Атеев А.Г. Псы Вавилона. (Российская мистика)Часть 2. гл.

   В ту самую ночь, когда охотник за вампирами опрометчиво попал в поле зрения НКВД, а позже пытался, опять же необдуманно, пристыдить руководителя столь серьезного ведомства, американский подданный Джон Смит, известный среди знакомых как Джоник, вновь отправился на поиски приключений. И не куда-нибудь, а именно на Шанхай.

   Если помнит читатель, давеча он покинул странный поселок, абсолютно уверенный, что его мистифицируют.

   Джоник вернулся в свою комнату в одном из бараков Кировского района. Сосед Коля Попов отсутствовал — видно, был на работе. Джоник улегся на койку и задумался. Как понимать все произошедшее? Он так и этак перебирал все события, случившиеся с ним намедни, и постепенно все больше склонялся к мысли: морочить ему голову просто не имеет смысла. Провокация? Но для чего?! Всесвятский вовсе не похож на агента НКВД. Он вел весьма двусмысленные разговоры... А что в этом такого? Джоник не раз сталкивался с подобными высказываниями. Тем более не похожи на провокаторов те два старорежимных старика. И уж вовсе не лезут ни в какие ворота, как говорят русские, ночные события в доме благообразного татарина Валитова. Допустим, непонятные звуки во дворе инсценированы нарочно. Но кто, спрашивается, приколотил к двери хозяйского пса и распорол ему брюхо?

   При воспоминании о несчастной собаке с выпущенными кишками Джоника чуть не стошнило.

   Вот только рассказы Всесвятского о вампирах Джоник так и не мог воспринять всерьез. Как подобному можно верить? Однако многочисленные детали, выглядевшие весьма правдоподобно, а главное, убедительный тон Всесвятского создавали иллюзию правдивого повествования. Тем не менее Джоник не раз сталкивался с искусством русских на ходу выдумывать самые невероятные истории и при этом верить в их достоверность.

   — В некотором царстве, в некотором государстве... — вслух произнес Джоник и засмеялся. Сочинять они мастера. Но не может же он в своей будущей книге воспроизводить пусть красочные, но всего лишь фантазии российского народа? Достоверность прежде всего. Таков девиз Джона Смита.

   Но, допустим, нападение на татарский дом в действительности имело место. И вообще все, что якобы случилось на Шанхае, — истинная правда. Ведь это же сенсация! Ему постоянно казалось, что будущая книга может получиться несколько суховатой. А вот если включить в нее подобные факты, книга «заиграет», может быть, даже станет бестселлером. Только нужно все проверить. Но как?

   «Да элементарно, — подсказал внутренний голос — Нужно просто отправиться ночью на Шанхай и попытаться увидеть все своими глазами или хотя бы услышать собственными ушами». И Джоник решился.

   Среди его имущества имелся мощный электрический фонарик, которым он до сей поры почти не пользовался. В данный момент фонарик вполне мог пригодиться. Теперь нужно подумать о самозащите. Оружием Джоник, естественно, не обладал, да и казалось неразумным таскать с собой что-либо противозаконное, но в данной ситуации, возможно, придется защищаться. Тут он вспомнил, что в Нью-Йорке итальянские и ирландские хулиганы в качестве оружия носят с собой бритвы. У Джоника имелся подобный инструмент — отличный «золинген» с двумя пляшущими человечками на лезвии. Для самообороны вещь вполне подходящая. На ноги решено было надеть высокие ботинки на шнуровке с толстой кожаной подошвой. Из одежды — просторную куртку из грубой парусины, по-здешнему, «чертовой кожи». А на голову — велосипедный шлем, должный, по мысли Джоника, предохранить от ударов. С экипировкой было все в порядке, оставалось дождаться вечера и отправляться в экспедицию. Его целью было незаметно подобраться к дому Валитова, спрятаться где-нибудь в закутке и наблюдать за происходящим. Если вампиры, или что-то там еще, действительно существуют, они наверняка повторят свой набег. Так, во всяком случае, рассчитывал мужественный американец.

   До вечера было еще порядочно, и Джоник решил проведать свою возлюбленную. Но, к его огорчению, Аня продолжала развлекать селян песнями и танцами и должна была приехать только завтра. Удрученный следопыт послонялся некоторое время по городу, перекусил в столовой, потом вернулся домой. Пришел с работы Коля Попов, быстро умылся, переоделся и отправился на собрание рабкоровского кружка. Джоник вновь остался в одиночестве. Попытался читать, но книга валилась из рук. Глаза стали слипаться, и он погрузился в сон. Это было довольно странно, поскольку днем он никогда не спал.

   То, что происходило дальше, сном можно было назвать с сильной натяжкой, во всяком случае, до сих пор ничего подобного Джоник не испытывал. А чудилось ему следующее. Он ясно видел себя лежащим на кровати с закрытыми глазами. В то же время он мог наблюдать все, что происходило в комнате. Появилась Аня. Похоже, она кого-то или что-то искала, потому как обшарила все углы и даже заглянула под кровать. На спящего Джоника она не обращала никакого внимания, будто его в комнате и не было. Неожиданно возник бородатый Всесвятский. Аня кинулась к нему и стала о чем-то горячо просить. О чем именно, разобрать было невозможно. Похоже, вопрос шел о жизни и смерти, поскольку Аня заламывала руки и стенала. Скоро они исчезли, но комната не производила ощущения пустой: она была наполнена шорохами, невнятными голосами, мелькающими тенями. Джонику стало не по себе, и он захотел покинуть зловещее помещение, но, к собственному ужасу, почувствовал, что не может встать с кровати, более того, не может пошевелить ни одним членом словно парализованный. Да и сама комната стала понемногу меняться. Беленые стены превратились в грязные, с потеками: то ли кирпичные, то ли из дикого камня. Размеры комнаты увеличились, она стала походить на огромный погреб или подземелье, а главное, Джоник явственно ощутил незнакомый запах, неприятный и притягательный одновременно. Он как будто состоял из нескольких компонентов: гнилостной вони, густого духа крови, аромата экзотических курений или духов, едва ощутимого привкуса гари. По стенам погреба, прилепленные к выступам неровной кладки, горели многочисленные свечи. Помещение стало наполняться некими существами, очень похожими на людей, но Джоник осознавал, что перед ним не люди. Здесь присутствовали и взрослые, и дети, и у всех них были чрезмерно красные губы. Да и глаза явственно отливали багровым. Однако их лица, даже при скудном освещении, выглядели непомерно бледными, словно присыпанными мукой. Джоник попытался улыбнуться странным личностям, но они смотрели на него с явной враждебностью. И вновь Джоник мог наблюдать себя со стороны. Он видел собственное тело лежащим на этот раз вовсе не на койке, а на просторном каменном постаменте. В довершение ко всему он был абсолютно наг. Присутствующие приблизились к постаменту. Они шевелили губами, будто тщились что-то сказать, но Джоник не слышал ни единого слова. И тут он скорее ощутил, чем увидел: в помещении возник кто-то еще... Некая сущность, присутствие которой наполнило его невыразимым ужасом. Джоник собрал все силы, намереваясь крикнуть, позвать на помощь... и проснулся.

   Он был весь в холодном поту, подушка насквозь промокла — хоть выжимай...

   Джоник приподнялся и недоуменно огляделся. Он все еще не мог прийти в себя. Сон оказался настолько ярок и реален, что ощущение леденящего ужаса до сих пор не покинуло его.

   Надо заметить, что больше всего на свете Джоник боялся серьезно заболеть, поскольку без всяких на то оснований считал, что в Соцгороде медицинское обслуживание местного населения ведется из рук вон плохо. Поэтому из последней поездки домой, в Америку, он привез целую гору различных лекарств, препаратов и медицинских приспособлений, включая, к примеру, кружку Эсмарха.

   Непонятно почему, Джоник решил, что у него приступ малярии, хотя в здешних местах подобная болезнь была большой редкостью. Первым делом он померил температуру. Она оказалась нормальной. Однако методичный американец на всякий случай, морщась от горечи, выпил две облатки хинина. Проведя профилактическую работу, Джоник несколько успокоился. Чрезмерная потливость, по его мнению, скорее всего вызвана жарой, а кошмар навеян рассказами Всесвятского и теперешним сном в неурочное время. Все непонятное рационалист Джон Смит объяснял исходя из материалистических воззрений.

   Он взглянул на часы. Около девяти вечера. Можно не спеша собираться в экспедицию. Он вышел из дома, намереваясь доехать на трамвае до кольца, а оттуда пешком добраться до Шанхая, но, когда подошел к остановке, обнаружил, что движение прекращено и народ бредет вдоль путей. Как ему пояснила словоохотливая гражданка, часа два назад произошло столкновение трамвая № 6 с грузовиком, в результате которого передний вагон сошел с рельсов.

   — Пьяни разной авто доверяют! — выкликала гражданка, в гневе потрясая пышным бюстом, который вот-вот готов был вывалиться из ситцевых покровов на свет божий. — Ездить не умеют, уроды! Конечно, всю жисть на телеге гужевал, а тут за баранку посадили. Вот он и несется, сам не зная куды.

   — А пассажиры не пострадали? — поинтересовался любознательный Джоник.

   — Стекла вдребезги, кровищи по колено! — продолжала вещать грудастая обличительница.

   Джоник решил осмотреть аварию, справедливо полагая, что и этот факт можно использовать при написании будущей книги.

   На месте происшествия толпилась уйма народу, однако потоков крови не наблюдалось. Оказалась, гражданка несколько преувеличила последствия аварии. Трамвай действительно сошел с рельсов и теперь, накренившись, стоял под острым углом к полотну, грузовик лежал на боку, а по его бортам лазала ребятня. Как удалось узнать, пассажиры отделались легким испугом. Джоник порадовался за уцелевших и двинулся дальше.

   Начинало темнеть. Ветер сменился и усилился. Теперь он дул прямо в лицо Джонику.

   Чего с избытком хватало в Соцгороде, так это пыли. При малейшем колебании воздуха она вздымалась столбами, заволакивая все вокруг. Казалось, ты в Сахаре и налетел грозный самум. Однако Джоник как человек предусмотрительный всегда имел при себе очки типа мотоциклетных. Он нацепил «стекляшки», надвинул на уши кожаную фуражку и, выставив бедовую голову вперед, двинулся навстречу пыльному вихрю.

   Путь нашего героя пролегал через густонаселенные районы. Несмотря на поздний вечер и неблагоприятную для прогулок погоду, людей вокруг было — хоть пруд пруди. Почему-то особенно часто на пути пытливого американца вырастали беременные женщины. Закутанные по самые глаза платками, словно правоверные мусульманки, они грациозно сновали вокруг Джоника, проявляя непонятную активность. Создавалось впечатление, что где-то поблизости происходит слет гражданок, готовящихся стать матерями. Во всяком случае, это пришло на ум американцу, и он уже хотел было поинтересоваться на сей счет у очередной молодухи «на сносях», как новое природное явление отвлекло его внимание.

   Начиналась гроза Ветер то стихал, то вновь принимался дуть с неистовой силой. Стало совсем темно, и вдруг вспышка небывало яркого ослепительно голубого света озарила окрестности: приземистые ряды бараков, палисадники с чахлыми кустами, вытаращенные глаза мальчишек и все тех же молодух, с визгом несущихся в укрытия. Следом за молнией грянул гром такой оглушительной силы, что Джоник от неожиданности подпрыгнул. Первые крупные капли замолотили по крышам бараков, и очень скоро полил столь неистовый ливень, что Джоник кинулся под первый попавшийся навес, оказавшийся козырьком барачного подъезда. Тут уже стояли несколько человек, в том числе, конечно же, беременная гражданка. Молнии непрерывно резали тьму, гром грохотал беспрерывно. В довершение огненное жало впилось в землю где-то совсем рядом. Раздалось шипение и треск, и вмиг погасли даже редкие фонари.

   — В трансформатор шибануло, — со знанием дела сообщил мужской голос за спиной у Джоника.

   — Ужасть, ужасть! — запричитала беременная. — Сейчас скину!

   Американский подданный на некоторое время задумался, размышляя, что делать дальше. До Шанхая идти было еще довольно прилично, а дождь не утихал. Может, все-таки благоразумнее вернуться? Он представил, как разъезжаются в грязи ноги. А в Шанхае, который стоит в овраге, и вовсе болото. Благоразумнее отложить экспедицию. Но тут гроза, неожиданно изменив свой путь, ушла на запад, и молнии засверкали уже над другим берегом реки. Дождь почти прекратился. Нужно было на что-то решаться. Джоник недолго колебался. Целеустремленность была свойственна его характеру. И он зашагал в гору, навстречу таинственному Шанхаю.

   Как нельзя кстати пришелся карманный фонарик. Американец светил себе под ноги, обходя громадные лужи, но вскоре на его ботинки налипли комья грязи. Идти было тяжело, и в то же время Джоник неожиданно испытал мгновенное ощущение счастья. Чуть накрапывал мелкий дождик, стояла полная тишь, воздух был свеж и напоен запахами мокрой земли и зелени. Правда, сельские ароматы господствовали совсем недолго. С агломератной фабрики повеяло сернистым газом, и идиллия вмиг прекратилась. Дух стоял столь крепкий, что слезились глаза, а на зубах, как после кислейших яблок, появилась оскомина. Но Джоник шел и шел вперед, движимый лишь одной целью: разобраться наконец, существуют ли вампиры на самом деле или это всего лишь идиотский бред.

   Прямой дороги на Шанхай он не знал, поэтому постоянно забредал в какие-то буераки и несколько раз упал. Он уже проклял себя за опрометчивое решение, однако отступать было поздно.

   Наконец американец добрался до цели. Он стоял на обрывистом краю оврага, а внизу, еле различимое, чуть виднелось скопище землянок, сараев, времянок. Тишина висела над Шанхаем словно тяжелое засаленное ватное одеяло. Даже собачьего бреха не слышно. Все живое будто притаилось в ожидании неминуемого кошмара. В это мгновение из-за туч вылезла растрепанная красноватая луна. Стало значительно светлее. По склону вилась едва заметная во тьме тропинка. Светя себе под ноги, Джоник начал спускаться. Глинистая почва изрядно раскисла, и после нескольких неуверенных шагов он сел на землю и таким манером завершил спуск.

   «Словно другая планета», — пришло на ум сравнение.

   Возможно, так оно и было. Он стал вращать головой, не зная, в какую сторону двигаться. А какая, собственно, разница? Поселок небольшой. Его можно обойти по периметру за полчаса. Так или иначе, он отыщет нужный дом. А если встретится пешеход, проще всего спросить, где проживают Валитовы.

