«МЫ ДОЛЖНЫ ПРОВЕСТИ РЕВОЛЮЦИЮ, КАК В РОССИИ»

В начале 30-х гг. над США нависла тень Советов, вызванная крахом американской экономики ("Великая депрессия"). Это заставило правительство отказаться от идей классического либерализма, согласно которым рынок сам все отрегулирует (Адам Смит) и перейти к частичному планированию экономики (Кейнс Мейнард), двигаясь в сторону социального государства. Следует отметить, что Германия стала первой страной, которая ввела пенсии и пособия по болезни, производственному травматизму, старости и инвалидности в 80-е гг. XIX в (в Англии и Франции они были установлены лишь в самом конце XIX - начале XX вв.). В США же только в 30-е гг. XX в. О радикализации Рузвельтом типичных либерально-реформистских взглядов, свидетельствовали уже его размышления о причинах американского кризиса, высказанные в ходе избирательной кампании 1932 года. Рузвельт анализировал кризис при помощи языка и понятий, которыми неизменно пользовались до того марксисты. Так, главную причину экономического краха он, подобно марксистам, усматривал в противоречии между общественным характером производства и частным способом присвоения. Кандидат в президенты от демократической партии указывал, что обобществление производства, рост производительности труда и товарной продукции, наблюдавшиеся в Америке 20-х годов, не сопровождались радикальным налогообложением корпораций и перераспределением стремительно возрастающих прибылей в пользу трудящихся классов. Производительные мощности нации беспрерывно увеличивались, а ее потребительские возможности в силу эгоизма и всевластия монополий оставались, по сути, неизменными. В таких условиях перепроизводство и безработица, экономический крах стали неизбежными. Далее следовал главный реформаторский лозунг Рузвельта: основные усилия правительства должны быть направлены на радикальное преобразование сферы распределения, утверждение распределительной справедливости (СМ.: СОГРИН В. - НОВЫЙ КУРС Ф. Д. РУЗВЕЛЬТА: ЕДИНСТВО СЛОВА И ДЕЛА)

"Политические погоды в США в 1932 году определяли не закулисные интриги, а настроения масс, левевших с каждым месяцем кризиса. Миллионы стояли перед не проблемной, а совершенно реальной угрозой голодной смерти, в то время как по всей стране бездействовали заводы и фабрики, а фермеры задыхались от кризиса перепроизводства. Даже «Нью-Йорк таймс» писала: «Вызывающие беспокойство экономические явления не только превосходят эпизоды подобного рода, но и угрожают гибелью капиталистической системы».

В стране быстро росло движение безработных, а их тогда насчитывалось до 17 млн. человек – почти половина рабочего класса... Национальный совет безработных, созданный в 1930 году, все чаще и чаще выводил на улицы демонстрации, иногда до 500 тыс. человек. Их встречали полиция и войска, в возникавших стычках в 1929–1933 годах были убиты 23 безработных.

7 марта 1932 г. была расстреляна из пулемета трехтысячная демонстрация у ворот завода Форда в Дирборне. Похороны четверых убитых были грозными: они лежали под громадным флагом с портретом В.И. Ленина, оркестр играл русские революционные марши. Тысячи провожавших товарищей в последний путь, однако, молчали. Они знали – около сотни раненых, свезенных в больницы, были прикованы к постели. Власти были начеку....

Летом 1932 года со всей страны в Вашингтон собрались 25 тыс. ветеранов Первой мировой войны. Они пришли требовать выплаты пособий... На Среднем Западе летом 1932 года со скоростью степного пожара распространилось забастовочное движение фермеров. Они требовали повысить цены на сельскохозяйственные продукты, урезав баснословные прибыли посреднических фирм, выдачи пособий нуждающимся, прекращения продаж имущества разорившихся. Центром борьбы стал кукурузный пояс, прежде всего штат Айова. Фермеры прекратили поставку продовольствия в города, их пикеты возвращали машины, останавливали поезда. В стачку включались фермеры штатов Небраска, Миннесота, Висконсин, Иллинойс, Северная и Южная Дакота. Безработные городов стали объединять свои усилия с фермерами, начали возникать комитеты действия. Террор властей не дал ощутимых результатов. Как рассказывал очевидец комитету конгресса, фермер заявил ему: «Мы должны провести революцию, как в России».

В водовороте идей интеллигенции все более явственно проступало течение – не только симпатии, но и прямое одобрение коммунизма в теории и на практике. С. Олсоп, учившийся в те годы в Йельском университете, вспоминал: «Высшая логика марксизма делала все ясным в современной истории». Известный писатель и критику. Фрэнк писал в 1932 году: «Мир на пороге кризиса, и нельзя терять времени. Революционное завтра должно готовиться сегодня. В противном случае оно может прийти слишком поздно, чтобы спасти человечество от гибели в капиталистической войне и, что еще хуже, от морального сифилиса капиталистического мира». Э. Нильсон настаивал: «Советский Союз является моральной вершиной мира, где никогда не меркнет свет». Уильям Аллен Уайт признал, что Россия – «самое интересное место на земле». Еще бы, подтверждал У. Роджерс, «у них великолепные идеи.

