… Вдруг раздался звонок в дверь.

Она встала и подошла к двери. За ней никого не было. Это был просто антракт её ожидания. Она молча легла на кровать и поставила себе капельницу слёз.

   Он пошел по улице. Ему было всё равно куда идти. Ему надо было идти либо в обратную сторону, либо назад. Позади его ничего уже не ждало, все мосты были сожжены женщинами. И он пошел в бар. Там было тепло, уютно. Это была его зона комфорта. Он разделся и выпил. Стало обжигающе приятно. Женщина, которая танцевала возле его стола, улыбалась. Ему. У неё было приятное лицо. Оно было другим. Не как у неё. Эту женщину не хотелось жалеть, и не нужно было жалеть. Он так устал от изможденных воспоминаний. Ему надо было снять стресс. Тело само знает, что ему нужно. Если ему нужна глюкоза, то руки возьмут сахар и засунут его в рот. Он взял женщину, которую не хотелось жалеть. Боль прекратила своё существование через вспотевшие спину и лоб, и ему стало легче.

    Утром он пришел домой. Там не было запахов, звуков и света. Но это был его дом. Потому что там была она. Та, в колени которой хотелось уткнуться и заснуть, как бродячему псу. Она была дома. Пакет со слезами был пуст. Она не спросила его, где он был. Он подошел и уткнулся к ней в колени, как бродячий пес, и ей стало жарко. И пусть в их доме не было того огня, но были живы воспоминания, в которых был огонь. И это согревало их всю оставшуюся вечность…

     Ни одна женщина-спичка, которую не хочется жалеть, не может разбудить их огонь, но может разбудить воспоминания об огне. И не стоит спрашивать, где он был. Ведь он просто бродячий пес…