   Джоник крался вдоль забора, пока не вышел на нечто вроде улицы. Он посветил фонарем по сторонам. Ряды утлых строений походили на декорации к фильму о Дракуле, который он видел в Америке в последний свой приезд туда. Джоник был парень неробкого десятка, но тут невольно поежился. Ему вдруг стало страшно.

   Неожиданно впереди он увидел туманную фигуру. Джоник остановился и стал ждать, фигура медленно приближалась к нему. Теперь можно было различить, что идущий навстречу облачен в длинное бесформенное одеяние наподобие савана. Голову покрывает остроконечный капюшон, а в руках длинный предмет вроде кола.

   Дрожь пробежала по телу американского следопыта Он попятился, однако тут же взял себя в руки.

   — Эй, товарищ!

   Таинственная фигура приближалась.

   — Товарищ, вы тут живете?!

   Однако вопли Джоника оставались без ответа. В размеренной, неумолимой поступи незнакомца чудилось нечто нечеловеческое, и нервы у американца не выдержали. Он бросился бежать.

   — Стой! — послышалось сзади. — Стой, гад! Инфернальное существо ругалось отчетливым человеческим языком. Это было удивительно, но в России случалось много странностей, и Джоник решил не рисковать. Он припустил во весь дух. Однако и преследователь, кто бы он там ни был, не отставал. Топот за спиной, казалось, приближался.

   — Стой,... твою мать!!! Стреляю!!!

   Раздался оглушительный винтовочный выстрел, и пуля просвистела возле щеки американского строителя социализма. Он даже ощутил дуновение зловещего ветерка. Гулкое эхо выстрела запуталось в покосившихся заборах и смолкло.

   По здравому размышлению, посланец ада вряд ли мог воспользоваться огнестрельным оружием, но, с другой стороны, неизвестно, что хуже: встреча с нечистью или девять граммов свинца в голову. Останавливаться нельзя было ни в коем случае. Джоник одним махом перепрыгнул через невысокую изгородь и, не разбирая дороги, ломанулся через чье-то подворье. Он упал, споткнувшись о какой-то хлам, поднялся и вновь побежал, сам не зная куда. Рассудок выключился, первобытный ужас полностью заменил его.

   Бег по пересеченной местности продолжался сколько хватило сил. Наконец он упал перед входом в какую-то землянку. Из последних сил толкнул рукой дверь, которая оказалась не закрытой.

   — Помогите... — произнес Джоник, едва переведя дыхание.. — За мною гонятся... сам не знаю кто.

   В доме было темно, кисло пахло овчиной, мышами и еще чем-то неуловимо знакомым.

   — Помогите, — повторил Джоник. — Если есть здесь кто живой...

   — Вот это как раз вопрос по существу. Живые как бы есть... только не совсем.

   Голос показался Джонику знакомым.

   — Зажгите свет, пожалуйста, — попросил он.

   — Свет нам вроде ни к чему. И так все прекрасно видим, — произнес возникший перед ним черный силуэт.

   — Кто это к нам пожаловал на ужин, куманек? — произнес другой голос.

   — Да как же, господин Носферату, разве вы не узнаете этот единственный в своем роде акцент?

   — Неужели американский приятель вашего... или скорее нашего общего друга-врага?

   — Он самый. Вы не ошиблись.

   — Нет, в который раз убеждаюсь, все поистине предопределено. Иностранный социалист-энтузиаст вламывается к нам ночью... Спрашивается, зачем? А, мистер Смит? С какой стати?

   —Я, собственно, случайно.

   — Так-так. Случайно, значит. А куда изволили направляться в столь неурочный час?

   — Тут у вас живут одни... Некие Валитовы.

   — Ага, знаем Хорошие люди, гостеприимные... Но, думаю, и они не приветствуют появления в данное время. Зачем же вас к ним потянуло? Не лучше ли было дождаться утра?

   — Как вам сказать? Обстоятельства возникли...

   — Понимаем. Это все объясняет. Теперь, кто за вами гнался?

   — Не знаю. Какой-то странный тип в капюшоне. И стрелял...

   — Ну, с этим ясно. Сегодня в нашей местности происходила облава на подозрительных господ. Кое-кого, понимаешь, замели, — собеседник хмыкнул, — но не всех. Оставили часовых, проверять документы, задерживать праздношатающихся. Вот вы на такого и наткнулись.

   — Теперь понятно. А я думал — нечистая сила.

   — Вы что же, имеете отношение к потусторонним существам? — спросил тот, кого называли куманьком. — А при первой встрече такого впечатления не создалось.

   — Я вообще-то атеист, — доверчиво сообщил Джоник. — Однако интересуюсь всеми сторонами жизни в Соцгороде. Ее аспектами... — Джоник запнулся.

   — Продолжайте, мистер Смит.

   — Так вот. Наслышанный от вашего друга Всесвятского о... как сказать?..

   — Вампирах?

   — Да, о них... Я... собственными глазами... Или, наоборот, развеять...

   — Миф?

   — Вот именно. Убедиться.

   — Ну и?..

   — Решил сходить к Валитовым. Извините, говорю не совсем связно...

   — Но вы ведь там уже однажды побывали?

   — Да, верно. И в это время случились столь странные события, что я не знаю, верить или не верить. И потом, у Валитовых остановился ваш... э-э... товарищ Николай Николаевич...

   — Всесвятский?

   — Именно. Он мог бы пролить свет...

   — На происходящее?

   — Да-да.Так.

   — Хотим вас огорчить, уважаемый мистер Смит, господина Всесвятского там уже нет. Насколько нам известно, он находится совсем в другом месте. Однако есть и хорошие вести. Чтобы познакомиться непосредственно с вампирами, далеко ходить не нужно.

   — Почему?

   — Да потому, что они перед вами. Я и мой сожитель, мусью Фужеров, с совсем недавних пор, кстати, помимо нашей воли стали принадлежать к этому древнему племени. Приобщились, так сказать... Так что, мистер Смит, вы попали как раз по адресу.

   — Возможно, вы шутите?

   — Помилуйте, зачем нам шутить?

   — Русские вообще склонны к юмору.

   — Это уж точно. Но в данном случае я говорю совершенно серьезно. Мы вот тоже в свое время сомневались, особенно я. С трудом, знаете ли, верилось. Приехал этот бородатый черт и давай нести околесицу. Отнесся я к его россказням без должного внимания, а, знаете ли, зря. Прав оказался бородатый! Тем же вечером, как вы с ним от нас удалились, пришлось убедиться. Вы же отправились в дом к Валитову?

   — Да

   — А потом дом был атакован?

   — Вот-вот. Об этом я и хотел узнать поподробнее.

   — Подробности вам подавай? Пожалуйста. Хотите — верьте, хотите — не верьте, но на него действительно напали вампиры. В наличии на сию минуту, не считая нас, их осталось двое: мальчишка и милиционер Хохлов. Однако, как справедливо предполагал Всесвятский, имеются Хозяин и его слуги, сами по себе вампирами не являющиеся. Они, так сказать, занимаются уходом за Хозяином. Так вот. Перед тем как наведаться к татарам, вампиры пришли в наш дом, и сами понимаете, что было дальше.

   — Но Всесвятский мне рассказывал, что вампиры просто так проникнуть в дом не могут. Их нужно обязательно впустить.

   — Правильно рассказывал. Так мы их и впустили. Откуда нам было знать, кто стоит на пороге. Думали,

   Всесвятский вернулся. Оказалось, другие. Впрочем, мы не жалеем, во всяком случае, я. Даже наоборот. Ну, сколько мне еще пришлось бы коптить небо, оставайся я человеком? От силы десяток лет, причем все более дряхлея. А так — бессмертие мне обеспечено. Конечно, при правильном уходе и питании. И сожитель мой, похоже, встал на подобную точку зрения. А, куманек? Фужеров пробормотал что-то неопределенное.

   — Вот видите, поддерживает. И вам, я думаю, понравится.

   — Вы что же, и меня хотите обратить в вампира? — вне себя от гнева спросил Джоник.

   — Естественно. Хотя, насколько я понимаю, на ваш счет у Хозяина особые планы.

   — Откуда вы знаете о его планах?

   — Интересный вопрос. Я и сам не могу точно ответить на него, полагаю только, что между всеми нами существует некая мысленная связь, позволяющая Хозяину контролировать ситуацию.

   — Не верю. Вы меня разыгрываете. Сейчас я встану и уйду.

   — Попробуйте.

   Джоник вскочил и кинулся к двери, однако обитатели хижины оказались проворнее. С неожиданной для их возраста прытью они бросились наперерез. Костлявые пальцы вцепились в одежду. Слышалось прерывистое дыхание. Непонятный, но смутно знакомый запах усилился, и Джоник неожиданно вспомнил, что именно так пахло в мрачном логове из давешнего кошмара. Ему было страшно.

   Джоник стал неистово вырываться, а он был неслабым парнем. Однако два старца демонстрировали недюжинную мощь. На тычки и прямые удары они не реагировали, только еще крепче вцеплялись в американца. Да и сила в них присутствовала явно не стариконская. Видимо, нападавшим помогало еще и то обстоятельство, что они прекрасно ориентировались в темноте.

   Джоник бился, как раненый лев. Грохот в землянке стоял такой, словно в ней бушевало стадо слонов. Летели на пол предметы убогого быта: кастрюля, чугунок, опрокинулось ведро с водой, с грохотом рухнул навесной шкафчик с посудой, раскатилась по всем углам батарея пустых бутылок.

   — Неlр! — взывал Джоник. — Somebody, help me! — От волнения он забыл русский язык и теперь просил о помощи по-английски. Но на Шанхае иностранная речь была не в ходу, и даже если бы кто-то понял, о чем вопит американский подданный, то вряд ли бы оказал поддержку.

   Это был поистине глас вопиющего в пустыне.

   Борьба продолжалась уже минут десять, и силы стали оставлять нашего героя. Новоявленные вампиры не били его, не выкручивали конечности, они лишь методично и целенаправленно сковывали движения, старались придавить к полу. Джоник вдруг понял: чем больше он трепыхается, тем скорее иссякнут последние силы. Тогда он перестал сопротивляться и замер.

   — Успокоился? — услышал он над ухом. — Так-то лучше. Что с ним дальше-то делать?

   —Да прокуси ему жилу.

   — Нет, приказано доставить в целости. Вязать его, что ли?

   Услышав об ужасных перспективах на свой счет, Джоник собрал последние силы и рванулся из их цепких лап. Новоявленная нечисть никак не ожидала от своей жертвы такой прыти и растерялась. Джоник бросился к полуотворенной двери, но поскользнулся на мокром грязном полу и, стукнувшись головой об угол печки, потерял сознание.

   Видимо, все же бывают пророческие сны. Эта мысль тут же пришла Джонику в голову, как только он очнулся. Все было именно так, как в недавнем видении: темное помещение неясных размеров, горящие свечи по стенам и запах... Пахло чем-то отвратительным и притягательным одновременно. Джоник, совсем голый, лежал на некой гладкой каменной поверхности. Он хотел было подняться, но тут же понял, что не может сделать даже малейшего движения. Тело не слушалось его. Однако разум работал по-прежнему четко и ясно. Джоник вспомнил предшествовавшие события, битву, окончившуюся столь плачевно, падение, удар... Голова почему-то совершенно не болела, и вообще, ощущение было такое, словно его заморозили. Интересно, куда это он попал? И что с ним собираются делать? Возможно, пытать. Но что именно желают выведать? Никакими тайнами он не обладает.

   Страха не было, лишь лениво шевелилось некое тупое любопытство.

   Послышался шорох, и в изголовье возникла темная фигура. Джоник даже не мог скосить глаза, чтобы как следует рассмотреть подошедшего.

   — Поговорим? — без всяких интонаций в голосе спросил подошедший. — Ах, да... — Он провел ладонями над головой Джоника, и к тому вновь вернулась способность к движению. Американец повернул голову. Перед ним стоял мужчина выше среднего роста, облаченный в довольно странную для подобного места одежду, не то костюм для занятий спортом, не то цирковое трико. Темная чуть поблескивающая ткань так плотно обтягивала его тело, что казалась второй кожей. Впрочем, освещение было слабым, и, возможно, Джоник просто не мог рассмотреть деталей. Лицо мужчины тоже было плохо различимо, однако Джоник обнаружил, что оно настолько смугло, что вполне могло принадлежать чернокожему, хотя, его черты не напоминали негроидные, поскольку были значительно тоньше. Скорее в них имелось нечто семитское.

   — Почему я без одежды? — первым делом спросил Джоник.

   — Не знаю, — равнодушно отозвался незнакомец. — Это меня не касается.

   — Что значит — не касается?! — вспылил Джоник. — По какому праву ме..?! — Он осекся на полуслове от неожиданно накатившего приступа ужаса: Черный разговаривал с ним, не раскрывая рта. Джоник даже не мог бы точно сказать, на каком языке изъясняется его собеседник: на русском или английском. Слова эхом возникали в сознании, точно отраженные от некой металлической поверхности, настолько они были монотонны.

   — Ты, я вижу, не здешний, — продолжил Черный, не обращая внимания на возгласы Джоника. — Впрочем, насколько я улавливаю, в этом месте все пришлые. Но ты прибыл сюда из-за большой воды. Страна на далеком западе. Мне приходилось уже слышать о ней. Только по этой причине я с тобой и беседую. Здешние места мне не нравятся. Слишком шумно. А я люблю покой. Конечно, не такой покой, который ты сейчас представил. Мне, в принципе, все равно, мир или война, хаос или дисциплина. Покой я понимаю как упорядочение. Давным-давно меня для этого и создали... Для упорядочения. И других тоже. Я ведь не один. Конечно, нас осталось немного, но мы существуем.

   Здешние жители все разные. Нет единомыслия, нет общих целей. Словно больные. Там, откуда я родом, тоже происходило нечто подобное. После больших войн. Много пленных, много рабов... Общее сознание отсутствовало. Вернее, не текло в едином русле. Страдание, злоба, зависть нарушали единомыслие. Тогда приходили мы, и оставалось что-нибудь одно, чаще всего страх. А страх цементирует общество, что и требуется правителям. Моих владык давно нет на свете, а я все живу. Разве не удивительно? Впрочем, владыки везде одни и те же. Время не меняет способов и средств. Здесь и без меня скоро все стабилизируется. Вот я и подумал: не перебраться ли за большую воду? В твою страну. А ты бы мне помог. Слуги мои на такое не способны, а если и способны, то на это у них уйдет значительно больше времени, чем у тебя.