Подумайте, в их стране каждый имеет работу!» Так говорили и писали американские интеллигенты, за которыми прежде не замечалось пристрастия к коммунизму Теперь они были согласны со старым другом Советского Союза Л. Стеффенсом, заявившим на пятнадцатитысячном митинге в Сан-Франциско: «В наши дни все дороги ведут в Москву».

В октябре 1932 года группа выдающихся деятелей культуры и науки заявила о поддержке коммунистической партии. Они выпустили идейный манифест, названный «Культура и кризис». В нем говорилось: «Как ответственные интеллектуальные работники мы заявляем о том, что стоим на стороне откровенно революционной коммунистической партии, партии рабочих». Если все буржуазные партии бессильны справиться с кризисом, писали они, то коммунисты предлагают единственное реальное решение – «свергнуть систему, несущую ответственность за все кризисы». Это и есть идеал, «практический и реализуемый, что доказано в Советском Союзе». «Капитализм, – заключал манифест, – разрушитель культуры, а коммунизм стремится спасти цивилизацию и ее культурное наследие от бездны, в которую низвергает ее мировой кризис». Манифест подписали Т. Драйзер, Ш. Андерсон, Дж Дос Пассос, Э. Колдуэлл, У. Фрэнк, критики Э. Вильсон, Н. Арвин, М. Коули, Г. Хикс, профессора С. Хук, Ф. Шуман, журналисты Л. Стеффене, М. Джозепсон, Э. Винтер (упомянуты только наиболее известные из числа поставивших свою подпись)...

Губернаторы шли дальше. Т. Билбо (штат Миссисипи): «Я сам стал розовым». Ф. Олсон (Миннесота) сказал некоему вашингтонцу: «Скажите им там, в столице, что Олсон больше не берет в национальную гвардию никого, кто не красный! Миннесота – левый штат».

5 декабря 1932 г. около 2,5 тыс. человек собрались у Капитолия, где открывалась сессия конгресса. Они кричали: «Голодных накормить, налог на богатых!» Полиция окружила их, выгнала в чистое поле на снег и продержала двое суток без пищи и воды. Когда их отпустили, они разошлись, полные гнева и решимости. В Линкольне, штат Небраска, 4 тыс. человек заняли здание легислатуры, 5 тыс. учителей в Чикаго штурмовали банки, в Оклахома-Сити, Миннеаполисе и других городах захватывались продовольственные магазины. Полки мигом очищались. Декан факультета бизнеса Гарвардского университета заявил: «Капитализм перед судом, и от исхода суда зависит вся западная цивилизация»...

Тем временем в стране разразилась неслыханная финансовая катастрофа: американцы, с отчаянием наблюдавшие за банкротством банков – к 1933 году закрылось свыше 5 тыс. банков, – бросились в оставшиеся, изымая свои сбережения. Потеряв веру в незыблемость этих твердынь капитала, они предпочитали держать деньги на руках или переводить за границу. Банки не могли удовлетворить всех, требовавших звонкой монеты, в первую очередь золотых долларов. Вклады составляли 41 млрд. долл., а денежная наличность – 6 млрд. долл. 14 февраля губернатор Мичигана закрыл банки штата, положив начало цепной реакции. К концу февраля большинство банков в США закрыли свои двери. 27 февраля Морган информировал Рузвельта, что «возникло чрезвычайное положение». Уолл-стрит требовал, чтобы правительство немедленно оказало финансовую помощь банкам. Сложилась забавная ситуация: банкиры, яростно возражавшие против помощи безработным и фермерам, просили помощи себе!

1 марта 1933 г. властитель дум поколения американской интеллигенции профессор Р. Нибур публикует статью «После капитализма – что?». Он взялся за перо, убежденный, что «капитализм умирает и должен умереть». Но, значительно подчеркнул профессор, «ничто в истории не подтверждает, что правящий класс когда-либо уступает свои позиции и привилегии в обществе только потому, что его правление отмечено неспособностью и несправедливостью». Р. Нибур адресовал свои проникновенные слова читающей и думающей публике; другие в США были более откровенными. Они прямо говорили: страна стоит на пороге революции...

В комитете сената У. Грин, профбюрократ, имевший за плечами десятки лет предательства интересов рабочего класса, пригрозил «всеобщей забастовкой», если не будет улучшено положение трудящихся. «Это будет означать классовую войну?» – осведомился сенатор Г. Блэк. «Как бы вы ее ни назвали, она будет… – ответил У. Грин. – Единственный язык, который понимает большинство предпринимателей, – язык силы». В сенате сенатор Т. Коннели спросил военного министра П. Харли, почему войска сосредоточиваются вокруг крупных городов. «Военный министр с выражением страха в глазах, – вспоминал Т. Коннели, – сослался на красных и возможных коммунистов, действующих в стране». «Да, революция будет, – заявил банкир из Лос-Анджелеса, – если, конечно, Рузвельт не сделает чего-нибудь».

Яковлев Н.Н. - Франклин Рузвельт. Человек и политик. Новое прочтение. - М., 1981 С. 129 - 140.