В конце 1880–х годов в Японии после периода европеизации стала возрождаться
традиционная живопись. Европейский стиль был запрещён на выставках
Фрагмент картины Хасимото Кансэцу (1883–1945)
«Обезьяна», 1940
Японский художник Хасимото Кансэцу (1883–1945) шутил, что «весь насквозь пропах Китаем». Он обвинял своего наставника в излишнем увлечении европейской живописью, при этом постоянно копировал его анималистические картины. Об осторожном соединении Китая и Европы, патриотизме и зверях в работах Хасимото Кансэцу.
Родился Кансэцу в Кобэ, в 1883 году. Его отец, Хасимото Кайкан, был учёным конфуцианцем, поклонником всего китайского — и сам рисовал картины и расписывал ширмы в китайском духе. Но сына он не обучал — когда мальчику было пять лет, родители развелись, и сын остался с матерью и бабушкой. Впрочем, это не мешало матери учить его китайским стилям каллиграфии (она славилась этим искусством), а бабушке — баюкать Кансэцу китайскими же колыбельными.
В двенадцать лет мальчика забрали из общеобразовательной школы и отдали учиться живописи — в японском стиле, у полузабытого ныне художника Катаоки Коко. Так что на первой большой картине тринадцатилетнего Кансэцу была изображена Сидзука, возлюбленная и спутница Минамото-но Ёсицунэ. Героические женщины ещё не раз появятся в его творчестве.
Однако Хасимото Кансэцу был юношей честолюбивым и при первой же возможности, в самом начале нового века, перешёл к новому учителю — уже знаменитому Такэйти Сэйхо:. Тот его полюбил, начал продвигать, в двадцать пять Кансэцу уже выставлялся на престижнейшей выставке «Бунтэн». Первый успех принёс достаточно денег, чтобы Кансэцу смог, наконец, в 1913 году в первый раз съездить в тот Китай, о котором столько слышал с пелёнок. В первый, но далеко не в последний — за свою жизнь он посетил Китай то ли тридцать раз, то ли пятьдесят, то ли даже больше: биографы не сходятся друг с другом. Он шутил, что так часто пересекает море, что «весь насквозь пропах Китаем»… А по возвращении из первого путешествия Кансэцу написал и выставил огромную картину «Южный край» на китайскую тему. Целиком она тут не влезет (Кансэцу всю жизнь питал пристрастие к «многостворчатым» росписям, как на ширмах), вот примерно половина (вторая примерно такая же):
Можно видеть, что от современных французов тут в рисовке, пожалуй, больше, чем от старых китайцев…
А вот чуть более поздняя (и тоже немаленькая) «китайская» картина — «Сказание о Мулан», той самой девушке-воине, которую на западе прославил американский мультфильм.
Хасимото Кансэцу взялся возрождать в Японии традицию живописи в китайской манере, «нанга», — только в духе «новой нанга», осторожно соединяя свой Китай с заимствованиями из западной (в смысле, европейской) живописи.
Ещё одна «длинная» картина на всю стену— «Песнь лютни»:
«Паломничество к отшельнику»
Лошади уже вполне во вкусе Сэйхо:.
Как и в «Южном крае», Кансэцу охотно продолжал и тему «трудящихся на фоне пейзажа»:
Образцовый китайский грамотей:
А вот «Европейские собаки» в китайской манере:
Однако уже в первой половине двадцатых годов Хасимото Кансэцу поссорился и порвал со своим наставником — он объявил, что Такэути Сэйхо: стал «слишком европейским», и японский дух (не говоря уж о китайском) совсем отступил в творчестве Сэйхо: перед западными влияниями. Слишком заметен Тёрнер, слишком заметен Коро! Такэути Сэйхо: немного обиделся, но по-прежнему отзывался о Кансэцу как об одном из лучших своих учеников.
И тут вышел конфуз. Дело в том, что сам Кансэцу выбрался в Европу раз, потом другой — и немедленно очаровался в тамошних музеях не только собственно европейской (особенно Ван Гогом и Гогеном), но ещё вдобавок и персидской живописью. И по возвращении это немедленно стало очевидно — новое «Посещение отшельника» уже совсем не похоже на прежнее:
И звери соответствующие:
Хасимото Кансэцу даже начал писать маслом — хотя именно за это увлечение он так корил Сэйхо:! Но впереди уже был новый поворот.
Животные и патриотизм на картинах Хасимото Кансэцу
В 1930-х годах Хасимото Кансэцу вновь сменил манеру — теперь он решился посоперничать со своим наставником Такэути Сэйхо: «на его поле»: в анималистике. И, надо сказать, именно эти работы Кансэцу полюбились зрителям больше всего.
Иногда Кансэцу соперничал напрямую: изображая тех же животных, что его учитель, и в сходном стиле.
Но очень быстро обнаружилось, что у него есть свои любимцы. И прежде всего это обезьяны — их у Кансэцу несметное количество, и все — разные и выразительные.
Другим любимцем у него был тануки, енотовидная собака (которую у нас часто переводят «барсуком»), с его славой оборотня:
Ну, а где тануки, там и белый лис:
И птицы, конечно, тоже присутствуют:
Птиц и собак он и дома у себя держал, благо усадьбу приобрёл просторную (по японским меркам):
Звери принесли художнику куда большую славу (и куда больше денег), чем «китайские сюжеты». А Такэути Сэйхо: говорил, что он Хасимото Кансэцу, конечно, не завидует — зато очень им гордится. И, кажется, даже признавал, что с обезьянами Кансэцу его обошёл…
Когда началась война, спрос на зверей упал, а на пропаганду — вырос. Хасимото Кансэцу не отказывался от заказов на «патриотическую тематику», но батальных картин рисовать не желал. Предпочитал тему «Великой восточноазиатской сферы совместного процветания» (大東亞共榮圏, Дай-то: a Кё:эйкэн); подразумевалось — под японским покровительством, но вот японцев-то он по-прежнему изображать избегал.
Вот яванская девушка с облегчением покидает бомбоубежище:
А вот самая знаменитая его картина военной поры — уйгурская красавица XVIII века Ипархан (прозванная китайцами Сян Фэй, когда они полонили её и сделали императорской наложницей):
Без собаки и тут, как мы видим, не обошлось.
Кансэцу всегда любил Китай и иногда слишком резко высказывался о том, как скверно ведут себя там сегодня японцы. Его предупреждали, что за эти высказывания на него шлют доносы — он отмахивался: «Я уже слишком стар, чтобы бояться!» Войны он не пережил — успел умереть в начале 1945 года…
Вот, кому интересно, сайт его дома-музея (в основном по-японски) — там, кстати, можно наглядно увидеть, какого размера его «большие картины».
Комментарии