   Ничего не говори. Не шевели губами. Я и так все понимаю. Беспокоишься о безопасности своей страны? Резонно. Это только доказывает, что человек ты для меня вполне подходящий. Конечно, некоторую опасность для общества я представляю, но не более чем хищные звери. Волки, например. Но кого убивают волки? Слабых. Не способных по-настоящему сопротивляться. Когда меня привезли в здешние края, я вначале даже... нет, не обрадовался, мне не свойственны человеческие эмоции, скорее почувствовал, что нашел нужное место. Все походило на страну, откуда я пришел. Но потом понял, что это не совсем так. Здесь не для кого служить, а теории, утверждающие, что сейчас всем одинаково плохо, но зато потом всем станет одинаково хорошо, кажутся мне нелепыми. Одинаково хорошо всем никогда не будет. Одни правят, другие подчиняются. Есть пастухи, а есть стадо. Так было всегда. Поэтому я и принял решение сменить среду обитания.

   Теперь о тебе. Конечно, для вас, людей, главное — сиюминутная выгода. Тебя интересует, что ты приобретешь? Во-первых, жизнь. Если ты откажешься, я тебя просто уничтожу. А ведь жизнь для тебя — главное. И все же я не привык просто брать. Быстротечная человеческая жизнь — ерунда. Взамен ты получишь бессмертие. Весьма, между прочим, неплохая плата.

   Многие, поверь, были готовы на все, лишь бы его добиться. Причем, прежде чем обретешь бессмертие, ты сумеешь к нему подготовиться, обеспечить условия существования, что весьма немаловажно. С моей помощью ты сказочно разбогатеешь. Ведь теперь мое существование будет напрямую зависеть от твоего собственного. Пока что ты просто не в состоянии осмыслить все преимущества данного способа бытия. Твой разум скован предрассудками. Над тобой довлеет страх. Но все это пройдет. Ведь, став бессмертным, ты навсегда останешься в своем цветущем возрасте. Ты будешь вечно молодым Я не даю. времени на раздумья, поскольку выбора у тебя нет. Или — или... Третьего, как говорится, не дано.

   Естественно, в здешних краях я очутился не сам, поскольку не могу передвигаться самостоятельно. У меня есть помощники или слуги, можно называть как угодно. Они обеспечат организацию. Твое же дело — сопровождать меня в пути и помочь обустроиться на новом месте. И еще. Здесь недавно объявился некий человечек, считающий, что может побороться со мной. Хотя никакой опасности он не представляет, тем не менее я хочу преподать ему урок. Как только я покончу с ним, тут же отправляемся в путь. Не знаю, сколько на это уйдет времени, думаю, немного. Ты пробудешь здесь до тех пор, пока не примешь окончательного решения. Пока что в твоем разуме полный сумбур. Соберись с мыслями и реши.

   Аня вернулась домой, обуреваемая смутными думами. В таком состоянии она пребывала довольно давно, начиная с первой встречи с Шаховым. Даже перемена обстановки не смогла изменить ее настроения. Агитбригада, вместе с которой она путешествовала по окрестным селам, подобралась, что называется, «чумовая». Свои, вузовские ребята и девчата оказались сосредоточием талантов. Как пели, плясали!.. Зрители большей частью были в восторге.

   Аня старалась не отставать от других, тоже резвилась и дурачилась, но натужно, через силу, только чтобы не показаться белой вороной. Особенно тяжело было по вечерам, когда всей гурьбой собирались у костра, пекли картошку, рассказывали разные байки, веселились от души. И без всякого спиртного, хотя в деревне несложно достать самогон. Но существовало строгое предписание: если кто-то из членов агитбригады будет замечен в употреблении — вылетит из вуза.

   На фоне романтических пейзажей и не без воздействия незамысловатого, но качественного и обильного питания в бригаде время от времени вспыхивали скоротечные, но бурные романы. За Аней тоже ухлестывали несколько парней, особенно один: вихрастый, светловолосый, голубоглазый Алешка, но настойчивые его ухаживания девушка мягко, но решительно отвергла. Она не могла разобраться в своих отношениях с двумя кавалерами и поэтому не считала возможным морочить голову кому-то еще.

   Именно взаимоотношения с Шаховым и Джоником не давали ей покоя. Похоже, нужно сделать выбор. Но кого предпочесть? Шахов, откровенно говоря, как мужчина нравился ей больше. Взрослый, уверенный в себе... Опять же с положением. Но ведь женат. Похоже, и он увлекся Аней не на шутку. «Жена — не стена... — выражались вузовские девчонки, -... можно и отодвинуть». Отодвинуть, конечно, можно, тем более между Шаховым и его супругой, похоже, кошка пробежала. Девчонки только и думали, как бы отбить приличного мужика у какой-нибудь тетехи-раззявы. Вон они, инженеры-начальнички, все на виду! И живут не в пример работягам. Некоторые даже в отдельных квартирах. Однако как быть с Джоником?

   Аня понимала, что брак с ним — лучшее, что только можно вообразить. Уехать вместе в сытую, благополучную Америку. Но выпустят ли ее? Джоник утверждает, что обязательно выпустят, поскольку она становится женой американского подданного. Ну, допустим, она уедет? А что будет с родителями, братьями?..

   Конечно, Аня понимала, что скорее всего ничего особенного с ними не произойдет, но некоторые опасения все же присутствовали. Ведь в случае необходимости им всегда могут напомнить и о чуждом классовом происхождении, а в придачу и о дочке за границей. Она внутренне упрекала себя за эгоизм, бесхарактерность и половую распущенность, но от самокопания на душе становилось еще муторней. Нужно было на что-то решаться.

   Дома братья сообщили, что несколько раз заходил ее американский дружок.

   — Прям-таки ждет не дождется тебя. Страдает, бедняга, аж с лица сбледнул.

   Мать искоса взглянула на дочку.

   — Неплохой паренек, — осторожно заметила она — Культурный, чистенький... Не чета здешним раздолбаям. У вас с ним как?

   — Ах, мама, что значит, как?! Замуж зовет.

   — Невеста из теста... — захохотали братья. Против ожиданий мать не начала охать и ахать.

   — Отправляйтесь, ироды, на улицу! — приказала она сыновьям. — Нечего тут насмешки строить. Ну, а ты сама как? — спросила она у Ани, после того как братья, перемигиваясь и похохатывая, убежали.

   — Не знаю я, мама.

   — Уедешь, значит, от нас, — заметила мать как о чем-то вполне решенном.

   — Почему сразу — уедешь? Про замужество пока вилами на воде писано. Слишком сложно все...

   — А я думаю, дочка, так лучше будет, — неожиданно заявила мать. — Мы уж с отцом прикидывали...

   — То есть как?

   — Да так! Если парень ходит, уже родителям интересно, что да кто. А тут такой приличный человек, не лоботряс, не хахаль... И не из пустого интересу ходит, а с серьезными намерениями. Времена нынче, сама знаешь... Не от хорошей жизни приперлись в этакую даль. А за ним как за броней будешь. Родители-то его кто?

   — Отец — профессор.

   — Вон чо! Богатый?

   — Средний!

   — Ты, дочка, не злись. Замуж все равно выходить нужно. Ты — девка справная, к тому же образованная, в невестах не засидишься. Но, как говорится, замуж не напасть, да кабы не пропасть. Здесь всякие люди встречаются... Только...

   Мать не договорила, утерла фартуком скатившуюся по щеке слезу.

   — Что только, мама?

   — Не знаешь, где потеряешь, а где найдешь... Счастье-то...

   Разговор с матерью, казалось, придал решимости. Больше всего Аня боялась, что родители не одобрят ее выбор. Иностранец казался фигурой экзотической. Но коли они не против, то почему должна сопротивляться она?

   И Аня немедленно решила навестить своего избранника. Однако, к ее удивлению, Джоника дома не оказалось.

   — Не ночевал, — сообщил сосед по комнате Коля Попов.

   — Как это не ночевал?! — изумилась Аня. — На работу, что ли, срочно вызвали?

   — Если бы. Просто отсутствовал. Наверное, нашел себе другую кралю, пока ты в деревне прохлаждалась.

   — Чепуху говоришь. Джоник не такой.

   — Все мы не такие, — резонно возразил Коля. — Да ты, собственно, не огорчайся. Красивых мужчин на свете много. Вот я, например...

   Аня присела на кровать Джоника и задумалась. А вдруг и вправду американец в ее отсутствие спутался с какой-нибудь красоткой? Нет, на Джоника не похоже. Так куда он все-таки делся?

   — Ты это... не переживай особенно, — тихо произнес Коля. — Девки, думаю, тут ни при чем.

   — И где же он?

   — Мне кажется... — Коля понизил голос до шепота. — Мне кажется, его забрали в НКВД

   — С чего ты взял? — похолодела Аня.

   — Думаю так. А где же ему еще быть? Не у девок же, в самом деле. В последнее время он тут развил бурную деятельность. Шныряет везде, вынюхивает...

   — Что вынюхивает?

   — Сам не понимаю. Говорит, книгу про Соцгород написать хочет. Джоник, конечно, кадр проверенный. Свой в доску. Но ведь это не все знают. Думают: раз иностранец, может, того...

   — Не понимаю тебя.

   —Ты дурочку из себя не строй. Раз комсомолка, то должна понимать. Иностранцы всякие бывают... Одним словом, под подозрение попал наш Джоник, я так считаю. На Шанхай для чего-то зачастил. А ты сама знаешь, что такое Шанхай. Вчерась там, кстати, облава была. Беспаспортных вылавливали. Может, и Джоника замели. Да скорее всего так и есть. Поэтому домой и не явился. И чего понесло на Шанхай?

   — Может, кто стукнул? — Аня пытливо взглянула на Колю.

   — Да чего на него стучать... Парень насквозь прозрачный, как пузырь с водкой. Доказал преданность... Я думаю, ошибка.

   — Ты же его друг! Сколько живете вместе... К тому же партийный. Культорг, профорг, физорг... Кто там еще? Общественность, словом... Тебе и карты в руки. Иди, ищи. Узнавай, спрашивай, требуй!

   — Никуда я не пойду.

   — Это почему?

   — Не желаю.

   — То есть как?

   — Не желаю, и все!

   — Замараться боишься? Ты же только что заявил: Джоник свой в доску. Что же за друга не похлопочешь?

   —Для начала мы не знаем, забрали ли его на самом деле.

   — Вот и узнай!

   — А может, он вчерась нажрался и в канаве ночевал?

   — Что за глупости! Ты же знаешь, он не пьет.

   — Мало ли... И вот я прихожу, устраиваю тарарам, а мне отвечают: дружок ваш того... потерял моральный облик. На кого тень падает? На культорга. Плохо организовал работу на местах.

   — Ладно, Николай. Говорить нам больше не о чем. Раз ты оказался такой гнилушкой...

   — Ты, Авдеева, выбирай выражения. Если каждая бикса будет тут...

   — Я тебе не бикса, урод!

   — Думаешь, не понимаю, чего ты вокруг Джоника крутишься? Мало тебе русских парней...

   Но Аня не стала больше толковать с Колей Поповым, а опрометью бросилась из барака.

   Выскочив на улицу, она остановилась,. Зря в общем-то погорячилась. Чего на дураков слова тратить! Этот Попов и раньше не вызывал у нее особых симпатий, а сейчас, когда показал свое гнилое нутро, и вовсе стал противен. Но где же все-таки Джоник? Что, если действительно в НКВД? А может, это работа Шахова? Вполне возможно. Решил таким способом устранить конкурента. Ведь он, кажется, и намекал на нечто подобное. Что ж, тогда к Шахову.

   Упомянутый Александр Кириллович находился на своем наблюдательном посту и методично обозревал окрестности в полевой бинокль. Приближался обеденный час, народу на улицах прибавилось. Шахов перебирал лица, вырываемые окулярами из толпы, словно перелистывал страницы давным-давно прочитанной (и не раз) книги. В последнее время ничего, кроме скуки, созерцание разноплеменных физиономий не вызывало. Даже всегдашние размышления о бдительности и долге куда-то исчезли. Лишь привычка заставляла его каждый день подниматься в башенку и брать в руки бинокль. Какая тут, к черту, бдительность! Каждый второй в этой пестрой толпе вор, саботажник, вредитель. Да что там каждый второй! Каждый первый! И он может доказать данный факт в пять минут. В этом смысле его недавний собеседник Всесвятский, конечно, прав. Прав старик и в другом. Он — Саша Шахов, интеллигентный мужчина тридцати трех лет, вне всякого сомнения, типичный конформист. Патетические речи о гордости за свою принадлежность к партии, о незыблемости генеральной линии — всего-навсего слова, И на линию, и на партию ему наплевать... Да и вообще, на все наплевать!

   «Так уж и на все? — одернул внутренний голос. — Смотри, паренек, слюны не хватит».

   А действительно, для чего он, собственно, живет? Где цель?

   «Может, и не требуется никакой цели, — опять вмешался невидимый собеседник. — Цени каждый миг отпущенного тебе бытия. Да, жизнь — ужасная штука, но ведь и радостей в ней достаточно. Не лезь в высокие материи, цени мгновение. Наслаждайся. Как сказал поэт: „Пусть скучает лошадь“. Надоела зануда-жена, так пошли ее подальше, что, собственно, и сделано. Ведь есть замечательная девушка Анюта. Что мешает связать свою жизнь с ней? Лови момент».

   И, будто по волшебству, не успел Шахов вспомнить об Ане, как разглядел ее лицо среди толпы. Сердце екнуло и упало вниз, во рту пересохло... Шахов непроизвольно сглотнул и стал крутить колесико наведения, хотя бинокль показывал достаточно резко. Первой мыслью было броситься навстречу девушке. Однако он пересилил себя и продолжал наблюдать за Аней.

   Интересно, куда это она идет?

   Мысли Шахова и вовсе смешались. Неужели спешит к нему? Но зачем? Могла бы позвонить, договориться о встрече или хотя бы предупредить о своем визите.

   Он поднял трубку внутреннего телефона:

   — Если ко мне сейчас придет на прием гражданка Авдеева, проведи ее сюда, — сказал он секретарю и вновь схватился за бинокль.

   Гражданка Авдеева стремительно приближалась. Теперь не было сомнений, что направляется она именно в горотдел. Отлично просматривалось выражение ее лица. На нем почему-то отсутствовала радость от предстоящей встречи, скорее читалась ожесточенность и тревога. Шахов насторожился. Наверное, просить о чем-нибудь пришла, решил он.

   Минут через пять послышался стук каблуков с набойками, цокающих по ступенькам металлической винтовой лестницы. Сердце Шахова вновь начало выкидывать фокусы, однако внешне чекист оставался совершенно спокоен.

   «Поцелует или не поцелует? — томительно размышлял он. — Если поцелует...»

   В этот миг ее темноволосая головка показалась в отверстии люка. Еще секунда, и девушка очутилась в башенке. Она сухо поздоровалась, но больше никаких знаков внимания не продемонстрировала. Соответственно и Шахов решил вести себя сдержанно.

   Несмотря на озабоченный вид, девушка с любопытством огляделась по сторонам. Взгляд ее упал на стоявший на подоконнике полевой бинокль.

   — Давно заметил меня? — поинтересовалась она.

   — С чем пожаловала? — вместо ответа спросил Шахов.

   — Пожаловала... — Она усмехнулась. — А может, соскучилась?

   — Что-то не похоже. В таком случае могла бы позвонить.

   — А ты, выходит, не рад?

   — Здесь серьезное учреждение, а не место для свиданий. — Шахов и сам поразился своему нравоучительному тону. Он прекрасно понимал: вовсе не так нужно с ней разговаривать. Неужели канцелярия заела его окончательно?

   — А я и пришла не на свидание, а по неотложному вопросу, — сообщила Аня. — Джоник пропал.

   — Джоник? Это твой американский друг? Не понимаю, какое отношение...

   — Не у вас ли он сидит?

   — За что же его сажать? Вины как будто за ним никакой нет. Пока...

   — Точно он не здесь?!

   — Послушай, Авдеева, ты задаешь слишком много вопросов.

   — Уже Авдеевой стала? А раньше вроде по имени называл.

   — Повторяю: здесь не место для... — Шахов искал подходящий оборот. — Для трали-вали.

   — Слово-то какое нашел. Значит, у нас с тобой просто «трали-вали»? А я-то думала...

   — Что ты думала?! Я вообще не понимаю, кто тебе нужен: американец или я? Может, пока тебя не было, он с другой загулял.

   — Что вы все на свой аршин меряете? Загулял! Не мог он ни с кем загулять. Не такой человек. Сидит, наверное, у вас в каталажке...

   — Говорю же, здесь его нет! Ищи в другом месте.

   — Тогда я пойду.

   — Погоди, а какие у тебя планы на вечер?

   — Джоника я должна найти. Или не понимаешь? В беду он попал, как мне кажется.

   — Да никуда он не денется.

   — А вы что же, товарищ майор, желаете продолжить наши отношения? — с издевкой, как показалось Шахову, спросила Аня.

   — Почему бы и нет?

   — А потому! Не будет больше «трали-вали».

   — Ты так думаешь?

   — Знаю точно. Хватит, поиграли! Мне жизнь устраивать нужно.

   — А не боишься?

   — Чего же?

   — Или не помнишь нашего разговора при первой встрече?

   — Похоже, угрожаете?

   — Девочка, да я могу с тобой и твоей семейкой такое сделать! — Внутренне Шахов ужаснулся своим словам, но его уже понесло. — Что ты здесь из себя цацу корчишь? Вот сейчас прикажу, и ноги раздвинешь.

   Глаза у Ани потемнели. Она молча смотрела на Шахова, и на лице ее читались гадливость и презрение. Крупные капли пота выступили на ее носу, Аня по-детски ладонью смахнула их.

   — Значит, и такое можете приказать? — тихо спросила она. — Тогда приказывайте. Я готова. Только скомандуйте. — Девушка сунула руки под подол платья, мгновенно стащила с себя черные сатиновые трусики и бросила их на пол, потом задрала юбку и встала задом к Шахову, упершись в подоконник, выгнув торс и расставив ноги.

   — Начинай, начальник.

   Шахов остолбенело смотрел на сверкающий в лучах солнца молочно-белый зад. В голове раздался легкий звон, сердце ухало в груди точно после километровой пробежки...

   — Что же ты, начальник? Вроде до сей поры отличался решительностью. Приступай. А одновременно продолжай зырить в свой бинокль. Может, еще какую дурочку в толпе отыщешь. Ну, давай же, давай... — Аня покачала попой из стороны в сторону. Не соображая, что он делает, Шахов стал расстегивать пуговицы ширинки, потом приблизился к девушке.

   — Ах!.. Так... так... — Она еще больше прогнулась, волосы рассыпались по подоконнику. — Только, товарищ начальник, нас сейчас весь город видит... И если кто в заводском управлении вот так же стоит с биноклем у окна... Ну, давай же, давай!.. Прибавь ударного темпа, начальник.

   Слова девушки подействовали на Шахова, словно ведро ледяной воды. Он отпрянул от окна и стал судорожно приводить себя в приличный вид. Аня поспешно одернула юбку, подхватила с пола трусики и вновь взглянула на Шахова. Глаза их встретились. В кривой улыбке Ани ему неожиданно почудилась не насмешка, а сожаление. А может, это только показалось. В растерянности он топтался на месте, не зная, как вести себя дальше. Что сказать: извиниться или же наорать, пригрозив грядущими репрессиями? Что девушку можно просто обнять и, поцеловав, успокоить, просто не приходило ему в голову. Пока чекист собирал в кучу растрепанные мысли, Аня метнулась к лесенке, и след ее простыл. И вновь Шахов в собственных глазах выглядел как последний идиот.

   Аня, едва не подвернув ногу, стремительно сбежала по крутым ступенькам, проскочила мимо удивленного секретаря и только в коридоре перевела дух. Случившееся словно не коснулось ее, и лишь последние звездочки сладкой истомы помимо воли вспыхивали и тут же гасли, как искры фейерверка.

   В коридоре она остановилась, оглянулась, нет ли кого поблизости, и стала приводить в надлежащий вид свою внешность. Вокруг было пустынно. Ни посетителей, ни сотрудников не наблюдалось. Доносилась лишь неразборчивая речь да стрекот пишущей машинки, но эти учрежденческие закулисные полутона на фоне окрашенных в цвет несвежего мяса стен только усиливали ощущение тревоги и безысходности. Чудилось, там, в глубине кабинетов, за строем обшарпанных дверей, творятся ужасные дела. Откуда-то, несмотря на июль, повеяло ледяным сквознячком. Мороз пробежал по коже Ани, и она почти бегом устремилась к выходу.

   — Эй, девушка, постойте! — услышала она за спиной. Ну вот, началось...

   Аня через силу обернулась и увидела в том конце коридора, откуда она только что шла, незнакомого мужчину, скорее даже молодого парня в военной форме.

   — Погодите, девушка, — вновь произнес военный и двинулся к ней.

   «Сейчас арестует, — похолодела Аня. — Эх, язык мой, язык...»

   — Вас, кажется, Нюрой зовут?

   Девушка молча кивнула. Она не любила данную уменьшительную форму имени Анна, но решила не возражать.

   — И вы как будто ищете Джона Смита?

   —Да.

   Военный разговаривал вежливо, глядел сочувственно и, похоже, арестовывать ее не собирался. Он выглядел симпатичным — русоволосый, ясноглазый, но Аня с некоторых пор не доверяла располагающей внешности.

   — Я могу помочь. Здесь вашего Джона Смита нет, напрасно ищете.

   Аня тут же отметила это «вашего». Значит, об их отношениях в этом здании уже известно не только начальнику.

   — Но я знаю, где он. Американец попал в беду... в большую беду.

   — Что с ним случилось?

   — Не имею права сообщать подробности. Дело весьма серьезное. Джон Смит в опасности, но вы можете ему помочь.

   Аня во все глаза смотрела на странного военного. Либо он что-то не договаривает, либо пытается втянуть ее в очередную грязную историю. Однако лицо его как будто выражало искреннюю озабоченность и сочувствие.

   — Дело в том, — продолжал военный, — что Джон Смит попал в руки отпетых негодяев...

   Девушка от изумления приоткрыла рот.

   — Очень опасные... э-э... люди, — нагнетал жути военный.

   —Тогда почему же НКВД не вмешается? — резонно поинтересовалась Аня.

   — Пока не можем. Идет большая игра. Не могу раскрыть всех карт.

   Это окончательно запутало Аню, и она молча взирала на военного.

   — Так вот, — неуверенно произнес он. — Я иду на нарушение служебной тайны, сообщая вам некоторые подробности. Помочь Джону Смиту в данную минуту может лишь один человек, Всесвятский Николай Николаевич. В настоящий момент он обитает на Шанхае, в доме некоего Валитова. Отправляйтесь туда и скажите, что Джон Смит — Всесвятский с ним знаком — попал в лапы к Хозяину и находится... — Тут военный запнулся, словно решая, говорить или все же не стоит? На лице его отразились явственные колебания. — ... Находится... Ну да ладно! Знаете барак, где расположена станция «Скорой помощи»? Там имеется подвал. Вот в этом подвале...

   — Ничего не понимаю! — взвилась импульсивная Аня. — Какие подвалы, какие хозяева?..

   — Тише, девушка. Все! Разговор окончен. Я и так сказал слишком много. Если хотите помочь своему другу, отправляйтесь по указанному адресу.

   Тут нужно вернуться чуть назад, к утру того дня, в который происходят вышеописанные события. Если помнит читатель, Всесвятский после крупного разговора покинул оказавшийся негостеприимным дом товарища Шахова и отправился восвояси. Куда?

   Он и сам не знал этого. Шахов недвусмысленно предупредил, что нужно уехать. Возможно, так будет лучше для всех.

   И в первую очередь для вампира — сразу же возник закономерный вывод. Он будет продолжать творить свое кровавое дело. Неспешно, без суеты. Ему вовсе не нужен широкий охват населения. От субъекта к субъекту, от души к душе он станет рассыпать черное семя зла, поскольку вряд ли есть сила, способная противостоять ему.

   В какой-то степени они схожи друг с другом Он одиночка, и Всесвятский из того же теста. И это в стране, где определяющее слово за массами. Неправду говорят, когда утверждают, что здешний народ издревле обречен пребывать под гнетом тиранов и деспотов. Именно народ определяет, каким быть правителю. Если в Англии или Америке попробуют утвердить тиранию, через неделю начнется гражданская война. Там господствуют индивидуализм и закон, а здесь коллектив и кулак. Общественные настроения очень часто преобладают над здравым смыслом. Неумение и нежелание здраво рассуждать и брать на себя ответственность и порождает тиранию. Находится лидер, готовый идти напролом, и массы слепо следуют за ним, даже если их ведут к гибели. Отсюда частенько проявляющаяся стихия бунта, бессмысленного и беспощадного, как верно подметил Пушкин. Нужен только лидер, к какому бы слою общества он ни принадлежал — угнетателей или угнетенных, и таковой всегда находится, будь то Петр Первый или Емелька Пугачев. Почему победили большевики? Потому что они были стремительны, беспощадны и щедры на посулы. По своему менталитету их разноплеменная верхушка так же далека от русского народа, как и придворная камарилья. Но у большевиков пока что имеется мощный волевой потенциал, а у царизма он остался в далеком прошлом. Большевики декларируют, что вся их деятельность направлена на благо народа, да, в принципе, так оно и есть. Вот только где же оно, это благо? И наступит ли когда-нибудь?

   Всесвятский оглянулся по сторонам. Несмотря на ранний час, около шести утра, людские ручейки тянулись в сторону завода. Город и завод были практически неотторжимы друг от друга, их разделяла лишь невысокая стена, да и то не везде. Еще вчера большинство из этих людей ютились по своим сельским хижинам, как на протяжении сотен лет их пращуры, ни сном ни духом не ведая, что существуют металлургические громадины, где человек словно песчинка в море огня, пара, грохота. Произошел великий перелом в судьбах. А в душах? Человек сеял хлеб, сегодня он варит сталь. Но мыслит он теми же категориями, или все-таки что-то изменилось в умах? Неужели он так и остался рабом? И не столько рабом государства, сколько рабом собственного рассудка?

   Размышляя таким образом о судьбах собственного народа, Всесвятский добрался до Шанхая. В конце концов, что делать дальше? Внять разумному совету и уехать? Или остаться и довести дело до конца?

   Всесвятский остановился перед домом Валитова и взглянул на часы. Было еще слишком рано, не хотелось беспокоить людей. Можно посидеть где-нибудь в уголке, на скамейке. Подождать, пока люди проснутся. Всесвятский развернулся и зашагал в обратную сторону.

   — Эй! — услышал он за спиной. И тотчас узнал голос старика Валитова. — Эй, дорогой товарищ, иди сюда. Чего мимо ходишь?

   — Я думал, вы еще спите.

   — Какое там. Давно встал. А вот тебя увидеть не ожидал. Решил, все, бэтте, конец. Неужели отпустил начальник, а может, сбежал?

   — Отпустил. Знакомым моим оказался. Удивительно, но так и есть.

   — Знакомый? — недоверчиво переспросил старик. — Вон как! В такой место знакомый только хуже.

   — Согласен. Он сказал, что я должен немедленно уехать.

   Старик прицокнул языком:

   — Худо. Раз сказал, значит, так и делай. Второй раз не отпустит.

   — Время еще есть. Поезда не каждый день ходят.

   — Рискуешь.

   — Привык доводить начатое до конца. А как у вас дела?

   — Гости ночью не приходил. Но в поселке шум был, даже стреляли.

   — И кто же?

   — Не знаю. Наверное, мильтоны. Оставили засада, может, кто еще попадется. Шум около дом твоих друзей был.

   — Навестить бы их нужно.

   — Сходи. А пока шагай за мной. Ашать будем. Тебя, наверное, в каталажка не кормили?

   На столе стояли лепешки, чайник, кувшин с молоком.

   — Садись. Кушай на здоровье, — сказал Валитов, и, пока гость ел, старик молча смотрел на него. Во взгляде его не было ни любопытства, ни тревоги, лишь легкая грусть читалась на изборожденном морщинами азиатском лице.

   — Спасибо, — поблагодарил Всесвятский. — Легкая перекуска как раз кстати.

   — Будь здоров. Дальше чего делать будешь? Наверное, ночь не спал. Может, приляжешь?

   — Спешить нужно. Найти Хозяина.

   — Где искать думаешь?

   — Еще не знаю. Мне кажется, он где-то рядом. Кто может знать? Этот шофер кареты «Скорой помощи»? Возможно. А другие? Ведь он к кому-то бегал в НКВД.

   — Не к твоему знакомому?

   — Вряд ли. Но там был еще один. Молодой парень. Его лицо мне определенно кого-то напомнило.

   — Всех-то ты знаешь... — В голосе старика послышалась добродушная насмешка

   — Я не уверен.

   — Арестовали тебя не случайно, — спокойно сказал Валитов.

   — Они этого и не скрывали. Сказали: имеется информация о подозрительной личности, объявившейся на Шанхае. Похоже, приняли меня за заезжего контрреволюционера, посланного сюда организовывать диверсии.

   — Это только отговорка. Искали именно тебя. Причем кто-то точно знает о твоя настоящая... как это...

   — Миссия.

   — Именно. Потом, если у этот шофер есть покровитель в НКВД, то это скорее всего кто-то из начальства. Сегодня ночь убыр не приходил. Почему? Думаю, ему приказали не мешать. В поселке был... как это... шмон. Потом оставили людей караулить. Столкнись убыр и эти, стража, мог неприятность получиться. Поэтому ему сказали: в Шанхай эта ночь не ходи. Ты лучше расскажи, что в НКВД было?

   — Вот видишь, все правильно! — воскликнул Валитов после того, как Всесвятский вкратце передал обстоятельства своего общения с представителями власти. — Он, этот молодой парень, тебя специально арестовал, чтобы не мешал убыр по ночам гулять, а знакомец твой пришел и тебя выпустил. Значит, он не с ними. Ты ему пытался рассказать о убыр. Напрасно. Только хуже себе сделал. Так бы он тебя просто отпустил, а теперь приказал уехать. Эти люди не верят ни во что, не помещающееся в их разум.

   — Я рассчитывал на его помощь. Старик вздохнул:

   — А я рассчитывал на твоя. Но, увы...

   — Сделаю все, что смогу.

   — Не в тебе дело. Просто не дадут... Видишь, какая у них сила. Как русские говорят: не мытьем, так катаньем. Жалко, пропадем. Мне не страшно, но вот ребятишки жалко. Хотя все равно тут не жизнь.

   — Почему?

   — Все перемешалось. Здесь, в этот город, не только железо плавят, но и людей тоже. Всех вместе в одну кучу накидали. А для чего? Чтобы забыли свой язык, свои обычаи, свою веру. Я вот татарин. Дети, внуки мои — татары. Пока я жив, они не забудут родина. А потом? Хасан вон на летчик учиться хочет.

   — Разве это плохо?

   — Не плохо, нет! Не так понял. Образование — великое дело. Но при этом отрубаются корни, теряется связь со свой народ. Татарин станет русский интеллигент. Будет думай по-русски, книги пиши по-русски. В жены возьмет русскую бабу. Он будет стесняться свой | татарский дедушка. Два-три поколения, и получится настоящий русак. А глядя на образованных, и простые так поступай. Исчезнем как народ.

   — Но ведь и раньше подобное происходило. Сколько русских девок в свое время увезли в Орду.

   — Одно с другой путаешь. У русских девок в Орде рождались красивые татарские ребята У тех, которых не в Орде крыли, рождались красивые русские ребята, на татарин похожий. Но были две культуры, они друг с друг не смешивались. Вера мешала. Даже когда Иван Грозный царь покорил Казань, он вера не порушил. Был христианин и был мусульманин. Как говорится: люби свою веру, но уважай другие. Теперь же любую веру рубят под корень. Вместо бога учат верить в какой-то Интернационал. Здесь, в Соцгород, татар много, а школа татарский только один, на спецпоселок, да и то лишь начальный. Пушкин — великий поэт, не спорю, но татарин обязан знать и чтить не только он, но и Тукай.

   Всесвятский вначале внимательно слушал своего собеседника. Но бессонная ночь и только что съеденная пища давали себя знать. Глаза его начали слипаться, он рассеянно смотрел на Валитова, угасающим сознанием улавливая лишь обрывки его слов. Наконец силы вовсе оставили Всесвятского, и он упал на стол, провалившись в забытье.

   — Вставай, тут к тебе пришли. Всесвятский открыл глаза. Над ним склонился старик-татарин. Всесвятский поспешно вскочил. Оказывается, он лежал на кошме в той самой комнате, где совсем недавно ночевал с американцем.

   — Извините, не заметил, как заснул, — попытался оправдываться он.

   — Ничего страшного. Понимаю, ты устал. Мы тебя сюда перенесли. А теперь к тебе девка пришел.

   — Какая девка?

   — Не знаю. Говорит, срочно нужен.

   Всесвятский пожал плечами. Никаких девок он не ждал. Взглянул на часы. Было почти двенадцать. Значит, спал часа три. Однако состояние очень даже бодрое. Нет ни тяжести в голове, ни сонливости. Только неплохо бы сполоснуться.

   Валитов словно прочитал его мысли.

   — Пойдем, вода солью, — предложил он, — а то лицо заспанный.

   Всесвятский умылся, утерся чистым полотенцем и пошел следом за стариком

   Незнакомая ему девушка сидела за столом и поминутно вертела головой, словно испуганная птица. Она была миленькой, современного «комсомольского» типа.

   — Вы меня разыскиваете?

   Девушка подняла на него зеленоватые глаза, в которых застыла растерянность.

   — Вы Николай Николаевич Всесвятский?

   — Он самый.

   — Мне посоветовали обратиться к вам. — Девушка запнулась, словно подбирая подходящие слова. Всесвятский тоже молчал, ожидая продолжения.

   — Тут такое дело... У меня есть друг... Даже, можно сказать, жених... Джон Смит. Он — американец... Возможно, вы его знаете.

   Всесвятский утвердительно кивнул.

   — Ага.

   —Так он пропал.

   — Как пропал?! Я же только вчера с ним разговаривал.

   — Вчера и пропал. Дома не ночевал. Тут некоторые утверждают: мол, загулял Джоник. Неправда! Он не такой. А меня в городе не было. Сегодня утром приехала, сразу к нему, а его нет... Я давай искать... — Тут Аня потупилась и вздохнула. — Даже в НКВД обращалась, — через силу вымолвила она. — И там один... не знаю, кто по званию, но, похоже, какой-то начальник, хотя и молод, говорит: американец твой попал в беду, я помочь ему не могу, иди, мол, на Шанхай, спроси дом Валитовых, там живет Николай Николаевич Всесвятский, он поможет.

   — То есть как?! — изумился Всесвятский. — Ничего не понимаю. Что значит: «он поможет»?

   — Начальник в НКВД сказал: «Джон Смит попал в лапы к Хозяину».

   — К Хозяину?!

   — Именно так. А находится он в подвале под бараком «Скорой помощи» на Доменном.

   — Как выглядел этот начальник?

   — Молодой, тридцати нет, белобрысый...

   — Что-нибудь еще говорил?

   — Попал, мол, американец в большую беду. Чувствовалось, хочет мне помочь.

   — А про меня что толковал?

   — Ничего. Только то, о чем я уже сказала. Я, говорит, и так нарушаю служебную тайну.

   — Значит, Хозяин обитает в подвале при станции «Скорой помощи»?

   — Да. А кто такой Хозяин и почему он держит у себя Джоника?

   — Твой американский друг сует нос куда попало, вот и вляпался в скверную историю.

   — Хозяин — это, наверное, какой-нибудь бандит?

   — Вроде того.

   — Тогда я вообще ничего не понимаю. Почему НКВД или там милиция его не арестовывают?

   — У них нужно спросить.

   — Так вы поможете Джонику?

   — Во всяком случае, постараюсь сделать все возможное.

   — Очень вас прошу!.. — В голосе девушки звучало отчаяние.

   — Повторяю: постараюсь помочь. — Всесвятский старался говорить как можно более убедительно, однако и сам был абсолютно не уверен в справедливости своих слов. Девушка поднялась, тоскливо взглянула на Всесвятского.

   — Больше мне надеяться не на кого, — через силу выдавила она. — Если с Джоником что-нибудь случится... — Она не договорила, махнула рукой и опрометью бросилась со двора.

   На протяжении всего времени разговора Валитов безмолвно стоял рядом. Как только девушка исчезла со двора, он вздохнул, кашлянул и вопросительно взглянул на Всесвятского:

   — Что думаешь?

   — Ничего не пойму. При чем тут американец?

   — Я думай, объяснить очень легко. Да ты уже сказал. Любопытный, сам полез искать...

   — Это-то понятно. Но как он вышел на Хозяина? И почему его?.. — Всесвятский не договорил, в волнении достал папиросу, но, так и не прикурив, мял ее в пальцах.

   — Откуда ты знаешь, может, его еще не сделали убыр? — в свою очередь, поинтересовался Валитов, прекрасно понявший суть незаконченного вопроса. — Тут, как я понимай, имеет место следующий ход. Этот парень, про которого она говорит, ну, в НКВД, помогает Хозяину. Поэтому он специально заманивает тебя в его логово. Ты приходишь, и тебя... — Старик сделал пальцами выразительное движение, словно сжимал горло.

   — А если я не пойду?

   — Он знает, что пойдешь Всесвятский задумчиво качнул головой:

   — Наверное, вы правы. Но ведь так или иначе этот помощник подвергает Хозяина опасности. Ведь он не знает, чем закончится наша встреча. Ему куда проще уничтожить меня.

   — У него сразу не получилось. Если он, скажем, убьет тебя, начнутся вопросы. Главный начальник будет разбираться, а помощник Хозяина это ни к чему. И еще. Может, Хозяин интересно тебя увидеть. Помериться с тобой силой один на один. Как в сказке — два батыр: один добрый, другой злой.

   Всесвятский невесело засмеялся:

   — Чепуха. Это не человек. Ему не свойственны людские эмоции.

   — Откуда знаешь? Всесвятский пожал плечами:

   — Может, вы и правы. Во всяком случае, проверить все равно нужно. Действительно ли там есть подвал?

   — Сейчас пошлю Хасан разведать.

   — Только чтобы ни в коем случае не предпринимал ничего самостоятельно.

   — Не волнуйся, все сделает как нужно.

   — Тогда пускай все, как следует, выяснит, а я тем временем навешу своих знакомцев Рысакова и Фужерова.

   Нещадно палило солнце. И даже ветер, время от времени с неистовой силой врывавшийся в закоулки Шанхая, не приносил прохлады. Напротив, пыльные вихри только добавляли зноя. Вокруг, к чему уже привык Всесвятский, как всегда, пустынно. Казалось, в этих лачугах живут исключительно старики, только под вечер выволакивающие свои истонченные временем кости и остатки обветшалой плоти на улицу.

   Или вампиры.

   Всесвятский невольно хмыкнул. Подобная вероятность вовсе не исключалась.

   Ведь здесь полно детворы. В каждой землянке обитают минимум три-четыре замурзанные физиономии. Почему же их не видно? Сидят по домам? Да мыслимо ли в такую жару! Выходит, прячутся при виде постороннего? Неужели все зашло столь далеко, что даже днем на этих убогих улочках господствует страх? Но если ничего не изменить, то страх перерастет в непрерывный кошмар. Время от времени будут пропадать дети, странно вести себя взрослые... Зараза начнет шириться, расползаться, в конце концов захватит весь город, а там... Впрочем, возможно, она не достигнет вселенских масштабов. Ведь вампиры существуют тысячи лет, а человечество как жило, так и живет себе... Эпидемии начинаются неожиданно и так же неожиданно сходят на нет. Словно некая сила регулирует законы бытия.

   Ну и пусть себе регулирует, неожиданно пришло в голову. Тебе-то какое дело! Кто ты в сравнении с ней? Муравей, мошка... Пускай все идет своим чередом. Взгляни на других. Взять хотя бы стариков, к которым ты сейчас направляешься... Главная их цель — прожить остаток лет в покое. Или этот... вчерашний гимназист-интеллигентик, а ныне опричник. Он выбрал для себя стезю и вряд ли свернет с нее. Тоже своего рода мудрец. Не знает сомнений. За него все решают другие.

   Рядом раздался громкий звук словно щелчок плети.

   Всесвятский вздрогнул. Порыв ветра еще раз хлопнул куском толя, плохо прибитым к крыше землянки.

   Ну а сам? Все никак не угомонишься? Сражаешься с ветряными мельницами? Ради чего? Один как перст на всем свете. Ни кола, ни двора, ни жены, ни детей... Перекати-поле — самое подходящее слово. Отправляйся-ка в свою Кинешму. Так для всех будет лучше.

   Но это самое простое, мысленно возразил Всесвятский. Устраниться, не обращать ни на что внимания, успокаивая себя доводом, что твое собственное участие ровно ничего не изменит. А вдруг изменит?

   Он подошел к домику стариков. Никаких признаков жизни. Окна занавешены, на крошечном дворике пустота.

   Всесвятский отворил калитку и подошел к входной двери. Обычно, если хозяева дома куда-либо уходили, она запиралась снаружи на висячий замок. Сейчас же замок в петлях отсутствовал. Значит, внутри кто-то есть.

   Всесвятский постучал. Никакого ответа. Он вновь забарабанил костяшками пальцев по некрашеному дереву. Тишина. Тогда он толкнул дверь. Она не поддавалась видно, была закрыта с внутренней стороны на засов.

   Не хотят пускать? Но почему? Может, увидели в окно, что я приближаюсь, и не желают встречаться?

   Он приблизился к маленькому, почти вровень с землей окошку и постучал по стеклу. Занавеска даже не шелохнулась. Странно.

   Всесвятский еще раз взглянул на дом и собрался уходить. Раз не пускают, значит, на то есть причины.

   Неожиданно взгляд его наткнулся на небольшой блестящий предмет, валяющийся возле покосившегося плетня. Всесвятский подошел поближе и поднял вещицу. Бритва. Немецкая. Очень хорошая. Как она здесь оказалась?

   Он присмотрелся к земле. На ней четко отпечатался глубокий рельефный след от обуви. Похоже, некто во время или сразу после дождя не очень удачно перескакивал через плетень и при этом обронил бритву. Всесвятский принялся изучать следы. Вот еще один отпечаток, менее четкий, но все равно было несомненно, что бежавший стремился к входной двери дома стариков.

   Теперь сам. след. Похоже, человек, оставивший его, обут в довольно необычные для здешних мест ботинки или сапоги, подошва которых приспособлена для хождения по неровной, скользкой поверхности типа горных круч. Обувь своей ребристой подошвой явно напоминала альпинистскую. Кому же она могла принадлежать?

   Американцу! — неожиданно пришло в голову. И бритва, похоже, его. Что он, интересно, тут делал?

   От калитки до входной двери дома стариков вела дорожка, вымощенная битым кирпичом. Следов на ней, естественно, не осталось. Однако было ясно, вольно или невольно американец стремился в дом к старикам. Допустим. Но куда он делся потом?

   И тут Всесвятского осенило: неужели?.. Не может быть! А, собственно, почему не может? Вывод напрашивается сам собой. У стариков побывали вампиры, и теперь они сами служат Хозяину. Американец попадает к ним, а потом...

   И виноват во всем случившемся он — Всесвятский. Хотя, собственно, почему именно он? Вызвали-то его в Соцгород старики, вернее, Фужеров. Но пригласили — потому что верили в него, надеялись на помощь. Не стоит кривить душой и лгать самому себе. Именно он втянул их в скверную историю, поселившись в этом

   домишке. Подставил под удар. Тем самым только усугубил ситуацию. Не нужно было тогда уходить... А тем временем в эту историю вовлекаются все новые лица. И американец этот... Даже странно, все, с кем он общался в Соцгороде, так или иначе участвуют в происходящем. Случайно или нет?

   Он присел на нагретую солнцем завалинку и задумался.

   Что же делать дальше? Имеется лишь два варианта. Либо уехать, либо довести дело до конца. Уехать проще всего, но это позор на всю оставшуюся жизнь. Остаться? А как быть с теми же стариками, если они тоже превратились в монстров? Выход один. Их придется уничтожить, как и всех остальных.

   Он снова поднялся и постучал в закрытую дверь, потом прислушался. Ничего. Даже шороха не слышно. Неужели они держат американца у себя? Тогда как понимать речи этой девицы? Нет, вряд ли. Тут и вдвоем тесно. Куда его спрячешь? Скорее всего перенесли в другое место. Возможно, и вправду в подвал под «Скорой помощью».

   Всесвятский вернулся в дом Валитова и рассказал о своих предположениях старику. Тот завздыхал, зацокал языком:

   — Скорее так есть на самом деле, как ты говоришь. Они стали убыр, поэтому в дом не пускают. С ними, конечно, разберемся, но вначале нужно проверить слова девица. Сейчас придет Хасан, и мы узнаем, есть ли там подвал. Если есть— идем туда.

   — И вы пойдете? — удивился Всесвятский.

   — А возьмешь?

   — Да не возражаю, вот только опасно.

   — Я — старый человек, бояться мне нечего. А главное, интересно. Просто в голова начинает стучать какой-то дятел, до того любопытно. Сколько прожил — никогда с таким не сталкивался. И вот на склоне лет Аллах сподобил, а он ничего зря не делает. Значит, так надо.

   В этот миг появился Хасан. Обычно невозмутимый, парень выглядел несколько взволнованным.

   — Есть там подвал, да еще какой! — с ходу сообщил он. — Не то на этом месте была древняя штольня, позже засыпанная, не то старое здание, вроде горная контора, только подземелье громадное. Это мне девчонка знакомая рассказала, санитаркой в «Скорой» работает. И вот что она еще рассказывает. В последнее время у них странные вещи происходят. Особенно по ночам. Она совсем недавно дежурила, и вот, говорит, среди ночи барак так тряхнуло, словно землетрясение началось. Там, правда, этим никого не удивишь: Гора рядом, а там время от времени взрывают породу. Но звука взрыва она не слышала. Да и вообще, ощущения совсем другие. Словно под землей кто-то громадный зашевелился. В подвал этот опять же по ночам неизвестные шастают. Вход в него находится не в самом бараке, а рядом. Там вроде ледник устроен — холодильник летний. Вот из него можно и проникнуть в подземелье.

   — Подвал что же, не закрывается? — поинтересовался Всесвятский.

   — Закрывается на винтовой замок. Но девчонка обещала при необходимости дать мне ключ.

   — Надо идти, — сказал Всесвятский. — До заката осталось не так уж много времени. — Он вопросительно взглянул на старика Валитова.

   — Вместе с тобой, — отозвался тот.

   — А я? — спросил Хасан.

   — Только до входа в подземелье. Дальше тебе ходить не стоит.

   — Почему это?

   — Очень опасно.

   — Вы в одиночку не справитесь.

   — Посмотрим. Но тебя подвергать ненужному риску не желаю. Ты и так здорово помог.

   — Ну, деда, скажи ему... — совсем по-детски, заканючил Хасан.

   В ответ Валитов строго произнес несколько слов по-татарски, и парень замолчал, лишь обиженно посматривал на Всесвятского.

   — Что нужно с собой брать? — спросил Валитов. — Инструмент какой?

   — Кирку можно, лопату... И топор. Все остальное у меня при себе. — Всесвятский указал на свой саквояжик.

   — Лампа керосиновый?

   — Неплохо бы захватить и ее. Хотя, думаю, и свечами обойдемся.

   — Слышал, Хасанчик? Приготовь все, что нужно, Только положи в мешок, чтоб люди не спросил, что это мы все с лопата ходим.

   Когда подошли к двери, ведущей в подземелье, уже начало вечереть. Всесвятский взглянул на часы: до захода солнца оставалось часа три — времени вполне достаточно.

   Вход представлял собой наклонный треугольный пандус, острым концом упиравшийся в землю. Всесвятский и Валитов остановились поодаль, а Хасан подошел к двери и дернул за ручку. Дверь оказалась незапертой.

   — Когда первый раз тут сегодня лазил, она была закрыта, — сообщил парень, подойдя к своим спутникам.

   — Заманивают, — предположил Валитов.

   — Наверное, просто забыли закрыть. Или там кто-то из персонала «Скорой помощи».

   — Нет, заманивают, — стоял на своем Валитов.

   — Может, и так, — не стал спорить Всесвятский. — Несложно проверить. Пойдемте...

   Он широко отворил дверь и первым начал спускаться по крутым бетонным ступенькам.

   — Погоди, мил человек, — попробовал остановить его Валитов. — А если там?..

   — Чего уж теперь годить, — отозвался Всесвятский, — раз уж сунулись, оглядываться не на кого. Вперед и только вперед!

   Ступеньки привели в просторное помещение, в котором было настолько холодно, что изо рта шел пар. Здесь стоял полумрак. Единственное средство освещения — тусклая электрическая лампочка вырывала из тьмы какую-то рухлядь вроде поломанных стульев и тускло поблескивающих больших металлических емкостей непонятного назначения. Добрую половину помещения занимала громадная куча влажных на вид опилок.

   — Ледник, — сообщил Хасан. — Лед опилками укрыт, чтобы не таял.

   — Ну и где тут вход в подземелье? — недоуменно спросил Всесвятский, оглядываясь вокруг.

   — Керосинка нужно зажечь, — заметил Валитов, — а то свет мало.

   Запалили лампу, однако мрак ничуть не рассеялся, стало как будто еще темнее. Стены погреба, сколько их ни осматривали, представляли собой единое целое. Ничего похожего на брешь в стене не наблюдалось.

   — Я знаю, как надо, — неожиданно заявил Валитов. — Зажигай свеча.

   Тоненький язычок пламени неуверенно затрепыхался на сквозняке.

   — Видишь, тянет. Значит, есть дырка. Теперь ходи у стены, смотри, куда огонь отклонится.

   Всесвятский так и сделал. Очень скоро пламя свечи задрожало сильнее обычного. Всесвятский наклонился и провел ладонью по стене. Вместо камня он ощутил, что касается туго натянутой плотной ткани, по цвету сливавшейся с остальной поверхностью.

   Сорвать ткань оказалось совсем несложно. Открылся ход, ведущий неизвестно куда.

   — Можно я посмотрю? — сунулся вперед Хасан.

   — Первым пойду я! — отрезал Всесвятский. — И прошу ничего без моей команды не предпринимать, а то мы все погибнем. Пока оставайтесь тут. При необходимости я вас позову.

   Он взял лампу и приблизился к входу.

   — Чемоданчик забыли, — произнес в спину Хасан.

   — Пускай остается здесь. Понадобится — принесешь.

   Ход, скорее даже лаз, был довольно широким — метра полтора в высоту, однако плотному Всесвятскому пришлось продвигаться по нему с некоторым трудом. К счастью, путь был недолог. Через пару минут он очутился в новом помещении, вернее, как удалось разглядеть при свете керосиновой лампы, просторной пещере то ли естественного, то ли искусственного происхождения. Первое, что обращало на себя внимание, был запах. Тяжелый, удушливый, в нем угадывалась вонь гнилого мяса.

   — Эй, есть здесь кто-нибудь?! — крикнул Всесвятский.

   — Помогите, — услышал он слабый голос, доносившийся откуда-то из глубин пещеры, бросился на звук и споткнулся о тело. Лампа чуть не выпала из рук Всесвятского. Он поднял ее повыше и увидел лежащего на рогоже американца со связанными руками и ногами. Тот был наг и, похоже, пребывал в полузабытьи. Он бессмысленно таращил на Всесвятского глаза и что-то невнятно лепетал. Видимо, сил у американца хватило лишь на то, чтобы позвать на помощь.

   — Что с вами? Эй, очнитесь! — Всесвятский достал из кармана подобранную накануне бритву, нагнулся и перерезал путы на руках, потом ладонью несколько раз несильно ударил Джоника по щекам. Тот, казалось, пришел в себя. Во всяком случае, взгляд его стал более осмысленным.

   — Cold... Холодно, — произнес Джоник чуть слышно.

   — Подняться можете?

   — Кажется. А где тот?..

   — Кто?

   — Человек... Или нет... Это существо.

   — Не совсем понимаю.

   — Вампир. Он должен быть где-то рядом.

   — Он вас... укусил?

   — Нет. Я ему нужен для другого...

   — А еще?.. Здесь есть кто-нибудь еще?

   — Как будто мелькали тени. Не знаю... А вы кто? Ах, да... Охотник. Он про вас тоже говорил... Желает свести счеты.

   — Так где же он?

   — Тут, рядом. Я не знаю... Будьте осторожны, а лучше бегите отсюда. Вы даже не представляете, с кем имеете дело.

   — Разберемся, — неопределенно выразился Всесвятский. Естественно, никуда отсюда уходить он не собирался. Страха перед неведомым не было. Одно только любопытство, огромное и всепоглощающее, сейчас обуревало его.

   — Не ваша одежда? — спросил Всесвятский, наткнувшись на валявшуюся неподалеку от рогожи груду тряпок. Он наклонился, разглядывая вещи. Увидел высокие ботинки с рифленой подошвой.

   — Так что все-таки с вами случилось? Как вы здесь очутились?

   — Плохо помню, — неуверенно ответил Джоник. — Я пришел в Шанхай... ага... дождь еще лил... Потом за мной кто-то погнался. Я стал убегать. И попал в какой-то дом. Там на меня набросились странные люди.

   — Кто такие?

   — Понятия не имею. В памяти провал.

   — А может быть, те самые старики, с которыми я вас знакомил?

   — Может быть... Помню, я с кем-то дрался, а дальше — туман. Очнулся уже здесь. Я тогда вам не верил... Когда рассказывали о вампире. Но теперь сам убедился... И ведь вот что странно...

   — Вы бы сначала оделись, а уж потом рассказывали. Или, еще лучше, вообще исчезните отсюда.

   — Но мне интересно...

   — Знаете что, дорогой американский мистер! Умерьте на время свой исследовательский пыл. Вы и так попали в скверную историю, не усугубляйте сложность ситуации.

   — Хорошо, хорошо... Я только хотел сообщить...

   Но Всесвятский, человек в обычной жизни чуткий и деликатный, не стал слушать Джоника, а принялся за обследование подземелья. Двух подручных Хозяина он обнаружил почти сразу. Тот, кто некогда был мальчиком Пантюхой Скворцовым, висел вниз головой, уцепившись пальцами босых ног за выступ в неровной стене, напоминая своей позой и раскинутыми в стороны руками летучую мышь. Второе существо, в недалеком прошлом страж порядка Хохлов, в силу своей комплекции не смог принять позу нетопыря. Он просто привалился спиной к скале, вытянув руки по швам, точно на плацу. От обоих представителей семейства кровососущих исходил нестерпимый смрад. И дело было не только в том, что их немытые тела пропитались всеми ароматами клоак. Парочка приобрела свой собственный, присущий только вампирам запах, отдаленно напоминавший вонь протухшей копченой рыбы.

   Всесвятский стоял перед ними, высоко держа керосиновую лампу над головой. Лица бывшего мальчика не было видно, но вот физиономию недавнего милиционера он различал хорошо. Она имела цвет только что испеченной свеклы, широко раскрытые, налитые кровью глаза не мигая взирали на Всесвятского, однако ни малейшего проблеска мысли в них не наблюдалось. Вообще, в этих красных буркалах не читалось ничего человеческого. Непонятно было также, созерцает ли он происходящее или пребывает в полном оцепенении. Рот вампира был открыт и больше походил на пасть. Довольно длинные клыки нависали над нижней губой.

   Всесвятский сунул руку в карман, достал маленькое зеркальце и поднес ко рту вампира. Потом он присмотрелся к его поверхности. Она так и осталась незамутненной, У омерзительной твари полностью отсутствовало дыхание. Перед Всесвятским находился труп, реанимированный силой, неподвластной разумному объяснению. Даже у видавшего виды человека, каковым был Николай Николаевич, мороз пошел по коже. Ему вдруг захотелось опрометью броситься отсюда куда глаза глядят. Однако он пересилил себя, подошел ко входу в пещеру и громко позвал Валитова.

   Старик появился сразу же — видно, только и ждал команды, а следом показался Хасан. В руке он нес саквояж Всесвятского.

   — Ну? — односложно спросил старик.

   Вместо ответа Всесвятский взял Валитова за рукав сюртука и повел за собой. Тусклый свет высветил тощую фигуру американца. Тот кое-как оделся и теперь топтался на месте, видимо, не зная, что делать дальше. Предложение Всесвятского покинуть место действия он, похоже, не воспринял всерьез.

   — Это кто? — поинтересовался Валитов. — Ах, да! Иностранец. Значит, девушка говорил правда? Как он здесь оказался?

   Но Всесвятский не стал вдаваться в объяснения, а подвел Валитова к обездвиженной парочке.

   — Ага, ага. — Старик с нескрываемым любопытством и, похоже, без всякого страха взирал на вампиров. — Что дальше делать будешь?

   Всесвятский взял из рук Хасана саквояж, достал из него электрический фонарь, два деревянных заостренных с одного конца бруска и молоток.

   — Что делать? Кончать с ними нужно, и как можно скорей, пока они за нас не взялись.

   — А Хозяин нашел?

   — Еще нет. Но он, уверен, где-то рядом... Итак, за дело. Хасан, держи фонарь и свети. Начнем с толстого.

   — Как вы собираетесь поступить? — спросил подошедший Джоник.

   — Старым проверенным способом. Вбить кол в грудь, а потом отрезать головы.

   — Какой кошмар!

   — У вас есть другие предложения?

   В ответ американец смущенно засопел.

   — Итак, приступим. — Всесвятский достал из саквояжа черную свечу, зажег ее и поставил на землю рядом с вампиром. Потом, направив острый конец деревянного кола в его грудь, замахнулся молотком, готовясь нанести удар.

   — Не надо, — утробным голосом произнес бывший милиционер.

   От неожиданности рука Всесвятского повисла в воздухе.

   — Бей! — крикнул Валитов.

   Всесвятский нанес удар. Вампир содрогнулся, руки и ноги его механически затрепыхались, как у картонного паяца на ниточке, из разинутого в немом крике рта потекла густая темная вонючая жижа. Одновременно пришел в движение и другой вампир. Он дернулся и свалился на землю.

   — Скорее! — заторопил Валитов.

   Всесвятский перевернул тело, некогда принадлежавшее мальчику Пантюхе, на спину. В его лице и вовсе отсутствовали какие-либо человеческие черты. Оно ничем не отличалось от оскаленной морды хищного зверя. Второй вампир зашипел и попытался броситься на своего гонителя. Однако из этого ничего не получилось. Лишь сильнейшая судорога, предвестница скорой гибели, пробежала по телу.

   Охотник не мешкая всадил кол, и густая струя крови фонтаном брызнула изо рта исчадия.

   — Надо быстро голова рубить, — сказал Валитов. Он извлек небольшой, но по виду чрезвычайно острый топорик. — Сам сделаю, — отмахнулся старик, когда Всесвятский протянул к топору руку. Двумя точными ударами он мгновенно отделил головы от туловищ и носком сапога отшвырнул их подальше.

   — Кажется, все, — с облегчением выдохнул Джоник. От всего происходящего его замутило, он не—

   сколько раз икнул, а его пустой желудок спазматически задергался.

   — Нет, не все, — отозвался Всесвятский. — Главное — впереди. Пока мы не уничтожим Хозяина, ничего не кончится.

   — Тогда нужно искать, — заявил Валитов. — Где-то ведь он прячется?

   — И придется поторопиться, а то скоро настанет ночь, — добавил Всесвятский.

   Все разбрелись по разным сторонам пещеры, заглядывая в самые укромные уголки, но тщетно. Обнаружить Хозяина не удавалось.

   — Нет его здесь, — наконец констатировал Всесвятский, после того как обшарили все щели, даже простучали стены.

   — Но ведь он был! — воскликнул Джоник. — Я с ним общался...

   — Значит, переменил место дислокации, — отозвался Всесвятский. — Хитрющая, оказывается, порода эти вампиры. Кто бы мог подумать!

   — Пора уходить отсюда, — заметил Валитов. — Делать тут больше нечего.

   — Я тоже так думаю, — робко поддержал его Джоник.

   — А они не оживут? — спросил Хасан, указывая на обезглавленные тела — Бошки назад не прирастут?

   — Будем надеяться, что не прирастут, — сказал Всесвятский, закрывая свой саквояж. — Сделано все по науке.

   Они двинулись к лазу. Всесвятский, шедший последним, то и дело озирался. Чудилось, будто в спину ему кто-то пристально смотрит.

   И вот честная, хотя и довольно пестрая компания, объединенная одной целью — уничтожением материализовавшегося зла, оказалась в помещении, откуда проникла в логово вампиров, а именно в складе-леднике. Только здесь все перевели дух.

   В складе было значительно холоднее, чем в пещере, под потолком еле теплилась пара слабеньких электрических лампочек, почти не рассеивавших тьмы.

   — Итак, что дальше? — обращаясь, похоже, к самому себе, вслух произнес Всесвятский.

   — Ну, говори! — Валитов повернулся к охотнику, видимо, ожидая услышать нечто важное. И остальные с надеждой смотрели на него, признавая лидера.

   Но вместо ответа Всесвятский взглянул в сторону полуоткрытой двери склада.

   — Солнце зашло, — бесстрастно констатировал он. — Наступило их время! Мы даже наверняка не знаем, была ли эта парочка единственной или где-то гнездятся другие порождения Хозяина. Бороться с ними бесполезно, поскольку Хозяин может наплодить сколько угодно подобной нечисти. Пока не удастся уничтожить его — ничего не изменится. А где эта мерзость скрывается — мы не знаем. Кстати, чего он от вас хотел? — спросил Всесвятский у Джоника. — И почему оставил в живых?

   — Разговор у нас состоялся довольно странный... — начал Джоник.

   Но не успел он закончить фразы, как события приняли новый оборот. Громадная куча опилок, занимавшая почти половину просторного помещения склада, вдруг зашевелилась, и из нее выросла фигура в черном, с которой капала вода.

   — Уф! — отдуваясь, произнесла фигура. — А вот и я. Вы, кажется, меня разыскиваете? Я тоже желал с вами познакомиться. Главный, по-видимому, ты, — указала фигура на Всесвятского. Охотник... На меня охотник? — Раздался неприятный, ухающий смех. — А я, говоря твоим языком, Хозяин. Ну, что ж, давай померяемся силами. Ты не первый, с кем мне приходилось бороться. А результат всегда один и тот же. Еще с тех пор, как нас создали в землях, которые вы обозначаете как Вавилон... Наши создатели... Они потом сами пожалели об этом, но было поздно. А теперь ты... — Снова раздалось уханье. — Начинай, коли решился. А то лежу в этой сырости... Скучно, охотник. И людишки здесь скучные, и места дикие... — Хозяин вздохнул. — Привезли сюда, обещали утехи небывалые, а на деле... Такой нищеты я еще не встречал. Но ничего, скоро все должно измениться. — Хозяин метнул быстрый взгляд в сторону Джоника — Есть другие земли, другие города... Тех двоих изничтожить не составило никакого труда. Да и проку от них было мало. Ни мыслей, ни идей, только голод. А ты, я смотрю, не таков. Тем лучше. Начинай.

   Хозяин сошел с опилочной кучи и встал напротив сгрудившихся людей.

   — Отойдите в сторону, — скомандовал Всесвятский своим спутникам. Потом полез в саквояж и извлек оттуда распятие и стеклянную склянку.

   Помещение склада неожиданно осветилось бледным зеленоватым светом, исходившим, казалось, от тела Хозяина Он насмешливо смотрел на Всесвятского.

   — А ведь мы уже встречались, — произнес тот.

   — Где же?

   — В той гробнице.

   — А-а. Ну и что?

   — И я мог тебя уничтожить.

   — Почему же не уничтожил? Ерунда. Меня тщательно охраняли. Любое действие против меня кончилось бы твоей смертью. Так уже бывало не раз. Но ты пока только рассуждаешь. Пора действовать. Начинай... Выстави перед собой своего бога. Брызни на меня якобы святой водицей. Эти средства пытались использовать многие, попробуй и ты. Насколько понимаю, я имею дело с ученым. Любишь эксперименты? Давай дерзай...

   Всесвятский, выставив перед собой распятие, начал читать «Отче наш». Неожиданно кипарисовый крестик вспыхнул ярким пламенем, и Всесвятский инстинктивно отшвырнул его в сторону.

   — Вот так и с твоей верой, — заухал Хозяин. — Которой в тебе нет. А раз нет, какая польза от ее атрибутов Ну, используй номер с водичкой...

   Вода в склянке вдруг закипела, и хотя на этот раз Всесвятский, сколько возможно, удерживал ее в руках, склянка с громким звуком лопнула, и он затряс обожженной рукой.

   — Аллах акбар!!! — с неожиданной силой взревел вдруг Валитов и, выскочив из-за спины Всесвятского, замахнулся на Хозяина топором

   — Твоего бога я тоже не боюсь, старик, — насмешливо произнес Хозяин, схватил Валитова за шею и, подержав мгновение в воздухе, со страшной силой швырнул в каменную стену.

   — Дедушка! — закричал Хасан, бросившись к безжизненному телу, словно тряпичная кукла валявшемуся на полу.

   — Каким еще оружием ты против меня запасся? — ехидно произнес Хозяин, глядя на Всесвятского. — Давай доставай...

   Неожиданно он подхватил стоящий на земле саквояж и, перевернув его, вытряхнул содержимое. На пол посыпались свечи, деревянные колья, какие-то тетради...

   — Небогатое снаряжение, — констатировал Хозяин, отшвыривая колья далеко в сторону. — Итак, ты как будто нанес первый удар, во всяком случае, попытался; теперь моя очередь. И знаешь, что я придумал? Ты удивишься. Убивать тебя я не собираюсь, а хочу... Сейчас узнаешь, чего я хочу.

   Хозяин уставил на Всесвятского тяжелый неподвижный взгляд красных, чуть заметно светящихся глаз, и тот помимо своей воли стал медленно приближаться к вампиру. Когда он подошел почти вплотную, Хозяин положил ему руки на плечи и притянул к себе.

   — Ты станешь подобным мне, — произнес он на этот раз бесстрастно. — Я дарю тебе бессмертие. — С этими словами он впился клыками в горло Всесвятского.

   Джоник, сидя на земле, во все глаза наблюдал за происходящим. Страх куда-то отступил, на смену ему пришло полностью заслонившее другие чувства невероятное любопытство. На его глазах творились небывалые события. Так продолжалось до тех пор, пока дело не подошло к финалу.

   «А ведь и тебя ждет подобная участь, — заметил внутренний голос. — Это существо обладает подлинным могуществом. От него никуда не скрыться. Раз оно желает перебраться отсюда в Америку, значит, так тому и быть. Вампир не отступит от своей цели, а ты будешь вынужден всячески ему содействовать в обмен на так называемое бессмертие. А чего стоит это бессмертие, ты только что лицезрел. Смрадное, жалкое, нечеловеческое существование... Будешь висеть в какой-нибудь вонючей дыре вниз головой наподобие летучей мыши».

   Что же делать? Где выход?

   Неожиданно взгляд Джоника упал на валявшиеся на земле колья. Слишком поспешно вампир отшвырнул их. Неужели опасается?

   Джоник посмотрел в сторону Хозяина. Тот неподвижно, точно паук, застыл, впившись в свою жертву. Всесвятский лишь слабо подергивался — видимо, судороги пробегали по его телу.

   Что ж, была не была!

   Джоник, стараясь двигаться как можно незаметнее, подхватил с земли остро заточенный кол и стал ползком перемещаться в сторону Хозяина. При этом он пристально следил за его поведением. Лицо Хозяина уткнулось в шею Всесвятского. Казалось, оба замерли в противоестественном поцелуе. На передвижения Джоника, похоже, не обращали внимания.

   Так ему удалось заползти вампиру за спину. Нужно было решаться. Сумеет ли он вогнать кол в тело Хозяина? Надо постараться, ведь ничего другого не остается.

   Джоник встал. Куда бить? Наверное, под левую лопатку.

   Еще мгновение он колебался, но вот, собрав последние силы, со всей решимостью воткнул деревяшку в тело вампира. К его изумлению, она вошла в него словно в масло.

   Хозяин издал оглушительный протяжный вопль, перешедший в непрерывный вой. Он отшвырнул безжизненное тело Всесвятского и закрутился на месте, словно раненая собака. Джоник едва успел отскочить.

   Вампир пытался дотянуться до торчащего из спины кола, желая вытащить его, однако это никак ему не удавалось.

   — Зачем!!! — ревел он. — Зачем!!!

   — А затем, — пробормотал себе под нос Джоник. — Чтобы жить людям не мешал.

   Некоторое время Хозяин крутился на одном месте, затем грохнулся наземь. Кол еще глубже вошел в тело, а острый конец показался из груди. Но, странное дело, ни крови, ни какой-либо иной жидкости из раны не лилось. Джонику казалось, будто крошечные фонтанчики пыли поднимаются от тела вампира, хотя, возможно, это была всего лишь игра воспаленного воображения.

   Присутствующее в помещении зеленоватое свечение стало понемногу ослабевать, и только тело вампира еще продолжало слабо светиться.

   — Вытащи, — прерывающимся голосом просил Хозяин, — вытащи... Я сделаю все, что ты пожелаешь, только вытащи...

   Но Джоник только отодвинулся от лежащего. Взгляд его наткнулся на валявшийся под ногами электрический фонарь Всесвятского. Против ожиданий, он работал. Джоник направил луч света на распростертое тело. С ним происходили явственные изменения. Теперь уже не было сомнений, что оно постепенно превращается в прах. Черты лица осыпались, точно были вылеплены из песка. На месте носа образовалась впадина, в такие же впадины превратились глаза. Обнажились сверкающие словно жемчуг зубы, но вот и они на глазах стали мутнеть и разрушаться. Отвалились пальцы на руках, с едва слышным шелестом рассыпались конечности. Наконец провалилась грудная клетка... И вот что удивительно: вампир продолжал цепляться за бытие. Ручейки праха змеились словно живые. Какие-то неясные всхлипы и шорохи носились над тем, что еще несколько минут назад представляло собой грозное, непостижимое существо. Скоро и они исчезли. Деревяшка, превратившая бессмертного Хозяина в кучку праха, упала на землю.

   — Все, — сам себе сказал Джоник, и, вспомнив поговорку, некогда бывшую в ходу на Диком Западе, добавил: — Увидимся в аду, приятель.

   Итак, битва как будто была завершена. Джоник обвел лучом фонаря окружающее пространство. Возле стены, угрюмо склонившись над телом деда, сидел Хасан. Прямо у ног Джоника распростерся Всесвятский. Американец опустился перед ним на колени и посветил фонариком в лицо. Выглядел охотник на вампиров не лучшим образом: глаза закрыты, лицо белей бумаги. Джонику даже показалось, что он мертв.

   — Эй! — позвал американец и потряс Всесвятского за плечо. — Эй, вы в порядке? — Светя фонариком, он вглядывался в лежащего, пытаясь обнаружить хоть малейшие признаки Жизни.

   На шее Всесвятского виднелся явственный след от укуса, из двух ранок продолжала слабо сочиться кровь. Почему-то она никак не запекалась. Джоник взял Всесвятского за запястье, стараясь нащупать пульс. Рука оказалась прямо-таки ледяной, но едва заметное биение как будто прослушивалось.

   — Очнитесь! — в отчаянии крикнул Джоник прямо в ухо Всесвятскому. Вопль возымел действие. Губы лежащего шевельнулись, он вздрогнул и медленно открыл глаза.

   — Какое блаженство... — прошептали обескровленные губы.

   — Что? — не понял Джоник.

   — ...И как быстро все кончилось. Джоник невольно отпрянул.

   — Почему так быстро?

   — О чем вы говорите? Тут произошли ужасные вещи, а вы толкуете о каком-то блаженстве. Или?.. — Джоник вскочил от неожиданного озарения. — Или вы сами стали одним из них?!

   — Похоже на то, — отозвался Всесвятский.

   — Тогда всем нам конец.

   — Возможно, это только начало. Джоник в ужасе попятился.

   — Значит, вы тоже?.. — со страхом произнес он.

   —Очевидно, да. — Всесвятский слабо усмехнулся. — Ас Хозяином что случилось? Где он?

   — Я его... убил.

   — Не ожидал. А со мной вы как поступите? По всем правилам меня полагается уничтожить. Вбить кол, и дело с концом.

   — Да как же...

   — А очень просто. Раз я заразился... Вспомните, как поступали с зачумленными. Их просто сжигали. Да и вообще, я плохо представляю себя в роли вампира... Так что, сделайте одолжение, доведите дело до конца.

   — Я не могу.

   — Не теряйте времени. Поторопитесь, пока превращение еще полностью не произошло.

   Но пока Джоник в замешательстве таращился на лежащего, случилось вот что.

   Дверь в погреб широко распахнулась, и сверху раздался громовой голос:

   — Всем стоять на месте! В случае неподчинения стреляю!

   Джоник изумленно обернулся на звук голоса. Сноп света от мощного фонаря ударил в глаза, и он невольно зажмурился.

   — Вот они где, голубчики, — услышал он вновь. — Спускайтесь сюда, Александр Кириллович. Я же говорил, это банда. Нашли подходящее место для своих контрреволюционных сборищ. Именно подполье — ни больше ни меньше... Так! Кого мы здесь имеем? Ну как же! Наш американский друг, приехавший в СССР помогать строить социализм. Интересно, для чего это он залез в подвал? А это кто у его ног? И данная персона нам знакома: курьер-связник, а возможно, и руководитель нелегального диверсионного центра господин Всесвятский Николай Николаевич. А вы давеча так опрометчиво его отпустили, Александр Кириллович. Нехорошо получается.

   По бетонным ступенькам загрохотали две пары подкованных сапог, и скоро Джоник узрел двух военных в синих энкэвэдэшных гимнастерках, Хотя яркий свет их фонарей продолжал слепить глаза, Джоник сумел различить лица. Обоих товарищей он немного знал, вернее, встречал в городе ранее. Одним из них был начальник НКВД Шахов, а другим — его помощник, совсем молодой парень. Джоник припомнил, что его зовут Васей.

   — Что тут происходит? — строго спросил Шахов, обращаясь к американцу.

   — Да неужели не ясно! — вместо Джоника продолжал вещать Вася. — Собрались контрики для верше-ния своих темных дел.

   — Не мешайте вести допрос, Федоров! — одернул подчиненного Шахов.

   — Я и не мешаю, Александр Кириллович. Но ведь не я же проморгал вредительскую организацию у себя под носом.

   — Поговорим в управлении, — недовольно произнес Шахов.

   — Э, нет... в управлении... Здесь весьма даже подходящее место.

   — Ты что это себе позволяешь?!

   — Потише, Александр Кириллович, потише. Пришло наконец время потолковать по душам.

   — Но место ты выбрал не вполне подходящее. К тому же здесь посторонние.

   — Да какие же посторонние. Все свои. — Вася обвел лучом помещение. — И татарята тут... Нет только... — Он внимательно посветил во все углы. — Да неужели смогли справиться?! Ну, молодцы! Толковые парни эти контрики. Я восхищен! Хочу раскрыть кое-кому глаза на происходящее.

   — И потому притащил в эту дыру?

   — Правильно. Но все по порядку. Ведь я вас обеих: и тебя, и этого субчика, который отдыхает на полу, — Вася указал на Всесвятского, — знаю давным-давно.

   — Мы разве на «ты»? — холодно поинтересовался Шахов.

   — С этой минуты. Ты, наверное, меня не помнишь, да и он тоже, а вот я узнал вас обоих сразу. Напряги память: лето семнадцатого года... Мертвячья балка, хуторок такой в степи... археологи... мальчонка, который постоянно крутился возле вашего лагеря.., Так это я и был!

   — Неужели?! — изумленно спросил Шахов.

   — Не сомневайся, я самый!

   — И это дает тебе право на хамство?

   — Погоди, я еще не кончил. Нужно заметить, в то время я шпионил за вами. Следил, так сказать, за каждым шагом

   — Зачем?

   — О! Это долгая история. Но в двух словах скажу следующее. Хуторок наш не просто обычная деревушка, каких миллионы, а, так сказать, охранный форпост, А стерегли мы... одно некое чудовище. Да вы видели... Помните склеп в степи? Издревле деды-прадеды были к нему приставлены. Кем и когда, уж не знаю. Только многие века назад. Так уж повелось... Всякого постороннего, который поблизости без дела крутился, отслеживали и, если уж очень любопытствовал, убирали с глаз долой. Но в те годы, когда вы объявились, хуторок наш обезлюдел, большинство мужиков на войну угнали, где они и сгинули. Мы же обычные люди, не бессмертные, как эта нежить. Просто приставлены к нему... Короче, вас решили не трогать. Да и нежити пришло время пробуждаться. Нужно заметить, что она иногда кушать хочет. На нашу погибель. Но времена другие настали. Не сидеть же в глухомани, сторожить это чучело. Однако и заветы предков нельзя нарушить. Вот и получилось: судьбы людские, в том числе и моя, накрепко связаны с Хозяином Так у нас эту нежить называли. Однако существовало древнее пророчество. Настанет день, и Хозяин сгинет бесследно, а те, кто ему прислуживал, стража, значит, займут его место, людьми повелевать, карать и миловать будут. Так вот, привезли мы, я и родственничек мой, пьянь-чужка, на «Скорой» работает, его сюда. Мороки натерпелись вдосталь. Хорошо, я оформил его как «спецгруз». Доставили! Ну, думаем, место подходящее. Суета, неразбериха, народишко пришлый туда-сюда болтается. Самое для Хозяина раздолье. А ему, вишь ты, не нравится. Про смердов все говорил. Мол, раб над рабом стоит да рабом погоняет. А рабам он служить не привык. И вот решил он отсюда убраться, да не куда-нибудь, а в Америку! Ничего себе, ближний свет! Но мне-то туда не нужно, мне и в СССР хорошо. А Хозяин все твердит: Америка и Америка. И тут, на мое счастье... или несчастье, объявляется этот Всесвятский. Охотник! Я, правда, не особенно верил в его способности. Но думаю: а почему не попробовать? Может, он сумеет Хозяина уничтожить. УЖ больно мне эта рухлядь надоела. Америку ему подавай! И, вишь ты, как складно все получилось.

   Шахов изумленно слушал странный рассказ. Временами ему казалось: собеседник свихнулся.

   — Ну а меня ты зачем сюда притащил? — поинтересовался он наконец.

   — А затем! Чтобы понял наконец, кто нынче главный. Ты мне поперек дороги стоишь. Если бы эти деятели не справились с Хозяином.. — Вася запнулся.

   — И что тогда? Мне предложил бы с ним сразиться?

   — Куда тебе! Одно слово, интеллигент! Он бы тебя, Хозяин то есть, разок укусил...

   — Да за такие речи...

   — Руки коротки! Ты, дорогой начальничек, и не знаешь, что висишь на волоске. Грешков за тобой много. В Питере входил в окружение Гришки Зиновьева?

   — Что за чушь! Я в охране был...

   — В охране... Знаем мы эту охрану! А здесь? Под носом контрики орудуют. Бывший секретарь горкома, Логидзе этот... Хорошо, вовремя застрелился. А другие? Кругом одни вредители, а он вместо борьбы с ними с девками прохлаждается. Ничего себе чекист! Начальству все известно о твоих художествах.

   — Докладываешь, мерзавец?

   — А как же! Для этого к тебе и приставлен. Так что, милый друг, давай по-хорошему. Или дружим, или тужим. Усек диспозицию?

   Шахов минуту поразмышлял. Похоже, бойкий молодец ловко подставил ему подножку. Однако не все потеряно. Сейчас самое время притвориться побежденным, сделать вид, как будто принял условия его игры, а там видно будет. То, что он раскрыл карты, даже к лучшему.

   — А эти? — Шахов обвел взглядом присутствующих. — С ними что делать?

   — Да ничего. На кой они нам? Да и спрос с них невелик. Татарчонок будет молчать о всем произошедшем. Ведь так, Хасан? Ты же понимаешь, что к чему? Американец? Он тоже лишнего болтать не станет. А то мало ли что может случиться. И не только с ним, а, например, с любимой девушкой. — Вася хохотнул. — Остается только наш друг-охотник. Однако, насколько я понимаю, Хозяин успел его достать. Так, скажем, причастил. Следовательно, он уже не человек. А, Николай Николаевич? Необратимые изменения уже произошли или пока не до конца? Людской облик еще не потерян? Что вы предпочитаете? Легкую смерть или жалкое существование полутрупа?

   — Убейте меня, — холодеющими губами прошептал Всесвятский, но Вася расслышал.

   — Мужественное решение, — заметил он. — Вы всегда мне нравились, Николай Николаевич. Еще с тех далеких времен. Возились, помню, со мной. Грамоте учили... Истинный радетель за судьбы родины, не то что некоторые... Ну что ж, Александр Кириллович, настала твоя очередь.

   — Не понял? — удивился Шахов.

   — Забей кол в грудь своего друга.

   — Это немыслимо!

   — Отчего же? Исполнив этот акт, ты одновременно совершаешь два благих дела: облегчаешь участь близкого тебе человека и одновременно избавляешь общество от мерзкой нежити. Нам не нужны всякого рода исключения из правил. Тем более персонажи из сказок, претендующие на роль властителей душ. Мы сами нынче хозяева.

   — Пожалуйста, Саша, сделай это, — почти в полный голос произнес Всесвятский.

   Товарищ Шахов немного подумал, вздохнул и поднял с земли кол...

   Вот так и закончилась эта весьма странная, невероятная на первый взгляд история. Ознакомившись с ней, дотошный читатель скажет насмешливо: «Враки! Никаких вампиров не существует! Идиотская история!» А иной старожил покумекает малость, почешет плешь и изречет: «Было! Припоминаю. От бабки-покойницы сам лично слышал. Только это шанхайское семейство не Скворцовыми звали, а Воробьевыми, а татар — не Валитовыми, а Халитовыми... А в остальном все правда». И пойдет рассказывать и доказывать...

   Впрочем, автор и сам не уверен наверняка, что вышеописанные события в действительности имели место. Хотя не утверждает он и обратного. Как говорится: за что купил, за то и продаю.

   Но все же несколько слов в продолжение добавить стоит. На следующий день после вышеописанных событий, а точнее, ближе к вечеру, загорелся Шанхай. И вот что интересно. Пожар начался не откуда-нибудь, а именно с дома, в котором проживали старики дядя Костя и Фужеров. Следом вспыхнули и ближайшие времянки. Пока приехали пожарные, сгорело больше половины поселка. При этом погибли люди. Среди пепелища обнаружили несколько обгоревших трупов. Кому конкретно они принадлежали, так и не было установлено. Поговаривали, что пожар не возник случайно, а стал следствием поджога. Но кому и зачем требовалось поджигать Шанхай, опять же выяснить не удалось. Очевидно, за этим стояло желание скрыть некие темные дела. В тот же самый день, правда, еще до начала пожара, схоронили старика Валитова. На похоронах присутствовали только ближайшие родственники.

   А как сложилась дальнейшая судьба главных героев? — обязательно спросит любопытный читатель.

   Товарища Шахова вскорости перевели на новую должность, начальником исправительно-трудовой колонии в Пермской области. Место это по сравнению с Соцгородом вовсе было медвежьим углом, однако Александр Кириллович почему-то не особенно расстроился. Со своей прежней женой он развелся, а женился на местной уроженке, едва умевшей читать и писать, зато замечательной хозяйке, веселой цветущей молодой бабе, родившей вскорости двух пышущих здоровьем близнецов. Апатия и хандра оставили Александра Кирилловича, он почувствовал вкус к жизни, увлекся охотой и рыбалкой, тем паче что окрестные леса и водоемы изобиловали дичью и рыбой. Не реже двух раз в год он посещал культурные центры: Москву и Ленинград, где, что называется, «хапал культурки», то есть посещал театры, музеи и рестораны. Однако жену он всегда оставлял дома, дабы не испортить таежную непосредственность «веяниями цивилизации». Следует добавить, что товарищ Шахов благополучно пережил все чистки, а позже и военное лихолетье. В конце пятидесятых он вышел на пенсию и мирно просуществовал до начала перестроечных процессов. Лишь одна странность, точнее, страстишка сохранилась у товарища Шахова после пребывания в Соцгороде. У себя в лагере он приказал построить башню, наподобие сторожевой вышки, только намного выше, наверху устроил утепленную застекленную площадку, скорее даже маленький домик с печкой. Один толковый инженер из заключенных сконструировал в башне лифт. И Александр Кириллович в любую погоду поднимался на верхотуру и пристально обозревал в бинокль копошащуюся далеко внизу серую массу, потом переводил окуляры дальше на крохотный поселочек при лагере, потом на ближайшую деревеньку и наконец на лмнию горизонта, где за синеющей пеленой хвойного леса ему чудилось нечто громадное, непоколебимое, вечное, охранять которое он поставлен.

   А вот его соратнику по чекистской стезе, ушлому молодцу Васе Федорову, в дальнейшей жизни повезло гораздо меньше. После того как Шахова перевели в таежную глушь, Федоров занял его место, но начальствовал недолго, поскольку в тридцать восьмом году в ходе чисток НКВД был арестован и расстрелян.

   Татарский мальчик Хасан, как и мечтал, выучился на летчика, во время войны воевал в штурмовой авиации, в конце войны был сбит над Кенигсбергом и сгорел в самолете. Одна из улиц нынешнего Соцгорода носит его имя.

   Несколько слов нужно сказать и о Джонике. Американский строитель социализма прожил в Соцгороде еще года три. Он все-таки женился на Ане, у них родилась дочь. Сразу после женитьбы Джоник стал хлопотать о возможности выезда вместе с ним жены и ребенка. Продлилось это довольно долго. Времена наступили и вовсе суровые. Практически все иностранцы уехали из Соцгорода, а на тех, которые еще оставались, взирали с большим подозрением Наконец их выпустили. Вернувшись на родину, Джоник, как и мечтал, уселся писать книгу. Несколько ее страниц он посвятил своим приключениям на Шанхае. В первом же издательстве, куда он обратился, к книге отнеслись с должным вниманием, однако посоветовали выкинуть эпизод с вампиром, поскольку он противоречил основному содержанию. Поразмышляв, благоразумный Джоник так и поступил. Иногда ему и вправду казалось, что все это произошло с ним во сне. Впрочем, вся его жизнь в Соцгороде была похожа на сон.

   Прошло много лет. Сгинул без следа Шанхай. Исчезли землянки и бараки. Там, где бедовали десятки-сотни тысяч несчастных, в лучшем случае остались заросшие бурьяном пустыри. Ветер гоняет по ним шары перекати-поля, тревожно посвистывает в кое-где сохранившихся жалких изгородях. Все великое и страшное в прошлом. Внуки и правнуки ссыльных, вербованных, беглых, раскулаченных плохо представляют, что пришлось испытать их предкам. Да это и мало кого интересует. Каждый стремится прожить свою жизнь «на всю катушку», не оглядываясь на страдания дедов и прадедов.

   На другом берегу реки, как и предсказывал Всесвятский, построили новый большой красивый город с просторными улицами и тенистыми скверами. Казалось бы, откуда взяться на этих прямых как стрела магистралях какой-либо чертовщине? Однако...

   Время от времени, по ночам, во вьюжную зимнюю пору либо в июльский, наполненный тяжелым заводским смрадом зной запоздалые прохожие встречают странную парочку: двух сгорбленных, будто через силу бредущих рядом стариков. Изредка можно услышать и обрывок их разговора:

   — Куманек, а не испить ли нам живительной влаги?..

   — Отчего бы и нет, Константин Георгиевич?.. Отчего бы и нет?